Мы с Пашей жили, как говорят, душа в душу. Пять лет в браке, и всё как-то ладно было, спокойно. Своей квартиры не было, снимали уютную однушку на окраине города, но нам в ней было хорошо. Вечерами он приходил с работы уставший, я встречала его ужином, и мы садились на наш старенький, продавленный диван, смотрели какие-то фильмы или просто болтали. Он обнимал меня за плечи, и я чувствовала себя самой счастливой. Мне казалось, что вот оно — настоящее, простое человеческое счастье. Деньги были, но без излишеств. Я работала администратором в салоне красоты, он — инженером в небольшой компании. Нам хватало на жизнь, на редкие поездки к морю раз в два года и на то, чтобы иногда баловать друг друга какими-то мелочами.
Моя мама умерла давно, а с отцом мы почти не общались. Единственным по-настоящему близким мне родственником была бабушка. Она жила в другом городе, за тысячу километров от нас, и виделись мы нечасто, но созванивались каждую неделю. Она была моей отдушиной, моим компасом. И вот, полгода назад её не стало. Это был удар. Страшный, оглушающий. Я поехала на похороны одна, Паша не смог отпроситься с работы. Я бродила по её опустевшей квартире, вдыхая родной запах пирогов и старых книг, и не могла поверить, что её больше нет. А через месяц позвонил нотариус. Оказалось, бабушка оставила ту самую квартиру мне. Единственной наследнице.
Я долго не знала, что с ней делать. Переезжать в другой город мы с Пашей не планировали, у нас здесь была вся жизнь. После долгих разговоров и бессонных ночей мы приняли решение квартиру продать. Сумма получилась огромная. Я никогда в жизни не держала в руках таких денег. Когда они поступили на мой счёт, у меня голова кружилась. Наконец-то мы купим своё жильё. Большое, светлое. Может, даже с отдельной комнатой для будущего ребёнка. Я уже представляла, как мы будем выбирать обои, как расставим мебель. Паша радовался вместе со мной. Он целовал меня, кружил по нашей крохотной кухоньке и говорил, что теперь у нас начнется новая, настоящая жизнь.
С его матерью, Светланой Петровной, у меня всегда были ровные, даже прохладные отношения. Она жила одна в своей двухкомнатной квартире, доставшейся ей от родителей. Женщина она была специфическая: вечно вздыхающая, с тихим, елейным голоском, который мог вывести из себя кого угодно. Она никогда не говорила ничего плохого прямо, но умела так построить фразу, что ты чувствовал себя виноватым буквально во всём: и в том, что суп недостаточно горячий, и в том, что погода на улице плохая. Паша к её манерам привык и просто не обращал внимания, а я каждый раз внутренне сжималась. Когда она узнала о моём наследстве, то долго причитала по телефону, как жаль мою бабушку, какая это трагедия, но в её голосе я не услышала ни капли искреннего сочувствия. Только плохо скрываемое любопытство.
Тот день начался как обычно. Я проснулась, приготовила завтрак, проводила Пашу на работу. В голове крутились планы. Я уже присмотрела несколько вариантов квартир в хорошем районе, недалеко от парка. Хотела вечером показать их мужу. Около полудня раздался звонок. На экране высветилось «Светлана Петровна». Я вздохнула и ответила.
— Анечка, деточка, здравствуй, — пропел её медовый голос. — Не отвлекаю тебя от твоих важных дел?
— Здравствуйте, Светлана Петровна. Нет, не отвлекаете. Что-то случилось?
— Да что у меня может случиться, милая. Старость да болячки. Я вот сижу, смотрю в окно, а там птички летают, солнышко светит. И думаю… Вот ты у нас теперь девушка состоятельная стала. Богатая невеста, — она хихикнула, и от этого смешка у меня по спине пробежал холодок.
Я молчала, не зная, что ответить.
— Не молчи, деточка. Радоваться надо. Деньги — это же возможности. Вот я и подумала… Ты ведь всё равно себе большую квартиру покупать будешь, новую. А у меня-то моя хрущёвка старенькая совсем, трубы гудят, с крыши течёт. Я ведь одна, как перст. Никто не поможет, не пожалеет.
Она сделала драматическую паузу. Я уже чувствовала, к чему она клонит, и внутри всё сжалось в тугой, ледяной комок.
— Разбогатела, значит, пора и поделиться! Может, подаришь бедной старушке квартирку? — пропела она так сладко, будто предлагала мне чашечку чая. — Ну, не хоромы царские, конечно. Однушечку какую-нибудь, скромную. Чтобы я свой век в тепле и уюте дожила. Тебе ведь это теперь как семечки щелкать, правда?
Я замерла, держа трубку у уха. Воздух застрял в лёгких. Она что, серьёзно? Подарить? Квартиру? Человеку, у которого уже есть своё жильё? Это было настолько абсурдно, настолько нагло, что я даже не нашлась, что сказать. Я просто молча слушала её щебетание о том, как она будет за меня молиться, и как это будет по-божески — помочь ближнему. В тот момент я ещё не знала, что этот звонок был не просто наглой просьбой. Это был первый выстрел в войне, о которой я даже не подозревала.
— Нет, Светлана Петровна, я не могу этого сделать, — наконец выдавила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Эти деньги от моей бабушки. Мы с Пашей планируем купить на них наше общее жильё.
На том конце провода на секунду повисла оглушительная тишина. Медовый голосок исчез, сменившись ледяным тоном.
— Понятно, — отрезала она. — Я так и думала. Ну что ж, дело твоё. Не буду мешать.
И она повесила трубку.
Я сидела на диване, и меня колотило. Наглость какая! Просто запредельная наглость! Вечером я всё рассказала Паше. Он нахмурился, потёр переносицу и вздохнул.
— Ань, ну ты же знаешь маму. Она иногда такое скажет… не подумав. Не бери в голову. Она старый человек, ей кажется, что все ей должны.
— Паша, она попросила подарить ей квартиру! Это не «сказала не подумав»! Это… это что-то невероятное!
— Я поговорю с ней, — пообещал он и обнял меня. — Не переживай, ладно? Это наши деньги, и мы потратим их так, как решим сами.
Его слова меня немного успокоили. Я поверила ему. Он на моей стороне. Это главное. Но на следующий день начался тихий ад. Светлана Петровна не звонила мне. Она звонила Паше. Каждый день. После этих разговоров он становился мрачным и раздражительным.
— Мама опять жаловалась? — осторожно спрашивала я.
— Да так, как обычно, — отмахивался он. — Давление скачет, в поликлинике нахамили, соседи шумят. Не обращай внимания.
Но я видела, что дело не только в этом. Он стал каким-то другим. В его взгляде появилась… оценка? Будто он смотрел на меня и что-то взвешивал. Раньше мы обсуждали покупку квартиры с воодушевлением, а теперь, когда я открывала сайты с недвижимостью, он отстранённо кивал или говорил, что устал.
— Паш, посмотри, какой вариант! И парк рядом, и метро.
— Угу, неплохо, — отвечал он, не отрываясь от телефона. — Только район так себе. И планировка дурацкая.
Раньше бы он подскочил, начал бы вместе со мной изучать фотографии, а сейчас… холод. Стена.
Через неделю Светлана Петровна нагрянула к нам в гости. Без предупреждения, конечно же. С пирогом. Вся такая милая, заботливая.
— Решила вас, деточек, проведать, — щебетала она, проходя на кухню. — Анечка, что-то ты похудела вся, бледненькая. Переживаешь, наверное? Деньги — это ведь не только радость, но и большая ответственность.
Она села за стол, отрезала кусок пирога и посмотрела на меня своими выцветшими глазами.
— Вот у Инночки моей, дочки, всё хорошо. Муж работящий, двое деток. Крутятся, конечно, но всё сами. А есть люди, которым вот так — раз! — и счастье с неба падает. Главное, суметь им правильно распорядиться. Не стать жадным, эгоистичным. Помнишь, Анечка, как в Библии сказано? Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко…
Паша вошёл на кухню и прервал её.
— Мам, ну хватит. Мы же договаривались.
— А я что? Я ничего! — всплеснула руками Светлана Петровна. — Я просто рассуждаю. О жизни. Анечка ведь у нас девушка умная, она всё понимает. Она понимает, что семья — это главное. И что маму мужа надо уважать и почитать. Особенно когда она одна-одинёшенька.
Весь вечер она вела такие разговоры. О том, как ей тяжело, как всё дорого, как протекла труба в ванной, и мастер взял три тысячи просто за то, чтобы посмотреть. Каждое её слово было пропитано ядом и упрёком. Я молчала, сжимая под столом кулаки. Паша пытался сменить тему, но она упорно возвращалась к своему. Когда она ушла, я взорвалась.
— Паша, это невыносимо! Она буквально издевается надо мной! Ты обещал поговорить с ней!
— Аня, я говорил! Что я могу сделать? Привязать её к стулу? Она такая, какая есть! Может, она в чём-то и права? Ну, не квартиру, конечно, но помочь ей с ремонтом мы же можем. У тебя теперь столько денег.
У тебя. Он сказал «у тебя», а не «у нас». Это прозвучало как пощёчина.
— Мои деньги — это деньги на нашу квартиру, Паша! На наше будущее! Почему я должна оплачивать её прихоти? У неё есть своя квартира, есть пенсия, есть дочь Инна, в конце концов!
— При чём тут Инна? У них ипотека и двое детей! А у тебя… — он осёкся, но я поняла, что он хотел сказать. А у тебя деньги с неба упали.
С того дня трещина между нами стала расти. Он всё больше времени проводил, уткнувшись в телефон, с кем-то переписываясь. Когда я подходила, быстро гасил экран. Стал задерживаться на работе, ссылаясь на срочные проекты. Наши вечера на диване прекратились. В квартире поселилась звенящая тишина, наполненная недомолвками и обидами.
Я чувствовала себя в ловушке. Может, я и правда жадная? Может, нужно было дать ей денег на этот ремонт, и всё бы прекратилось? Но что-то внутри меня протестовало. Это была не просьба о помощи. Это было вымогательство, прикрытое фальшивой заботой. Я понимала: уступи я один раз, и этому не будет конца. Сегодня ремонт, завтра дача, послезавтра машина для Инны.
Однажды я вернулась домой пораньше. Пашина машина стояла у подъезда, но в квартире его не было. Я позвонила ему.
— Алло? Ань, привет. Я тут это… на совещании, задерживаюсь, — раздался его напряжённый голос. На фоне я услышала громкий женский смех.
— Паша, где ты? Твоя машина под окном.
В трубке повисла пауза.
— А… да? Странно. Я на служебной уехал. Наверное, забыл тебе сказать. Ладно, давай, мне некогда.
Он бросил трубку. А я стояла посреди комнаты, и земля уходила у меня из-под ног. Он врал. Нагло, тупо, глядя мне в глаза, хоть и по телефону. Но где он? И с кем? Я выглянула в окно. И увидела его. Он выходил из соседнего подъезда. Не один. Рядом с ним шла его сестра Инна. Они о чём-то оживлённо спорили, жестикулируя. Потом сели в его машину и уехали.
Что они делали в соседнем подъезде? Почему он мне соврал? Внутри всё похолодело. Я вспомнила, что в том подъезде сдавали квартиры посуточно. Нет. Не может быть. Это бред. Но червячок сомнения уже вгрызался в мозг. Я пыталась отогнать дурные мысли, но они возвращались снова и снова. Что происходит? Что они скрывают от меня? Паша вернулся поздно вечером, как ни в чём не бывало. Я не стала ничего говорить. Я решила подождать. И посмотреть, что будет дальше. Я чувствовала, что приближаюсь к какой-то страшной разгадке.
Я решила действовать сама. Хватит ждать у моря погоды и советоваться с человеком, который смотрит на меня как на ходячий кошелёк. Я нашла квартиру своей мечты. Трёхкомнатная, светлая, с большими окнами, выходящими на сквер. Идеальная. Я договорилась с риелтором, съездила на просмотр одна и поняла — это она. Моя. Наша. Вечером я приготовила праздничный ужин, надела красивое платье и решила объявить Паше о своём решении. Я думала, что, поставив его перед фактом, я смогу растопить этот лёд между нами.
— Паша, я нашла её, — сказала я, когда мы сели за стол. — Квартиру. Она идеальная. Я уже внесла залог.
Я ожидала чего угодно: удивления, радости, может быть, даже лёгкого недовольства, что я решила всё без него. Но я не ожидала того, что увидела. Он побледнел. Вилка выпала из его рук и со звоном ударилась о тарелку. На его лице был не просто испуг. Это был животный ужас.
— Какой залог? — прошептал он пересохшими губами. — Ты… ты уже потратила деньги?
— Ну, не все, конечно. Только залог, сто тысяч. Но это невозвратная сумма, если мы передумаем. А почему ты так реагируешь? Ты не рад?
— Ты не должна была этого делать! — почти закричал он, вскакивая из-за стола. — Ты не имела права!
Не имела права? Распоряжаться своими собственными деньгами? В этот момент маска благоразумного мужа, попавшего в сложную ситуацию, слетела с него окончательно. Передо мной стоял чужой, злой, напуганный человек.
— Что происходит, Паша? Объясни мне немедленно!
— Я… я всё объясню. Только позже. Надо всё отменить! Срочно! Мы потеряем сто тысяч!
— Да плевать на эти сто тысяч! Что происходит?!
Он не ответил. Схватил телефон и выбежал на балкон. Я слышала его сдавленный, срывающийся шёпот: «Мама, она всё сделала! Она внесла залог! Что нам теперь делать?».
И тут меня накрыло. Как холодной волной. Вся мозаика сложилась в единую, уродливую картину. Его ложь, его отстранённость, паника… Дело было не просто в квартире для свекрови. Дело было в чём-то гораздо большем. Я подошла к его ноутбуку, который он по неосторожности оставил открытым на кухонном столе. В истории браузера последними были открыты какие-то форумы инвесторов, сайты с котировками и одна ссылка… на сайт юридической компании, специализирующейся на банкротстве.
На следующий день я сказала, что уезжаю к подруге на дачу. Собрала небольшую сумку, поцеловала его в щёку и ушла. Но ни к какой подруге я не поехала. Я сняла номер в гостинице напротив нашего дома. А днём, когда он ушёл на работу, я вернулась в нашу квартиру. У меня был свой ключ. Мне нужно было найти доказательства. Я чувствовала себя героиней дешёвого детектива, но остановиться уже не могла. Я перерыла всё. Его ящики стола, коробки на антресолях. И я нашла. В старом чемодане, под кипой ненужных бумаг, лежала папка. На ней было написано «Бизнес-проект „Горизонт“».
Я открыла её дрожащими руками. Внутри были договор, какие-то графики, презентации. И я всё поняла. Около года назад Паша вместе со своей матерью и сестрой вложился в какой-то мутный строительный проект. Светлана Петровна продала свою дачу, Инна — взяла огромный потребительский заем. Они вложили все деньги, несколько миллионов, в надежде быстро их приумножить. Но проект прогорел. Компания-застройщик объявила себя банкротом. Они потеряли всё. И случилось это как раз за пару месяцев до того, как я получила наследство. Мои деньги были для них не приятным бонусом. Они были их единственным спасательным кругом. Они собирались заткнуть ими свои финансовые дыры. А просьба о квартире для свекрови была лишь пробным шаром, началом большой аферы по выкачиванию из меня всех средств.
Я сидела на полу посреди комнаты, окружённая разбросанными бумагами, и не плакала. Внутри была звенящая пустота. Человек, с которым я прожила пять лет, которого любила, оказался лжецом, мошенником. Вся наша жизнь, все его слова о любви, вся его нежность — всё было ложью. Всё это время он смотрел на меня и видел только мешок с деньгами.
Вечером я вернулась в гостиницу. А на следующее утро позвонила ему и сказала, что жду его, его мать и сестру у нас дома. Через час. Для серьёзного разговора.
Они пришли все вместе. Как на казнь. Паша был бледный, с бегающими глазами. Светлана Петровна пыталась нацепить свою обычную маску страдающей добродетели, но получалось плохо — уголки губ нервно подрагивали. Инна смотрела на меня с вызовом, скрестив руки на груди. Я сидела в кресле. На журнальном столике перед ними лежала та самая папка.
— Я всё знаю, — сказала я тихо, но мой голос прозвучал в мёртвой тишине комнаты как выстрел. — Про «Горизонт». Про дачу. Про всё.
Светлана Петровна ахнула и прижала руку к сердцу. Паша опустил голову. Только Инна продолжала сверлить меня взглядом.
— И что? — наконец, спросила она. — Что теперь? Будешь нас судить?
— Я хочу понять одно, — я посмотрела прямо на Пашу. — Твоя любовь ко мне… она тоже была частью этого бизнес-плана?
Он молчал.
И тут слово взяла Светлана Петровна. Вся её елейность испарилась без следа. Передо мной сидела злобная, сварливая женщина с холодными, колючими глазами.
— А чего ты хотела? — прошипела она. — Думала, в сказку попала? Мой сын из-за тебя чуть в петлю не полез! Мы всё ради будущего семьи делали, хотели подняться, а ты… Тебе деньги с неба свалились, а ты за них трясёшься, как Кощей над златом! У тебя совесть есть? Ты должна была помочь! Ты — его жена! Ты — часть семьи!
— Часть семьи? — я горько усмехнулась. — Вы меня никогда частью семьи не считали. Я была для вас просто… ресурсом. Удобным, бесплатным приложением к вашему сыну. А когда у меня появились деньги, я стала решением ваших проблем.
— Хватит! — вдруг взорвался Паша. — Да, это правда! Да, мы всё потеряли! Я хотел тебе рассказать, но не знал, как! Я боялся! Я люблю тебя, Аня!
— Любишь? — я посмотрела на него, и во мне не было уже ни боли, ни обиды. Только холодное, отстранённое любопытство. — Ты врал мне каждый день. Ты позволял своей матери унижать меня. Ты вместе с ними планировал, как вытянуть из меня все деньги, до копейки. Это ты называешь любовью?
В разговор снова встряла Инна.
— А чего ты ждала? Он маме всегда помогать будет! А ты — чужая! Ты никогда нашей не была и не будешь! Пришла тут, богачка! — её лицо исказилось от злобы.
И эта фраза стала для меня последней каплей. Чужая. Вот оно, ключевое слово. Всё это время я пыталась быть хорошей женой, хорошей невесткой. А для них я всегда была чужой.
— Вон, — сказала я тихо, но твёрдо. — Убирайтесь из моей квартиры.
— Это и моя квартира тоже! — взвился Паша. — Мы тут пять лет прожили!
— Эта квартира съёмная, и договор оформлен на меня. Через час вас здесь быть не должно. Вещи свои заберёте позже, когда я скажу. Вон.
Они ещё что-то кричали. Светлана Петровна грозилась карами небесными, Инна сыпала оскорблениями, Паша умолял меня одуматься. Я не слушала. Я просто сидела и ждала, когда они уйдут. Когда за ними, наконец, захлопнулась дверь, я встала, подошла к окну и глубоко вздохнула. Впервые за много месяцев я дышала свободно.
Я подала на развод. Паша не спорил, молча подписал все бумаги. Через несколько недель он приехал за вещами. Я не стала с ним разговаривать, просто оставила коробки у двери и уехала. Больше я его не видела. Ни его, ни его семью. Я заблокировала их номера везде, где только можно. Первое время было тяжело. Пусто. Я приходила в нашу, а теперь только мою съёмную квартиру, и тишина давила на меня. Я привыкла, что он рядом. Даже его молчаливое, напряжённое присутствие в последние месяцы было чем-то… привычным.
А потом пустота начала заполняться. Но не тоской, а спокойствием. Я поняла, что деньги, которые принесли мне столько боли, на самом деле меня спасли. Они, как лакмусовая бумажка, проявили всё то, что было скрыто под слоем фальшивых улыбок и нежных слов. Если бы не это наследство, я бы так и продолжала жить во лжи, рядом с чужим человеком, который в любой момент был готов меня предать.
Сделку по той квартире, из-за которой всё вскрылось, я, конечно, отменила. Потеряла сто тысяч, но это была самая выгодная трата в моей жизни. Я купила себе свободу за эти деньги. Ещё через пару месяцев я нашла другую квартиру. Поменьше, двухкомнатную. Только для себя. Переехала. Сама собирала мебель, вешала шторы, расставляла по полкам свои любимые книги. И каждый день, приходя домой, я чувствовала не пустоту, а покой.
Иногда я думаю о них. Что с ними стало? Смогли ли они выбраться из своей долговой ямы? Мне не жаль их. И я не желаю им зла. Мне просто… всё равно. Они — пройденный этап. Перевёрнутая, вырванная из книги жизни страница. Моя бабушка, сама того не зная, оставила мне в наследство не просто квартиру и деньги. Она оставила мне правду. Горькую, болезненную, но очищающую. Она дала мне шанс начать всё с чистого листа. И я этот шанс не упущу.
Моя новая квартира залита солнцем. За окном шелестят деревья, смеются дети на площадке. Я завариваю себе чай, сажусь в уютное кресло у окна и смотрю на небо. И впервые за долгое время я чувствую, что всё на своих местах. Я дома.