— Тебе плохо? Ты болеешь? Ничего страшного, у мамы юбилей, иди готовь! — сказал муж, словно речь шла о пустяке.
Марина стояла на кухне, опершись обеими руками о край раковины. Градусник показывал 38,4. Голова будто наливалась свинцом, в ушах звенело. Но слова Олега резали по-живому.
Из комнаты донёсся крик:
— Марина! Ну ты где там ходишь? — голос Валентины Петровны звучал натужно и раздражённо, как будто она умирала, хотя всего час назад успела выругаться на новости по телевизору, выгнать кота с кресла и придирчиво пересчитать ложки в ящике. — У меня давление скачет! Я ж просила — гречку без соли, а ты опять пересолила!
Марина зажмурилась. Казалось, что пол уходит из-под ног. Но она достала из холодильника салаты и поставила их на стол. От резкого движения её качнуло, пришлось схватиться за табуретку. Руки тряслись, словно она не спала несколько суток.
— Марин, — недовольно сказал Олег из кресла, даже не поднимая глаз от телефона, — а торт ты купила? Мы ж договаривались.
— Нет, Олег, — голос Марины дрожал от усталости, — мы не договаривались. Ты просто скинул адрес и написал: "по пути купи".
— Ну а разве это не то же самое? — лениво пожал он плечами.
Она посмотрела на него и вдруг отчётливо услышала внутри: всё всегда делает она. Сколько лет подряд — готовка, врачи, лекарства, уборка, забота о его матери. Всегда она.
— А салфетки? Где салфетки? — снова заорала свекровь из комнаты. — И шаль мою подайте! Я в ней всегда фотографируюсь!
Марина глубоко вдохнула. Ноги дрожали. Злость и слабость переплелись. И в голове впервые прозвучала мысль: "Зачем я здесь?"
—————————————————————————————————————
Извините, что отвлекаю. Но... В моём канале Еда без повода в начали выходить новые рецепты. Подпишись чтобы не пропустить!
—————————————————————————————————————
Решение
Они поженились восемь лет назад. Тогда Марине казалось, что с Олегом у неё будет спокойная жизнь. После бурных романов он выглядел надёжным и мягким: не пил, не грубил, говорил, что она "как свет в его жизни". А его мать сначала встречала её как родную: "Доченька, заходи, чувствуй себя дома".
Но со временем всё изменилось. Сначала — мелочи: "Марин, сходи в аптеку, мне тяжело". Потом — привычное: "Ты же женщина, тебе легче". А Олег молча уходил от конфликтов. Он никогда не ссорился с матерью, просто оставлял Марину один на один с её требованиями.
Сегодня, глядя на накрытый стол, Марина почувствовала, что больше не может.
— Олег, ты мог бы хоть чай маме налить? — тихо сказала она, с трудом сдерживая дрожь.
— Я? Ну ты ж всё уже накрыла. Я думал, ты всё сделаешь, как всегда, — ответил он буднично, будто это было само собой разумеющимся.
— Как всегда… — повторила Марина.
Эти два слова вдруг прозвучали как приговор. Как всегда — значит, бесконечно. Значит, навсегда.
Она медленно сняла фартук, аккуратно сложила его и повесила на крючок. Потом подошла к шкафу и достала сумку, собранную ещё вчера: паспорт, деньги, смена одежды. Будто заранее знала.
— Марина! — вскрикнула Валентина Петровна, увидев её в прихожей. — Ты что, с ума сошла? У меня юбилей!
— Куда ты? — растерянно спросил Олег, вскакивая с кресла.
Марина посмотрела на них обоих. Спокойно. Уставшими глазами. Без слёз, без крика.
— Я ухожу.
Она открыла дверь и шагнула в подъезд. И впервые за долгие годы почувствовала — мир не рухнул. Наоборот. Будто огромный груз тихо соскользнул с её плеч.
Первые шаги
На улице было прохладно, пахло листвой и бензином. Марина шла по ступенькам медленно, в тапках, даже не вспомнила, что нужно переобуться. Сумка висела на руке тяжёлым якорем, но внутри вдруг стало легче.
Она дошла до остановки и села на скамейку. Голова гудела, температура не спадала, но впервые за долгое время она просто сидела. Не чтобы ждать свекровь из поликлиники. Не чтобы ловить мужа с работы. А просто — сидела.
Телефон завибрировал. Сообщение от Олега:
Ты серьёзно ушла? А как же мама? Как же мы? Позорище…
Марина выключила звук и убрала телефон в сумку. Никаких сил отвечать. Никаких слов. Всё уже было сказано тысячу раз.
Она встала и пошла пешком, сама не зная куда. Ноги привели её в знакомый район — неподалёку от старой больницы, где она начинала работать. Там был небольшой парк и тихое кафе с запахом корицы и пирогов.
— Здравствуйте, — сказала она девушке за стойкой. — Можно… пирог и кофе. И… можно у вас посидеть немного?
— Конечно, — улыбнулась официантка. — У нас никто не торопит.
Марина села у окна. На улице играли дети, пожилая пара делила кусок штруделя, кто-то листал книгу. А внутри — тишина. Настоящая. Ни звонков, ни криков, ни вечных требований.
Она сделала глоток кофе. Горячая горечь обожгла горло, и впервые за долгие годы захотелось плакать. Но слёз не было. Всё уже выплакала.
А в это время дома Валентина Петровна стучала ложкой по столу:
— Неблагодарная! В день моего юбилея такое устроить! Позор! Позор!
Олег только пытался звонить, набирал сообщения:
Ты перегибаешь! Надо поговорить! Вернись, всё обсудим!
Но Марина не собиралась ничего обсуждать.
Свобода
К вечеру Марина сняла номер в дешёвой гостинице недалеко от вокзала. Простая комната: одна кровать, маленькая тумбочка, занавеска с пятном кофе. Но именно эта простота казалась ей роскошью. Никто ничего не требовал.
Она скинула сумку на пол и устало села на кровать. На лице появилась улыбка — странная, чуть дрожащая. То ли от усталости, то ли от неожиданной свободы.
Неожиданно постучали.
— Кто там? — спросила Марина настороженно.
— Доставка. Вам из "Сладкоежки". Торт и записка, — ответил мужской голос.
Молодой курьер протянул коробку.
— Оплачено. Вот, держите.
На коробке лежал листок:
Марина. Прости. Я не знал, что тебе настолько тяжело. Мама кричит, звонит, ругается. Но я думаю, ты права. Возвращайся, пожалуйста. Я всё понял. Всё изменим. Обещаю. — Олег.
Марина села на край кровати, поставив коробку на колени. Запах ванили и крема напомнил ей ночи у плиты, когда с температурой она готовила для чужого праздника.
— Всё понял… — тихо произнесла она. — Сколько раз я это слышала?
Слёзы подступили к глазам, но Марина сдержалась. Вместо этого она достала лист бумаги и написала:
Я ухожу по-настоящему. Не злись. Мне больше нечего отдавать. Береги маму. У тебя получится. Я в тебя верю.
Записку она положила в пустую коробку из-под торта. И отнесла её вниз, на ресепшен.
— Когда за мной придёт мужчина — отдайте ему, пожалуйста. Но только если спросит, — сказала она девушке за стойкой.
— Хорошо, — удивлённо кивнула та.
А сама Марина вышла в вечерний воздух. В груди всё ещё пульсировала боль, но вместе с ней появилось новое чувство. Свобода.
Новая жизнь
Прошло три недели.
Марина теперь жила в доме у пожилой женщины на окраине города. Старый сад, яблони, скрипучие ступеньки и толстая полосатая кошка, которая требовательно садилась на колени. Здесь всё было чужое — запахи, мебель, даже вид из окна. Но именно это и было спасением. Никто ничего не требовал, никто не звонил по десять раз, никто не обижался, если она просто сидела и молчала.
— Марина, чайку? — спрашивала хозяйка, ставя на стол фарфоровый заварник.
— Спасибо, давайте, — улыбалась Марина.
Она много спала. Иногда — по двенадцать часов подряд. Врач сказала:
— У вас истощение. Невроз. Вы себя загнали. Вам нужен отдых, лучше — санаторий.
Марина усмехнулась.
— Санаторий — это для Валентины Петровны. А я справлюсь сама.
Она начинала чувствовать жизнь заново. Пекла с хозяйкой пироги, поливала цветы, слушала, как кошка урчит по вечерам. А ещё — писала в блокноте, который когда-то купила "на всякий случай". Там теперь появлялись строки: воспоминания, обиды, несбывшиеся мечты. И вдруг она поняла: внутри у неё целый мир, который долгие годы был заперт.
Олег продолжал писать. Сообщения приходили одно за другим:
Ты права, я был слабым. Прости.
Без тебя пусто. Мама всё равно недовольна всем. Я не справляюсь.
Давай попробуем заново? Снимем квартиру, заживём отдельно. Ради нас.
Марина не отвечала. Даже не удаляла. Пусть лежат. Как памятник тому, что было.
Однажды она пошла в магазин и увидела Олега. Он стоял у полки с продуктами, растерянный, с помятой рубашкой и усталым взглядом. Марина быстро свернула к молочным продуктам. Не от страха — от понимания: если заговорит, то снова начнёт жалеть, слушать, втягиваться.
Дома она заплакала. Но это были другие слёзы — не от боли, а от сожаления. Да, она любила его. Просто не могла больше жить за двоих.
Вечером они сидели с хозяйкой на крыльце. Кошка лениво растянулась у ног.
— Знаешь, Марина, — сказала старушка, — у тебя спина такая… будто многое выдержала. Но теперь хватит. Пусть кто-нибудь другой тянет.
Марина усмехнулась:
— Да. Пусть.
И впервые добавила:
— И пусть тот, кто должен.
Возвращение к себе
В день, когда у неё окончательно прошёл кашель и перестала болеть спина, Марина подошла к зеркалу. В отражении — круги под глазами, бледные щеки. Но взгляд… живой. Такой, каким она себя давно не видела.
Она собрала волосы в хвост, надела простое платье и старые серьги, которые всё это время лежали без дела. И поехала в центр — на собеседование в новую клинику.
Менеджер внимательно посмотрел её резюме:
— У вас хороший опыт. Но почему вы ушли с прошлого места?
Марина немного помолчала, потом спокойно сказала:
— Я слишком долго заботилась о других. Теперь хочу делать это профессионально, а не за счёт себя.
— Звучит мудро, — улыбнулся он.
Когда она вышла из офиса, в груди было легко. Она чувствовала: да, это шаг к новой жизни.
На вокзале Марина купила билет в соседний город. Просто так, на выходные. Без звонков, без объяснений, без "ты должна". Просто потому что могла.
Села в поезд. Рядом девочка с книгой и мятой розой в руках — видно, день рождения. Марина улыбнулась.
Когда-то она считала, что юбилеи — самое важное. Теперь знала: важнее быть живой. Настоящей.
Она посмотрела в окно. Мимо проплывали деревья и поля. Жизнь не остановилась. Она просто наконец стала её.
Хотите больше эмоций? Окунитесь в наши другие рассказы!