Иногда мне кажется, что всё хорошее в моей жизни случилось где-то в параллельной реальности. Вот, допустим, тот дом - огромный, с запахом пирогов и накрахмаленных занавесок, где однажды на пороге меня ждали неуклюжий
термос чая и заботливая рука. Не моя рука. И не мои пироги - но, честно, впервые в жизни мне было всё равно: главное, что я кому-то нужен. Просто нужен.
Иди, Артём, картошку помоги начистить!
Сейчас, тётя Лена, только куртку повешу.
Эту фразу могу прокручивать в памяти до бесконечности. Вот
бы можно было в жизни так: отмотать назад, остановить самый счастливый кадр, зависнуть в нём, как мухе в янтаре... Но ничего не вернуть. Уже год с тех пор, а я всё стою невидимкой около той кухни - у окна, будто в ожидании сигнала: "Артём, давай, к столу!"
Но никто не зовёт.
После расставания жизнь прошла через меня, как ураган -
безжалостно и шумно, а потом... стихла, и стало так тихо, что даже дыхание свое
стал бояться слушать. Вокруг - пустота. Друзья? Да какие там друзья - как песок
сквозь пальцы утекли. Работа осталась; еще учёба, усталость, суета. Всё это
забирает силы, а на выходе - ноль.
Порой мне говорят - да ладно, всё нормально, переживёшь.
Но я внутри будто и не живой вовсе. Пью какие-то таблетки для спокойствия,
походил даже на терапию... Врач говорит: "Ты полностью в порядке". Ну да,
конечно! Порядку бы моему чуждые мысли отбросить, да вот ни как.
В нынешних отношениях всё как-то... так пусто, что звон стоит
в груди. Вроде тянемся друг к другу на автомате, временами обижаемся, обвиняем.
А про себя думаю: либо она действительно живёт где-то в 1940-х, либо я просто
не создан для человеческой жизни. Нет у меня этой жилки - быть нужным, быть
любимым, быть собой.
Почему меня так манила её семья? Не сама девушка больше
всего, а именно дом, громкие разговоры за столом, простая доброта:
Артём, ну покушай ещё.
И эти слова были - как крылышки за спиной. Смешно, да.
Теперь - поздно. Теперь всё на автопилоте: работа - дом, дом
учёба, учёба - пустота. Иногда нахлынет: всё, пошёл бы грузчиком на Север,
кабы только не думать.
А иногда... ну, сами понимаете, мысли приходят чёрные. Не для жалости
рассказываю. Просто чтобы было правда.
В коллективе - чужой. Разговариваю - слова будто впустую.
Девушкам неинтересно: два-три дня общаться - словно батарейка села.
Наверное, я перестал верить в себя. Не то чтобы надеюсь
вдруг проснуться утром в весёлой компании друзей (откуда бы им взяться?), нет.
Просто хочется... опять быть нужным. Хоть кому-то. Или хотя бы самому себе.
Знаете, бывает такое утро - солнце скользит по шторам, а ты
чувствуешь только сырость в душе. Не холодную даже, а тягучую, как густая роса на траве после грозы. Одеваюсь по привычке: серый свитер, джинсы - всё будто сошло со страниц какого-то неинтересного рассказа.
Выхожу на улицу, а вокруг - люди, лица, потоки машин... И ни
один взгляд не зацепится. Смешно признаться: я будто невидимка. Не в плохом,
супергеройском смысле, а - как в том сне, когда кричишь, машешь руками, но
никому не слышно и не важно.
Артём, ты такой серьёзный, всё держишь в себе! - как-то
сказала коллега у кулера.
Я промолчал. Про какие "в себе" - если там, внутри, только сквозняк и отголоски
когда-то понятного смысла?
Работу свою делаю механически. Всё по плану: смета, отчёт,
проверка, снова отчёт. Возвращаюсь домой - тишина, как в музее после закрытия.
Иногда сам с собой разговариваю. Может, уйти бы к кому-нибудь на вечерок? Но номер стереть проще, чем набрать.
Не подумайте: я не жалуюсь на судьбу или родителей-призраков, которых не было. Просто иногда жизнь - это такое болото, где каждый шаг засасывает. Привыкаешь жить на автопилоте, привыкаешь бояться проявлять чувства.
Вечером думаешь, что если бы не кредит за старую машину -
собрал бы рюкзак, да уехал бы хоть куда, хоть рис собирать на Дальний Восток.
От этой безнадёжной мечты становится почему-то легче.
В комнате, кроме телевизора, ни одной живой души. Ставлю
чайник - привычно, по-стариковски. Вспоминается уют той кухни, где всё было
по-домашнему, тепло. Там был какой-то смысл - хотя бы ради нарезающего хлеба и весёлой болтовни.
И не покидает чувство, будто чужая жизнь была мне примерена
как шерстяной свитер из соседского шкафа: немного не по размеру, немного
чужой запах, но что-то родное. Пока греет свет чужого окна, будто бы ещё можно согреться... А как остался один - сразу окоченел изнутри.
В соцсетях мелькают знакомые: кто-то с детьми, кто-то на
фотках с коллегами, кто-то в гости друг к другу ездит. Изредка заходит в личку
бывшая - какое-нибудь поздравление по делу, да и всё. Смахиваю переписку -
больно смотреть. Но, знаете, не от тоски, а от того, что больше не мой этот
праздник жизни, на чужих кухнях сидеть мне не положено.
Учёба? Тоже стала как фон. Записываешь лекции, смотришь на
преподавателя, что-то печатаешь, отвечаешь - а сам за стеклом. Даже успехи
стали казаться фейковыми - кому вообще нужно моё высшее образование? Родителям?
Нет их. Своей будущей семье? Где она, эта семья?..
Пытаюсь иногда что-то менять: хожу утром на пробежку, читаю
книги по саморазвитию - но всё это не приносит прежнего вкуса жизни. Как будто отмерз кусок души и его никак не вернуть.
Иногда по ночам меня накатывает ужас: вот вариант: так и будет
вечная апатия, вечная усталость... Но утром открываю глаза, бреюсь и снова иду жить - потому что надо.
И снова протягивается этот день - вязкий и липкий, как
осенний туман.
Мне никто не звонит. Я никому не нужен. И сам себе - не нужен.
Но ведь раньше всё было иначе. Или казалось?..
Проснувшись однажды ранним субботним утром, я вдруг поймал
себя на странном ощущении - лёгкости до грани, как будто гулкая пустота в доме захотела чем-то наполниться. Может - необычайно тёплом, почти летнем, от которого каждая пылинка в воздухе будто танцевала. Или - в длинной паузе, что вдруг появилась между делами, когда ничто и никто не торопил.
Мне подумалось: а ведь раз за разом я сам себя похоронил в
этих серых днях... Но всё-таки ещё мог выбраться, хватило бы только смелости -
совсем, чуть-чуть.
Мне вспомнилась та бабушка из соседней квартиры, Валентина
Фёдоровна. Она часто просила помочь донести пакеты с рынка или наладить
микроволновку. Давненько я не наведывался к ней - совесть взыграла, как больной зуб.
"Пойду - хоть повод будет растопить этот лёд внутри", - решил я.
На пороге её квартиры запнулся. Под паласом лежал тот самый
знакомый коврик с надписью "Добро пожаловать". Маленькая деталь. Но
вдруг защемило от воспоминаний - у мамы стоял такой же, в цветочек... Я невольно задержал дыхание.
Кто там?
Голос Валентины Фёдоровны всегда был низким и каким-то
удивительно дружелюбным.
Это я, Артём. Можно войти?
Дверь открылась, и я увидел её румяное, лукавое лицо - на
голове яркий платок, в руке ложка с мукой.
Заходи, сынок. Я тут пирожки задумала, а ты как раз вовремя.
С первой минуты на кухне стало уютно - пахло тестом,
чуть-чуть дрожжами, и ещё - вишнёвым вареньем. Пока мы возились с начинкой,
Валентина Фёдоровна рассказывала, как в молодости жила в маленьком посёлке под Костромой, как муж сам коврик этот шил из лоскутков. Чайник шипел на плите, а с окна капала солнечная тень - тонкая, как марля.
Вдруг я поймал себя на мысли: годами не делился морем таких
простых, душевных мгновений. Забыл, как это - слушать старые истории, помогать кому-то ради простого человеческого "спасибо".
Ты не женат, Артём? - спросила она вдруг между делом,
хитро глянув из-за теста.
Я вздохнул. Хотел соврать, будто, может, кто-то появился... Но
махнул рукой.
Да ну, Валентина Фёдоровна, всё как-то не складывается. Да
и кто на меня посмотрит?
Она рассмеялась, как-то по-особому тепло.
Вот глупый... Ты себя слышал? А ты на меня посмотри: после
мужа и сына - одна. Но ведь живу, улыбаюсь, знакомлюсь вот с такими вот
молчунами, как ты!
Так-то оно так... Да только сердце у меня - как зимняя
трещина. Всё боюсь, что не заладится - так пусть и не начнётся.
Сердце-то лечит не одиночество, а забота - даже если о
ком-то стареньком. Разговаривать надо чаще. Перешагивать через боль надо...
Ну-ка, возьми ещё варенья на пирожок, лечить начну с этого.
Мы смеялись, ели горячие пирожки, а потом в окно вдруг
забарабанил весенний дождик, будто под такт нашим голосам. Я впервые за
долгие-долгие месяцы почувствовал, что меня будто отпустило. Будто кто-то
открыл небольшое оконце внутри - и туда ворвался лёгкий, остро пахнущий чем-то новым воздух.
Уходя домой, я уже по-другому смотрел на лестничную
площадку. Выясняется, за стенами моих обид, страхов и привычки быть одному
прячется целый мир - дружелюбный, если захочешь его заметить.
Вечером я на автомате потянулся к телефону: открыл список
контактов, задержал палец на имени бывшей. Но в этот раз не стал стирать
диалог. Просто улыбнулся. Может, и не так страшно жить с прошлым - если
впускаешь в сегодняшний день хоть что-то тёплое.
А в голове стучало: "Если завтра опять станет тоскливо -
зайду к Валентине Фёдоровне. Можно ведь просто поговорить. Просто - быть".
Мир не изменился, конечно. Но маленькая дверца в моём
внутреннем пространстве уже была приоткрыта. Не от счастья... но от надежды.
Прошла неделя, две... Я втянулся: если чуть-чуть
распахнуть окно привычной замкнутости - туда неизбежно проникает жизнь. Теперь
я иногда подолгу задерживался на лестничной клетке, разговаривая с соседями.
Терпеливо слушал, как Валентина Фёдоровна жалуется на высокие цены, или помогал ей тащить тяжелую авоську с рынка. Всё это было удивительно, непривычно - но чем дальше, тем легче мне удавалось быть не тем молчаливым призраком, к которому я сам себя приучил, а человеком, пусть неидеальным, но... живым.
Однажды пришлось чинить сломанный кран у Марьи
Петровны с третьего этажа. Она звучала сначала, как снег под сапогами - резкая,
нетерпеливая - и лишь потом, когда я разобрался с гайкой, вдруг пригласила на
чай. Мы говорили о её внуках - и как она грустит, что внуки далеко, уже не
пишут так часто, как хотелось бы. Она вздыхала через каждые два слова, но всё
равно улыбалась, глядя на старый потрёпанный фотоальбом.
Чего вы всё один да один, Артём? - спросила она вдруг. -
На работе устал, что ли? Или от жизни прячешься?
Я пожал плечи. Уже научился не отбрыкиваться от подобных
вопросов, даже если к ним всё же было сложно привыкнуть.
Не то чтобы прячусь, - аккуратно сказал я. - Просто иногда
кажется, что вокруг все или слишком шумные, или слишком заняты собой. Легче
ведь - замкнуться.
Марья Петровна со вздохом провела по фотоальбому рукой. Она
была совсем маленькой, на первой фотографии, где сидела в обнимку с матерью возле старой деревянной избы.
Сынок, знаешь... Я ведь тоже так много лет думала: ну зачем
кому-то нужны мои слова, мои воспоминания... А теперь иногда лежу в тишине - и только их в голове и разбираю. Вот честно: разговаривать нужно - и себе, и
другим. Потом не так обидно будет стареть.
Я тогда многое понял. Не в смысле "прозрел" - просто к этим
простым словам невозможно не прикасаться сердцем. По сути дела, в каждом
человеке зашита целая вселенная. Стоит только дать ей выйти наружу.
В следующий четверг я шёл с работы домой, промокший,
уставший. Было мерзко - промозглый холод, под ногами жижица, автобус
задержался. Казалось бы - что тут может быть хорошего? А потом, подходя к дому, я вдруг заметил на лавке у подъезда девушку: сидела, звоня кому-то, прижимая к себе потрёпанную сумку. Рыжая, неприметная, в глазах - растерянность и что-то от вечного одиночества.
В другой раз прошёл бы мимо. Но теперь... остановился.
Всё хорошо? - неловко спросил я, уже привычно стараясь не
придавать голосу излишней заботливости.
Она не сразу ответила. Потом кивнула.
Ключи... потеряла. Родители не берут трубку. А дождь...
Я бы раньше растерялся, промямлил что-то и тихо ретировался
бы в свой замкнутый мир. Но теперь просто снял с себя куртку - накинул ей на
плечи. Подождали вместе в подъезде, потом позвонили маме её. Простые слова, простые поступки.
В тот вечер я вдруг понял: может, мы все живём в домах с
толстыми стенами, но стоит чуть пошире раскрыть двери - и начинается совсем
новая история. Теплеет внутри. На поверку, можно не только брать чужое тепло, но и возвращать - пусть маленькими порциями.
С того дня я стал немного другим. Соседки, видя меня на
лестнице, улыбались, махали руками. Валентина Фёдоровна угощала новыми
пирожками. Марья Петровна делилась старыми открытками и историями про войну и первую любовь. Я больше не спешил домой просто так - иногда останавливался у окна, чтобы посмотреть: за каким ещё стеклом сегодня кто-то нуждается в слове, улыбке или обычном "здравствуйте".
Я не стал счастливым в привычном понимании - но и не был
больше таким одиноким, как раньше. Потому что теперь знал: мир за стеной
существует, стоит только сделать первый шаг ему навстречу. Даже если внутри ещё много страхов и уколов прошлого.
И это самое главное, что я вынес из своей долгой зимы одиночества.
#психология, #советы