— Это позор! — голос Галины Петровны дрожал от негодования, когда она увидела мои платья, разбросанные по всей гостиной. — Как можно принимать гостей в таком свинарнике!
Я стояла посреди хаоса — одежда после глажки на диване, книги на журнальном столике, косметика на полке — и ждала неизбежного. Знала свекровь уже три года, но никогда не видела её в таком бешенстве.
— Мама, успокойтесь, — растерянно попросил Андрей. — Лена же дома работает, у неё аврал с переводами.
В прихожей ждали двое — элегантная женщина средних лет и пожилой мужчина в дорогом костюме. Они представились риэлторами, сказали, что хотят посмотреть квартиру для потенциальной покупки.
— Не успокоюсь! — Галина Петровна подняла руку. — Лена должна понимать, что значит быть хозяйкой!
Пощёчина прилетела звонко, неожиданно сильно. Щека вспыхнула болью, в глазах выступили слёзы. Риэлторы переглянулись, женщина покачала головой с сожалением.
— Простите, — смущённо сказала она, — мы, пожалуй, зайдём в другой раз.
— Нет! — быстро возразила свекровь. — Оставайтесь! Лена сейчас всё уберёт, и вы сможете нормально осмотреть жилплощадь.
В её голосе звучала какая-то странная настойчивость. Обычно Галина Петровна стеснялась беспорядка и никогда не показывала квартиру посторонним в таком виде.
— Галина Петровна, — сказала женщина-риэлтор, — может, лучше перенести показ? Видим, что неподходящий момент.
— Подходящий! — почти выкрикнула свекровь. — Очень подходящий! Лена, убирай немедленно!
Я прижала ладонь к пылающей щеке, посмотрела на мужа. Андрей стоял ошеломлённый, не понимая поведения матери. В её глазах я увидела не злость, а что-то другое — отчаяние? Страх?
— Хорошо, — тихо сказала я. — Сейчас приведу в порядок.
Начала собирать вещи, складывать, расставлять по местам. Руки дрожали от обиды и растерянности. За три года совместной жизни свекровь ни разу меня не ударила. Критиковала, ворчала, но физически не трогала.
— Лена вечно разводит бардак, — говорила Галина Петровна риэлторам. — Работает из дома, думает, можно расслабиться. А я приучаю к порядку.
— Понятно, — кивнул мужчина, внимательно оглядывая комнату. — А квартира какой площади?
— Семьдесят два квадрата. Евроремонт, всё включено в стоимость.
— И за сколько рассчитываете продать?
— Восемь миллионов, — твёрдо сказала свекровь.
Андрей вздрогнул.
— Мама, мы же не договаривались о продаже! Это наша квартира!
— Наша, — согласилась Галина Петровна, — но я собственник. И я решила продать.
Воздух в комнате будто загустел. Я замерла с платьем в руках, не веря услышанному.
— Как продать? — растерянно спросил муж. — Мы же здесь живём!
— Поживёте у меня, — отрезала свекровь. — Времена тяжёлые, деньги нужнее квартиры.
Риэлторы переглянулись. Женщина достала блокнот.
— Галина Петровна, а семья в курсе решения? Может, стоит всё обдумать семьёй?
— Я обдумала, — холодно ответила свекровь. — Квартира моя, я и решаю.
— Но мама! — возмутился Андрей. — Мы тут ремонт делали, обстановку покупали! Три года живём!
— Ничего, поживёте ещё где-нибудь.
Я убрала последние вещи, сложила книги. В квартире повисла гнетущая тишина, нарушаемая только шуршанием страниц в блокноте риэлтора.
— Хорошо, — сказал мужчина, — мы посмотрим, оценим и свяжемся с вами.
— Когда? — настойчиво спросила Галина Петровна.
— В течение недели.
— Нет, нужно быстрее! Завтра максимум!
— Мама, что случилось? — Андрей взял свекровь за руки. — Почему такая спешка? Что происходит?
Галина Петровна вырвала руки, отвернулась к окну.
— Ничего не происходит. Просто решила продать.
— Но почему именно сейчас? И зачем при этом Лену бить?
Свекровь молчала, глядя в окно. За стеклом моросил осенний дождь, а её отражение казалось каким-то потерянным, беззащитным.
— Галина Петровна, — мягко сказала женщина-риэлтор, — если есть какие-то срочные обстоятельства, мы можем найти покупателя быстрее. Но цену придётся снизить.
— Насколько снизить?
— Процентов на двадцать. За срочность.
— Согласна, — не рараздумывая, ответила свекровь.
Андрей побледнел.
— Мама, это же полтора миллиона разницы! Из-за чего такая спешка?
— Из-за того, что времени нет! — резко обернулась Галина Петровна. — Понимаешь? Времени нет!
В её голосе прозвучала такая боль, что у меня ёкнуло сердце.
— Времени на что? — тихо спросила я.
Свекровь посмотрела на меня, и в её глазах я увидела слёзы.
— На то, чтобы всё исправить, — прошептала она. — На то, чтобы вернуть то, что потеряла.
Риэлторы молча собирали документы. Мужчина положил на столик визитку.
— Мы свяжемся завтра, — пообещал он. — До свидания.
Когда гости ушли, мы остались втроём в звенящей тишине. Галина Петровна села на диван, опустила голову.
— Мама, — осторожно начал Андрей, — расскажи, что случилось.
— Случилось то, чего я боялась всю жизнь, — прошептала свекровь и замолчала.
Она сидела на краю дивана, сжав руки в замок. Плечи её мелко подрагивали, а на щеках блестели слёзы. Я никогда не видела Галину Петровну такой — сломленной, беззащитной. Обычно она была похожа на крепость: всегда собранная, всегда знающая, что делать.
Андрей медленно подошёл к окну, облокотился о подоконник. На стекле расплывались капли дождя, превращая уличные фонари в размытые жёлтые пятна. Квартира наполнилась запахом сырости и тем особым осенним холодом, который проникает в самые кости.
Я села в кресло напротив свекрови. Щека всё ещё ныла от пощёчины, но теперь обида отступила на второй план. Что-то серьёзное происходило с этой женщиной, что-то, что заставляло её действовать против всякой логики.
Галина Петровна подняла голову, посмотрела на сына. В её взгляде читалась такая тоска, что сердце сжалось от жалости.
— Андрюша, — позвала она тихо.
Муж обернулся. Лицо у него было напряжённым, в глазах — непонимание и тревога.
— Сядь рядом.
Он подошёл, опустился на диван. Галина Петровна взяла его руку, провела пальцами по ладони — так, как делала, наверное, когда он был маленьким.
Молчание затягивалось. За окном усилился дождь, начал стучать по карнизу, и этот звук делал атмосферу ещё более гнетущей. В квартире пахло свежевыглаженным бельём и горьковатыми духами свекрови — запахами обычного домашнего вечера, который вдруг стал переломным.
Я смотрела на эту женщину и пыталась понять, что могло её так напугать. Галина Петровна всегда была сильной — пережила смерть мужа, вырастила сына одна, работала на трёх работах, чтобы дать ему образование. Что могло сломать такую женщину?
— Мне звонили, — наконец произнесла она, не поднимая глаз. — Вчера вечером.
Андрей напрягся.
— Кто звонил?
Свекровь встала, подошла к комоду, достала из ящика какую-то бумагу. Развернула — это было письмо, напечатанное на принтере.
— Это пришло по почте неделю назад.
Она протянула листок сыну. Андрей прочитал, и лицо его изменилось — стало белым, растерянным.
— Что там? — спросила я.
Муж передал мне письмо дрожащими руками. Я пробежала глазами по строчкам и похолодела.
Это было уведомление о долге. Очень большом долге. Оказывается, покойный свёкор когда-то взял кредит под залог квартиры, а Галина Петровна, оформив наследство, автоматически стала должницей банка.
— Но как же так? — растерянно пробормотал Андрей. — Папа никогда не говорил про кредит.
— Он брал его в девяностых, — тихо объяснила свекровь. — Когда у нас совсем плохо было с деньгами. Хотел развернуть своё дело, но не получилось.
— И сколько сейчас долг?
— С процентами... почти семь миллионов.
Цифра повисла в воздухе. Семь миллионов. Почти вся стоимость квартиры.
— Но прошло столько лет! — возмутился Андрей. — Должен быть срок давности!
— Банк подавал в суд ещё при папе. Он проиграл, но решение не исполнялось — нечем было платить. А теперь они вспомнили. Новые владельцы банка, новая политика.
Галина Петровна вернулась на диван, тяжело опустилась.
— Дают месяц на погашение долга. Иначе квартиру продадут через суд. За полцены.
— Поэтому ты хочешь продать сама, — понял Андрей.
— Хотя бы что-то останется. На первоначальный взнос за съёмную квартиру.
Я смотрела на эту семью — мужа и его мать — и чувствовала, как рушится наш маленький мир. Три года мы строили гнёздышко, обустраивали быт, планировали будущее. А теперь оказалось, что всё это время жили в доме, который им не принадлежал.
Дождь за окном превратился в ливень. Струи воды стекали по стеклу, искажая свет уличных фонарей, и казалось, что весь мир плачет вместе с нами.
— А пощёчина зачем была? — тихо спросила я.
Галина Петровна виновато посмотрела на меня.
— Хотела показать риэлторам, что в семье есть порядок, что я контролирую ситуацию. Думала, так они поверят, что мы серьёзные продавцы, не отказываемся просто так.
— Но зачем было врать, что решение принято? Мы могли бы всё обсудить...
— Потому что знала — вы будете отговаривать. А времени на уговоры нет.
Свекровь достала из сумочки ещё одну бумагу.
— Это повестка в суд. На следующий понедельник. Если до тех пор не погасим долг, квартиру арестуют.
До понедельника оставалось пять дней. Пять дней, чтобы найти покупателя и завершить сделку. Задача практически невыполнимая.
Но в глазах Галины Петровны вдруг мелькнула знакомая искорка — та самая, что помогла ей выжить в девяностые.
— Впрочем, — сказала она, поднимая голову, — есть один вариант, о котором риэлторы не знают.