Ночь тянулась медленно, словно не желая отпускать Пашку в его новый путь. Он лежал на лавке, но сон не шёл — тревожные мысли кружились в голове, как осенние листья на ветру.
Москва… Огромный, чуждый город, где каждый камень, казалось, хранил свои тайны. Пашка представлял себе шумные улицы, переполненные трамваи, толпы незнакомых людей. А что, если он не справится? Что, если не найдёт себе места в этой городской суете?
Он то и дело вставал с постели, подходил к окну. В темноте виднелись силуэты родных деревьев, знакомый с детства двор. Здесь всё было понятно и знакомо: каждый куст, каждая тропинка. А там, в Москве…
Пашка достал из-под подушки открытку с Красной площадью, которую показывал ему отец. На снимке здания казалось таким величественными и холодными.
А вдруг не примут? А вдруг не потянет учёбу? Эти вопросы терзали его, не давая покоя.
В памяти всплывали слова матери: «Ты у нас умница, сынок, всё у тебя получится». И отцовская поддержка: «Мы в тебя верим». Но сейчас, в ночной тишине, сомнения казались особенно острыми.
Рассвет застал его всё ещё бодрствующим. Первые лучи солнца робко заглянули в окно, словно спрашивая разрешения войти. Пашка глубоко вздохнул. Решение было принято, и отступать нельзя.
Он знал: страх — это нормально. Но ещё он знал, что должен преодолеть его. Ради своей мечты, ради родителей, которые так верили в него. Ради будущего, которое ждало его там, в большом городе.
С этими мыслями он начал собираться. Впереди ждала новая жизнь, и пусть она пугала своей неизвестностью, Пашка был готов встретить её лицом к лицу.
Раннее утро разлилось над деревней, когда Александр направился к дому председателя. Осенний туман ещё не успел рассеяться, и в воздухе витала лёгкая прохлада.
Пётр Семёнович встретил его на пороге. Узнав о цели визита, он удивлённо вскинул брови:
— Пашку хочешь проводить в Москву? Деньги дать? Но ведь Валя только вчера приезжала…
Председатель покачал головой, словно пытаясь разгадать какую-то сложную загадку:
— Никогда не пойму я отношение Варвары к детям. Как одних любить, а других словно и нет вовсе. Словно одни — цветы в саду, а другие — трава придорожная.
Он махнул рукой, словно отгоняя невесёлые мысли:
— Ладно, сами разбирайтесь в своих делах. А сколько давать-то думаешь?
Александр замялся, подсчитывая в уме необходимую сумму. Пётр Семёнович, заметив его колебания, задумчиво произнёс:
— Пашка малый-то упёртый, умный. Помню, как зимой в самую метель шёл один в школу, когда все остальные рады были дома отсидеться. Такой не пропадёт.
В его голосе прозвучала искренняя теплота. Он достал из стола потрёпанный блокнот и карандаш:
— Напишу записку в сберкассу. Дам сколько нужно. Парень достойный, заслуживающий поддержки.
Александр благодарно кивнул. В этот момент он почувствовал, как груз ответственности немного полегчал — не один он верит в своего сына.
— Спасибо, Пётр Семёнович. Пашка не подведёт.
— Знаю, — просто ответил председатель. — Такие, как он, нашу деревню вперёд двигают.
Они ещё немного поговорили, обсуждая детали, и Александр отправился домой, где его ждали последние приготовления к отъезду сына.
Пётр Семёнович часто возвращался мыслями к семье Ковалевых. В их деревне все жили дружно, помогали друг другу, и такие случаи, как с Ковалевыми, бросались в глаза.
Помнится, как-то на день рождения Петьки, ровесника Даши, позвали и их семью. Марья, жена Петра Семёновича, старалась изо всех сил: то одно Даше предложит, то другое. А девочка всё отказывается, словно иголки уколоться боится.
На деревенских свадьбах тоже примечал председатель: все столы накрывали прямо на улице, детвора носилась вокруг, каждый норовил ухватить что повкуснее. А Ковалевы в стороне держатся, будто их это не касается.
Однажды Клавка, соседка, подошла к нему и на ушко шепчет: видела, мол, как Анька за косу Дашку таскала. За что? А за то, что та у них чай попила да пообедала. «Мы, говорит, что нищие? У чужих жрать, да кусотничать».
Пётр Семёнович тогда только головой покачал. Не по-людски это, когда в своей же деревне дети страдают. Да и семья Ковалевых всегда казалась ему странной: вроде и живут рядом, а словно стеной от всех отгородились.
С тех пор председатель не раз задумывался: что же творится за закрытыми ставнями их дома? Почему такие добрые с виду люди так жестоко обращаются со своими же детьми? Но лезть в чужую семью — дело последнее. Только сердце щемило от такой несправедливости.
Пётр Семёнович, проводив Александра до двери, задержал его на пороге. В его глазах читалась искренняя забота о юном Пашке.
— Ну что ж, Александр, — произнёс председатель, протягивая свёрнутый вчетверо листок бумаги, — вот записка в сберкассу. Десять рублей — не богатство, но хоть какая-то помощь.
Александр принял деньги с благодарностью, чувствуя, как тепло разливается в груди от такой поддержки.
— И знаешь что, — продолжил Пётр Семёнович, — машина наша как раз сегодня в райцентр поедет. Попрошу шофёра, чтобы Пашку на вокзал подбросил. Дорога-то неблизкая.
Он помолчал немного, глядя куда-то вдаль, словно видел перед собой путь, который предстояло пройти юному Пашке.
— Пусть сынок не переживает, — добавил председатель, —А как учёба пойдёт — пусть пишет, не забывает.
Александр кивнул, чувствуя, как ком подступает к горлу. Нечасто в их деревне встречали такую поддержку от начальства.
Они ещё немного поговорили о делах, и Александр, бережно прижимая к груди, отправился в кассу.
Когда Александр вернулся домой, он сразу же передал Пашке заветные десять рублей. Мальчик, увидев красную купюру, не смог скрыть своего волнения — его глаза буквально засияли от радости и предвкушения.
— Вот, сынок, — сказал отец, вкладывая деньги в ладонь Пашки. — Это тебе на первое время.
Семья собралась за столом на последний завтрак вместе. Анна приготовила любимые блюда сына, но Пашка едва притронулся к еде — кусок не лез в горло от волнения и тревоги.
Внезапно за окном раздался звук клаксона. Все вздрогнули от неожиданности. Машина, которая должна была отвезти Пашку на вокзал, прибыла точно в назначенное время.
Анна, понимая, что время пришло, быстро отрезала краюшку хлеба, завернула её в чистую тряпицу. Перекрестив сына, она тихо произнесла:
— С Богом, сынок.
Пашка, чувствуя, как ком подступает к горлу, обнял родителей. В его кармане лежали десять рублей — его путевка в новую жизнь. В руках была горбушка хлеба, заботливо уложенная матерью.
Не оглядываясь, он вышел за порог. В спину ему смотрели любящие глаза родителей, полные гордости и тревоги за своего отважного сына, решившего покорить большой город.
Когда Пашка вышел из калитки, у машины его ждала Клава. Она стояла, прислонившись к кабине, и её плечи слегка вздрагивали — девушка плакала. Увидев Пашку, она поспешно вытерла слёзы, но они всё равно предательски катились по щекам.
— Пашка… — прошептала она, глядя на него влажными глазами. — А как же я?
Он остановился, внимательно посмотрел на неё. В этот момент Клава казалась особенно уязвимой: волосы свободно спадали на плечи, без привычной накрутки, лицо не было накрашено, и в этой естественной красоте было что-то трогательное.
— Клавка, — мягко произнёс Пашка. — Я же говорил тебе: найди себе хорошего парня. И знаешь что? Тебе очень идёт, когда ты без косметики, а волосы распущены — они у тебя красивые. Что ты их всегда крутишь в барашка?
Клавка замерла, впитывая каждое его слово. Из всего, что сказал Пашка, она услышала только одно: «красивые». Её сердце забилось чаще, и она истолковала его слова совсем иначе.
— Ты… ты правда так думаешь? — пролепетала она, не сводя с него глаз.
— Да, — кивнул Пашка, не понимая, почему она так реагирует. — Но мне пора, машина ждёт.
Он зашагал к автомобилю, а Клава осталась стоять у калитки. В её голове крутилось только одно: «Он сказал, что я красивая. Он меня любит!»
Девушка не заметила, как снова начала улыбаться сквозь слёзы, не понимая, что Пашка имел в виду совсем другое — простую человеческую доброту, а не признание в любви.
Машина ждала у калитки. Пашка, в том, в чём был — в старенькой рубашке и протёртых на коленях штанах — шагнул навстречу своей судьбе. В его сердце теплилась надежда, а в кармане лежали десять рублей — начало его самостоятельного пути.
Шофёр, заметив волнение Пашки, остановил машину и повернулся к нему:
— Ну что, Пашка, слушай сюда. Председатель просил передать тебе одну важную штуку. Видишь эти десять рублей? На вокзале с такой купюрой можно и в беду попасть — мигом заметят и, не дай бог, ограбят.
Он достал из кармана небольшой холщовый мешочек:
— Вот, возьми. Распредели деньги по разным карманам, будешь доставать по рублю, когда понадобится. Пётр Семёнович подумал, что Мать-то твоя, конечно, не отдаст тебе сразу всё, а купюру не порвешь. А так — надёжнее будет.
Пашка удивлённо смотрел на шофёра, не зная, что сказать. Такая забота тронула и обидела.
— Спасибо вам, — только и смог вымолвить он.
— Не за что, сынок. Смотри там, в городе-то, поосторожнее. И родителям пиши почаще.
Пашка кивнул, пряча мешочек в карман.
Машина тронулась, увозя Пашку навстречу новой жизни. В его душе теплилась надежда, а в кармане лежал не просто мешочек с деньгами — символ доверия и поддержки всего родного края.
Вокзал встретил Пашку суетой и шумом. Огромные часы на стене, незнакомые лица, грохот прибывающих составов — всё это на мгновение заставило его растеряться. Но, вспомнив прочитанную поговорку «язык до Киева доведёт», он собрался с духом.
Оглядевшись по сторонам, Пашка подошёл к первому попавшемуся человеку в форме — вокзальному работнику. Тот, увидев растерянного паренька, сразу понял его состояние и подробно объяснил, как купить билет и где найти нужный поезд.
С каждой минутой Пашка чувствовал себя всё увереннее. Вот он уже стоит в очереди за билетом, вот получает заветный корешок за 85 копеек, а вот и его поезд виднеется на перроне.
Забравшись в вагон, Пашка наконец-то смог перевести дух. Усевшись у окна, он достал из сумки свёрток с хлебом. Только сейчас он понял, насколько проголодался за весь этот волнительный день. Развернув чистую тряпицу, в которой мать хранила хлеб, Пашка отломил кусочек.
Хлеб, заботливо приготовленный Анной, казался сейчас особенно вкусным. Каждый его кусочек напоминал о доме, о родителях, которые провожали его в большой город. Пашка откусывал понемногу, словно пытаясь продлить этот момент связи с родным краем.
Постепенно поезд набирал скорость, увозя его всё дальше от дома. Пашка смотрел в окно на мелькающие пейзажи и чувствовал, как внутри него растёт уверенность в своих силах. Впереди ждала новая жизнь, и он был готов к ней.
Вокзал гудел, словно огромный улей. Люди спешили к прибывающим поездам, тащили чемоданы и сумки, кричали что-то друг другу, махали руками. Громкоговоритель то и дело объявлял о прибытии составов, а из репродукторов лилась бодрая музыка — кажется, очередной концерт артистов филармонии.
Пашка, растерянно оглядываясь по сторонам, направился к киоску «Союзпечати». Здесь, за стеклом, выстроились рядами свежие газеты, журналы и справочники. Дрожащими руками он купил толстый справочник по учебным заведениям — надо делать выбор.
Недалеко, в привокзальном буфете, толпился народ. Пашка пристроился в очередь за пирожками. Тётя в белом халате ловко выхватывала их из горячей витрины:
— С капустой, с повидлом, с мясом! По четыре копейки! По шесть копеек!
Пашка взял три пирожка — на всякий случай. В животе урчало от голода. Рядом стоял автомат с квасом — три копейки стакан. Парень налил себе прохладной жидкости, отхлебнул и невольно задумался: «Молоко шестнадцать копеек… А тут квас дешевле, и пирожки такие недорогие. Как всё устроено-то?»
Пока он ел, разглядывал суету вокруг: вот мать с ребёнком спешит к поезду, прижимая к груди куклу; там группа студентов с гитарами, смеясь, идёт к перрону; пожилой мужчина в костюме нервно поглядывает на часы.
Карман приятно оттягивал мешочек, в желудке теплело от пирожков. Пашка чувствовал, как с каждым мгновением всё больше вживается в эту вокзальную жизнь, которая теперь станет частью его нового пути.
Осталось только открыть справочник — и вперёд, навстречу судьбе
Для меня важен каждый читатель! Подписывайтесь, ставьте лайк и делитесь мнением в комментариях ❤️