— Мам, положи денег на проездной, — сказала Кира, не поднимая головы от телефона. — Две тысячи. И ещё на подарок Вике, у неё завтра тоже день рождения.
Галина Юрьевна поправляла шарф у зеркала в прихожей. Казалось бы, особенный день: дочери исполняется семнадцать. Но в груди пусто, будто кто-то выкрутил лампочку и забыл вернуть свет. Она знала, что денег на карте мало, зарплата через шесть дней, а дома — полпачки гречки и пачка макарон. Но привычка выручать оказалась сильнее.
— Сколько нужно всего? — уточнила она спокойно.
— Я же сказала: две на проездной и хотя бы тысячу на подарок, — Кира вздохнула, словно разговор с матерью — досадная помеха между уведомлениями.
В кухню, запахнув куртку, заглянул муж. Андрей был в своём обычном виде: джинсы с пятнами, мятая клетчатая рубашка, ключи в руке.
— Кирка, с днюхой! — чмокнул он дочь в макушку. — Вечером подарок получишь. Я денег дам, сама выберешь.
Галина вздрогнула. Подарок? Они ничего не покупали и не обсуждали. Она посмотрела на мужа: «С каких денег?» Но Андрей уже натягивал ботинки.
— Сколько дашь? — оживилась Кира.
— Пять хватит? — Андрею нравилось произносить круглые суммы. Он чувствовал себя щедрым и нужным.
Галина машинально вытерла кружку полотенцем. На карте — восемь тысяч. Половина уйдёт в чёрную дыру под названием «подарок», а впереди неделя. Счета, продукты, проезд. Она хотела сказать «давай обсудим», но Андрей отмахнулся:
— Некогда, аварийка!
Дверь хлопнула, в прихожей дрогнули узкие зеркальные створки шкафа. Кира сунула телефон в карман, мимоходом обняла мать одной рукой — больше ради приличия — и убежала в колледж.
Галина осталась в тишине, где тикали дешёвые часы. Она нарезала хлеб, достала банку тушёнки, но положила обратно. Вечером будет «праздник»: салаты, горячее, торт. И всё это — за её счёт, её силы, её время.
На работе она старалась не думать. Сверяла платёжки, отмечала галочками, отвечала на звонки. Коллега, Валентина Петровна, заметила, как Галина трет переносицу.
— Ты чего такая, Гал?
— У дочери день рождения, — сказала Галина. — Стол накрою, торт куплю.
— А муж поможет?
— Муж «бабки даст». — Она удивилась, насколько горько прозвучало.
Вечером Галина бегала по кухне. «Оливье» в большом тазике, куриные бёдра в духовке, картошка на гарнир, «Наполеон» из ближайшей кондитерской. К семи пришёл Андрей, пахло пивом и табаком. С важным видом достал конверт.
— Держи, дочка! — Он протянул Кире пять тысяч.
— Папа, ты лучший! — Кира засмеялась, пересчитала деньги и тут же принялась листать телефон: выбирать кроссовки.
Они с Андреем оживлённо обсуждали модели и скидки, а Галина, поставив на стол горячее, села на край стула. Никто не сказал «спасибо». Никто не заметил, что она с утра на ногах.
— Мам, а от тебя что? — Кира подняла глаза, словно вспомнила.
— Я… — Галина посмотрела на Андрея, надеясь, он скажет про общий подарок.
— Мама же стол приготовила, — легко отрезал он. — Это и есть подарок.
Кира кивнула, как будто услышала очевидность. Внутри у Галины что-то глухо стукнуло. В этот звук вложились годы: бессонные ночи у детской кроватки, очередь к педиатру, мерзлые пакеты с рынка, чужие праздники, где «мама сама разрулит».
Ночью она переворачивалась с боку на бок. В какой момент она стала мебелью? Когда последний раз кто-то спрашивал: «Галя, а ты чего хочешь?» В памяти всплыла короткая сцена: двадцать лет назад Андрей позвал её в кино, и она смеялась его шуткам. Тогда ей казалось, что рядом — плечо. Сейчас рядом было требование.
***
Утром, выпив холодный чай, Галина решила: сегодня у неё будет выходной. Не тот, когда успеваешь вымыть полы, сварить борщ и постирать полотенца. А настоящий — без «надо». Андрей как раз застёгивал куртку.
— Я с Саней на рыбалку, — сообщил он. — К вечеру подтянусь.
— А продукты на неделю кто купит? — спокойно спросила Галина.
— Ты и купишь.
— У меня тоже выходной, Андрей.
Он усмехнулся:
— У бабы выходной? Это что-то новенькое.
— Привыкай, — сказала Галина и первой вышла из квартиры.
На улице было сине и сыро. Ветер гонял по двору жёлтые листья, и она внезапно почувствовала себя лёгкой, как этот лист. Зашла в книжный, где пахло бумагой и кофе; купила «Жизнь и судьбу» — мечтала перечитать, но всё откладывала. В кафе напротив окон заказала капучино и медовик, открыла книгу и долго смотрела на первую страницу, не читая. Ей было достаточно сидеть и знать, что прямо сейчас она никому ничего не должна.
В театральной кассе кассирша терпеливо перечисляла репертуар. «Гроза», «Старомодная комедия», концерт камерной музыки. Галина подумала: «А почему нет?» и взяла билет на воскресенье. У выхода она заметила своё отражение в тёмном стекле: обычная женщина в пальто, со следами усталости под глазами — и с новой линией губ. Как будто эта линия, наконец, принадлежала ей.
Домой она вернулась к пяти. В раковине торчала вчерашняя кастрюля, на столе — крошки от торта. Кира сидела в телефоне.
— Мам, а поесть что? — спросила лениво.
— Купи и приготовь, — ответила Галина. — В холодильнике есть яйца и сосиски.
— У меня денег нет!
— Заранее надо было думать. Мои силы закончились вчера.
Кира фыркнула и ушла в комнату. Вскоре пришёл Андрей, пахнущий пивом и свежим ветром. Заглянул в кастрюли.
— А ужин где?
— Сегодня выходной.
— У кого?
— У меня.
— Галя, ты чего? Женщина без дела — как лодка без вёсел.
— Значит, грести будешь сам, — сказала она и ушла читать.
Дни напоминали медленную перестройку. Галина готовила через раз, стирала только своё, убирала то, что мусорила сама. Записалась в бассейн: суббота и вторник, семь вечера. Поначалу неловко было идти одной, но запах хлорки успокаивал, а вода обнимала, как подружка.
Андрей то сердился, то шутил, то жаловался на «бабские новомодства». Кира ворчала в чатах, но однажды Галина застала её на кухне с разделочной доской: дочь резала лук и плакала — от лука и от неожиданности.
Конфликт случился через месяц. Вечером Андрей, уставший и злой, ворвался на кухню.
— Сколько это будет продолжаться? Либо всё по-старому, либо уходи!
Галина вытерла руки о полотенце, словно завершала работу, и спокойно сказала:
— Хорошо. Я уйду.
Она позвонила сестре — Оксане, живущей в соседнем городе, — и на следующий день уехала к ней на электричке с небольшим чемоданом и книгой, которую не успела дочитать.
***
У Оксаны было тесно, шумно и уютно. Пахло жареными яблоками и кошачьим кормом. Племянник учил физику и путал формулы, муж сестры каждый вечер рассказывал историю про свой завод, всегда заканчивающуюся анекдотом. Галина спала на раскладном диване, просыпалась без будильника и впервые за много лет не чувствовала себя обязанной миру. Она гуляла по набережной, рассматривала витрины, записалась на бесплатную лекцию в библиотеке и купила дешёвые серьги — давно хотела, но всё казалось «лишним».
А дома всё расползалось. Андрей держал вид независимого героя, но быстро устал от полуфабрикатов. Кира трижды спалила макароны, на четвёртый — получилось, но пересолила так, что отец молча выкинул в ведро. В квартире пахло сгоревшим маслом, пустые бутылки прятались под раковиной. Соседка снизу жаловалась на мусор на лестнице. Андрей решил «наказать» Галину молчанием, но молчание хуже ругани: в нём слышно всё, чего ты не умеешь.
Через полтора месяца он приехал к Оксане. Стоял на пороге помятый.
— Галь, — сказал он, мнущимися руками разглаживая куртку. — Я был неправ. Возвращайся. Без тебя никак.
— Что именно ты понял? — спросила она твёрдо.
— Что ты не кухарка и не стиралка. Что всё держится на тебе. И что я вёл себя как… дурак.
Галина подумала, как будет звучать её «да», если за ним не последует «но».
— Я вернусь, — сказала она. — Но три условия. Первое: домашние дела — поровну, по расписанию. Второе: крупные траты — только после общего обсуждения. Третье: у меня два вечера в неделю только для себя.
— Согласен, — выдохнул Андрей. — И Кире передам.
— Кире скажешь сам, — добавила Галина. — Не ради меня, ради неё.
Оксана пододвинула сестре тарелку с яблочным пирогом: её способ сказать «я рядом».
***
Галина вернулась в субботу утром. Она ожидала хаос, но увидела попытку порядка: Кира помыла пол, на столе стоял букет из супермаркета, на плите — кастрюля борща. Слишком кислого, но борща.
— Мам, получилось не очень, но старалась, — призналась Кира.
— Вижу. Спасибо, — сказала Галина.
Вечером они втроём составили расписание: кто выносит мусор, кто моет пол, кто готовит. Андрей предлагал «мужские» дела — кран, полка, лампочка, — но Галина настояла: хозяйство — это не подвиг и не подачка, это просто часть общей жизни.
Первые недели было трудно. Андрей забывал про мусор и просил «сегодня мой день, но я устал». Кира пыталась обменять готовку на «завтра два раза», срывалась, рыдала над сырниками. Галина ловила себя на том, что хочет сделать всё сама, «быстрее же». Она останавливалась, уходила в комнату, делала три вдоха и вспоминала: «Я тоже человек».
И постепенно дом задышал новой жизнью. По воскресеньям они вместе ходили в магазин со списком, и выяснилось, что если цены видят все трое, спонтанных покупок становится меньше. Кира научилась жарить картошку так, что пахло детством у бабушки. А вчера Андрей вдруг сказал:
— Галь, давай куда-нибудь вместе? В театр, в ресторан…
— Давай. Только в «Макдональдс» не зови, — усмехнулась она.
Всё же не все потеряно. И даже что-то новое найдено.
Автор: Алла Игнатова
---
---
Живи и радуйся
Дарья бродила по огромному магазину. В нем, как в лабиринте, легко можно было заблудиться – хитроумные маркетологи специально устроили все так, чтобы покупатели не смогли выбраться из плена товарного изобилия, угодливо разложенного на витринах.
- Все, что угодно для души! Чего изволите? Фруктов? Пожалуйста!
В плетеных корзинах (чтобы аппетитнее смотрелось) россыпью драгоценных великанских гранатов красуется спелая черешня. Так и просится в рот. В тонкой пушистой кожице, на ощупь напоминающей щечку невинного младенца, искусно, нарядным бочком обращенные к покупателю, так и манят к себе восхитительные персики. Груши радуют многообразием сортов. Экзотические бананы от зеленых до ярко-желтых, на любой вкус, соседствуют с красивыми, густо-красными, почти бордовыми яблоками. Гроздья винограда, прозрачного, медового, вальяжно свисают из искусно сделанных ящичков, призывая зевак: купите, купите, ну купите же нас!
Дарья полюбовалась налитыми южным, сладким соком, ягодами. Отошла. Проползла мимо холодильников, где за чисто протертыми стеклами тесно друг к другу стояли бутылки, бутылочки, баночки и коробочки с молочной продукцией. Молоко, йогурты, сметана, творог – десятки наименований, сразу и не разобраться, где что.
Можно было бы купить банку зерненного творога в сливках, бухнуть в него пару ложек вишневого варенья и с наслаждением съесть. Можно и сырка взять, козьего, например. Говорят, полезный. Или коктейля молочного со вкусом пломбира – раньше в городском кафе «Буратино» Дарья частенько такой сыну покупала. А теперь, гляди-ка, бери бутылку готового, да пей, сколько хочешь, и в очереди стоять не надо.
При мысли о Саше, сыне, сердце Дарьи тоскливо сжалось. Как давно это было: Сашке восемь лет, они сидят за столиком кафе и смеются. Сашка потягивает через трубочку коктейль, и трубочка, елозя по почти пустому донышку стакана, издает хрюкающие звуки. За Сашку делается даже неловко, но тот не замечает маминого смущения и заливисто хохочет. Где теперь Дарьин Сашенька? Нет его на свете. Его нет, и кафе «Буратино» тоже нет – в небольшом павильоне на Вокзальной улице теперь расположен модный суши-бар. Что это за суши-бар, Дарья не имеет никакого понятия – она пробегает мимо, стараясь даже не глядеть на витрину.
Около продолговатых ящиков с замороженными полуфабрикатами какая-то пара застряла:
- Да возьми ты сразу в упаковке. В них льда меньше! – говорит женщина средних лет, коротко стриженная, в смешных парусиновых штанах.
Но ее супруг не слушает: специальным совочком ссыпает в пакет красных, похожих на российскую медведку, то ли жуков, то ли раков неаппетитного, диковинного вида.
Мужчина – ровесник Саши. Он совсем не похож на сына Дарьи: Саша был высок и жилист, а этот, наоборот, коренаст и грузен. У Саши темные волосы и карие глаза, а у мужчины светлый ежик на круглой крепкой голове и глаза светлые. Разве что улыбка одинаково открытая и добрая. Дарья не удержалась:
- А что это такое вы сейчас берете?
Женщина ответила:
- Креветки. – Она взглянула на Дарью, и поспешно добавила: - Но они вам не понравятся.
- Почему?
- Ну… вы раков пробовали? – мужчина вмешался в разговор, - так они раков напоминают. Сваришь с укропчиком и трескаешь под пивко.
Дарья улыбнулась и призналась, что никогда не пробовала раков.
- Да ладно, уж любой парень наловит! – сказал мужчина.
- Да у нас в семье не было мужиков-то, одни девки. Отца убило на войне. Остались мама да нас трое. Какие там раки. Нет. Не пробовала.
В глазах незнакомого мужчины плеснулся жалостливый, понимающий интерес. И этот его интерес вдруг толкнул Дарью к нему ближе. Будто открылась запертая дверь, и кто-то ее ласково позвал внутрь, из морозной, стылой нежити в тепло уютного дома.
Плотину, тщательно сдерживаемую стеной долгого молчания, наконец прорвало. Дарья заговорила. Она рассказала незнакомцу про похороны мужа год назад, про то, как сын ушел вслед за отцом через три месяца. Про то, как она осталась совсем одна, и даже невестка не приехала, и внучка, наверное, не знает, жива бабка или нет. И что ей сегодня день рождения, и она решила купить что-нибудь вкусненькое, но не знает, что. Ничего совсем не хочется. И что ей исполнилось восемьдесят семь лет, и родом она из деревни Дыми, и там, в деревне Дыми, она видела, как немецкие летчики стреляли по домам, а мама отгоняла ее от окна… И что ей так не хватает Сашеньки, а он совсем ей не снится, Колька, паразит, каждую ночь ее бранит, поедом ест, а Саша так и не приходит…
Только бы не ушла эта пара, только бы выслушала ее. Она так давно ни с кем не разговаривала…
. . . читать далее >>