Беллетрист Александр Сергеевич Ушаков (1836-1902) – москвич, из небогатой купеческой семьи. Известен как знаток купеческого быта, автор (под псевдонимом Н. Скавронский) очерков о Москве 1860-х годов. Мы выбрали из его произведений небольшие «чайные» сюжеты.
В 1861 году Ушаков издал экономический очерк «О чае и сахаре в русской торговле». Он писал: «Значительное наше чайное дело накануне весьма важных изменений. Кяхтинских торговцев наших до сих пор пугает предстоящее в скором времени разрешении ввоза так называемого кантонского чая». Напомним: кяхтинский чай везли сухопутными маршрутами, кантонский же (по названию города Кантон, который сейчас называется Гуанжоу) вывозился из Китая по морю. Но, продолжал Ушаков, «Кяхта, несмотря на изменении в направлении чайной торговли, несмотря на проложенный ею путь чрез Шангай (Шанхай), несмотря даже на появившийся у нас не в малом количестве кантонский чай, до сих пор остается главным местом исхода для всей России этого продукта».
В биографическом очерке, посвященном московскому купцу первой гильдии и общественному деятелю Андрею Петровичу Шестову (1783-1847), Ушков рассказывал о его кяхтинских «корнях»: «Отец его был известный в свое время купец, торговал сначала бакалеей, а потом гуртом (оптом) чаями и имел свой вымен в Кяхте». Андрей Петрович и его братья продолжили отцовскую оптовую чайную торговлю, вполне успешную еще до Отечественной войны 1812 года. Еще семье принадлежал сахарный завод в Санкт-Петербурге (закрыт в 1835 году). Кстати, дом №10 в московском Лаврушинском переулке, который в 1851 году купили братья Третьяковы и в который после реконструкций знаком нам как Государственная Третьяковская галерея, принадлежал именно Андрею Петровичу Шестову. «В образе жизни Андрей Петрович держался раз и навсегда установившегося порядка: каждый день, постоянно бывал он у ранней обедни, потом, приходя домой, выпивал, также постоянно, три стакана чая и сейчас же, не медля ни минуты, уходил в кабинет для занятий».
Прежде богатых и влиятельных купцов называли «тузами». И в романе Ушкова «Тузы» о московских купцах чаеторговцах 1830-1840-х годов читаем: «Чайный торговец так и глядел чайным торговцем, разговор между этими лицами только и шел что про чай, тогда часто еще слышалось имя местечка Кяхты, обогатившей этот класс». Один из «тузов» романа – Матвей Ильич Куракин, стоявший «в то время во главе сильных чайных торговцев» и уже задумывавшийся «о заведении бумагопрядильни». Возможно, прототипами для образа Матвея Ильича Куракина послужили московские чаеторговцы Карзинкины, которые в 1857 году вложили «чайные», изначально «кяхтинские» деньги в полотняно-бумажную мануфактуру в Ярославле. Также Карзинкины входили в ограниченный круг крупных оптовиков, которые влияли на цены не только Нижегородской ярмарки, но и чайного рынка всей Российской империи. Читаем в романе о приезде Куракина на ярмарку (подразумевается Нижегородская ярмарка). «Встреча эта произошла на так называемом чайном обеде, который давали гуртовые чайные торговцы сибирским и кяхтинским торговцам после установления первой цены. Обед этот в ярмарке составлял своего рода событие... Чего тут только не было: маринованные стерляди, копченые стерляди и раки, и заливная осетрина, и печенка в сметане, и сыры всех родов и видов... Обед открылся, само собою разумеется, стерляжею ухою».
Под псевдонимом «Русский купец» Александр Сергеевич Ушаков в 1865-1867 годах выпустил три сборника «Наше купечество и торговля с серьезной и карикатурной стороны». Так, один из очерков в этих сборниках назывался «Дружеская беседа да за чайком с медком», а в стихотворении «Краснорядцам» (в старину в «красных рядах» продавали дорогой товар) «купчины» названы «самоварными душами».
В пьесе «Дочь. Сцены из московско-купеческой жизни» есть и о чае в быту. Главный герой пьесы – «вдовый, лет под пятьдесят» купец первой гильдии и потомственный почетный гражданин купец Семен Васильевич Шарапов. У него есть братья – Козьма и Борис Васильевичи, а также двадцатилетняя дочь Екатерина. Одна из дочерей Козьмы Васильевича, Елизавета, выдана замуж за купца Путилова «из прикащиков». Вот, например, Семен Васильевич за беседой предлагает приехавшему в гости Козьму Васильевичу:
«– Да не хочешь ли, брат, чаю?
– Пожалуй, чашку выпью.
– Так вели-ка дать». И Семен Васильевич спрашивает у дочери Екатерины:
«– Самовар-то еще есть?
– Есть ... Сейчас велю».
В другом действии пьесы дом Семена Васильевича «быстро входит» Елизавета Козьминишна Путилова и обращается к двоюродной сестре:
«– Катинька, душенька, спаси ты меня, милая... схорони голубушка! ... От мужа схорони, милая, от мужа... Вели, скорее самоварчик поставить, скажи, что я у тебя с самого утра ... скажи, что в Донской вместе ездили».
В чем же дело? А в том, что познакомилась Елизавета в церкви с «одним студентиком, молоденьким и хорошеньким», и он «иногда приходит чайку напиться», когда мужа дома нет. «Ведь смерть скучно... хоть околевай, целый день одна-одинешенька». И договорилась Елизавета встретиться со «студентиком» в Нескучном саду, а по дороге ее «извощик» едва не столкнулся с «извощиком» мужа. Пришлось Елизавете «огородами и переулками» мчаться к сестре и устраивать себе алиби с «самоварчиком».
А вот отказ от чаепития. Елизавета Семеновна против воли отца вышла замуж за сына небогатой «купеческой вдовы» Николая Ивановича Кроткова, владеющего небольшой «модной лавкой». Отец Семен Васильевич Шарапов от дочери отказался, но бессовестным образом отказался давать полагающиеся ей по закону деньги из приданого покойной матери. Кротков пытается это дело уладить и приглашает Шарапова в свой дом – небольшую квартиру при лавке.
«–Хлеба-соли твоей не хочу, – говорит Шарапов.
– Ну, хоть чаем позвольте просить вас.
– И чаю не хочу: живем мы не в ладах, и не может быть промеж нас ничего родственного».
К беседе подключается друг-адвокат Кроткова, который предлагает Шарапову решить дело полюбовно, без суда, приводит доказательства его неправоты. И Шарапов все же соглашается провести переговоры за чаем.
«– Чай будете пить?
– Пожалуй...».