Когда я увидела ее на пороге с потертым чемоданом в руках, первой мыслью было: "Вот и расплата пришла". Не за мои грехи, за ее.
За те годы, когда она говорила сыну в трубку: "Ты уверен, что дети твои? Присмотрись к дочке, совсем на тебя не похожа". За те вечера, когда он приезжал с вахты и смотрел на меня так, будто я чужая. За слезы, которые я вытирала по ночам, когда он спал отдельно, потому что мать "просто переживает за него".
А теперь эта женщина стояла передо мной, постаревшая, сгорбленная, с виноватым взглядом, который, впрочем, не дотягивал до раскаяния.
— Марин, можно мне… на недельку? — голос ее дрогнул. — Я у Степки больше не могу. Его жена…
Я молчала. Степка — это младший сын, любимчик. Тот самый, которому она отдала все деньги с подажи своего дома.
— Старшему не надо, — говорила она тогда родственникам, — у него и так все есть. А Степа только встает на ноги.
Дмитрий, мой муж, ее старший сын, тогда молчал. Стиснув зубы, кивнул: "Твой дом, твое решение". Я видела, как что-то надломилось в нем, но он не показал виду. Он вообще редко показывал какие-то переживания.
— Дим, — позвала я мужа. Он вышел из комнаты, вытирая руки тряпкой — чинил кран на кухне.
Увидел мать. Лицо его окаменело.
— Привет, мам.
— Здравствуй, сынок. Я… я подумала, может, у вас погощу немного?
Дмитрий посмотрел на меня. В его глазах читалась усталость, старая обида, нежелание говорить "нет" матери. И вопрос, как я отреагирую.
Я вздохнула.
— Заходите, Валентина Петровна. Чай будете?
В тот вечер, когда свекровь уснула в маленькой комнате, которую мы обычно использовали как кладовку, я сказала Диме то, что должна была сказать:
— Кормить буду. Обстирывать буду. Но общаться не собираюсь.
Он сидел на краю нашей кровати, опустив голову.
— Марина…
— Нет. Слушай меня. — Я села рядом, взяла его за руку. — Я не выгоню твою мать на улицу. Я не чудовище. Но я не забыла, как ты ночами требовал от меня тест ДНК на Лизку. Как я рыдала в ванной, а ты стоял за дверью и молчал, потому что мамочка "так переживает". Как я чуть не потеряла сына, лежа на сохранении, а она звонила тебе и говорила: "А может, и не надо его сохранять? Ты уверен, что это твой ребенок?"
Дима закрыл лицо руками.
— Я знаю. Я помню. Я был… идиотом.
— Был. Ты исправился. Ты попросил прощения. Я простила тебя, потому что люблю. Но ее… — я сглотнула комок в горле. — Ее я простить не могу. Не сейчас. Может, никогда. Поэтому по-человечески все сделаю, но разговаривать, улыбаться и обниматься не буду.
Он долго молчал. Потом кивнул.
— Хорошо.
***
Первые дни были странными. Я готовила завтраки, обеды, ужины. Накрывала на стол. Валентина Петровна садилась, бормотала "спасибо" и ела молча. Я убирала, стирала ее вещи, развешивала на балконе. Все четко, механически, без единого лишнего слова.
Дима пытался сгладить углы, спрашивал мать, как дела, как здоровье. Она отвечала односложно. Дети, Лиза и Артемка, крутились вокруг бабушки с любопытством. Они ее почти не знали, видели от силы раз в год.
— Ба, а что ты нам привезла? — спросил Артем в первый вечер.
— Ничего, внучек. В другой раз.
Лиза, старшая, тринадцать лет, посмотрела на бабушку внимательно. Потом на меня. Она всегда чувствовала напряжение в доме.
— Мам, а почему ты с бабушкой не разговариваешь?
— Потому что у нас с бабушкой… разные взгляды на жизнь, — ответила я, продолжая нарезать овощи.
— А папа с ней разговаривает.
— Это его мама.
— Ну и что? Ты же с твоей мамой разговариваешь, хотя она вечно говорит, что ты неправильно нас воспитываешь.
Я усмехнулась.
— Лизка, это сложно. Поймешь, когда вырастешь.
На самом деле, я боялась, что она поймет раньше. Что однажды услышит что-то из того, что нельзя услышать. Но Валентина Петровна молчала. Будто воды в рот набрала.
***
Перелом случился на четвертый день.
Я пришла с работы уставшая, аврал, отчеты, начальник орал на всех подряд. Свалилась на диван, даже не разувшись. Дима еще был на работе, дети в школе.
Из комнаты вышла свекровь. Села в кресло напротив. Я почувствовала ее взгляд, но не открывала глаза.
— Марина, — позвала она звонко.
Я промолчала.
— Ты чего натоптала, кто ж прям в обуви-то по квартире ходит!?
Я открыла один глаз.
— Вам что-то нужно, Валентина Петровна?
— Нет, мне ничего не нужно, убирать теперь надо. Негоже в обуви по дому ходить, тут же дети, а это микробы...
Я сняла туфли, посмотрела на нее. Она постарела. Морщины у глаз углубились, руки тряслись, то ли от волнения, то ли уже от возраста.
— Я у себя дома. Я тут убираюсь. Дети тоже мои, я за них отвечаю, — говорила я ровным, но дерзким тяжелым тоном. — поэтому, будьте так любезны, помолчать, вы здесь на птичьих правах.
— Ты не меняешься, Марина...
Я хмыкнула.
— А я не должна меняться, вы у нас крови уже достаточно попили... Я Диме так и сказала, что я буду вас кормить, обстирывать, но общаться... Общаться не собираюсь!
— Настолько ты меня ненавидишь значит... Ладно, я поняла.
Я встала.
— Ужин будет через час.
И ушла на кухню.
***
Утром Валентина Петровна собрала чемодан.
— Я уеду сегодня, — сказала она за завтраком.
Дима нахмурился:
— Куда? К Степке?
— Да. Позвонил вчера. Сказал, что они с Викой поговорили. Готовы попробовать еще раз.
— Мам, ты можешь остаться здесь.
— Нет, сынок. Здесь я лишняя.
Она посмотрела на меня.
— Марина, спасибо тебе. За все.
Я кивнула.
— До свидания, Валентина Петровна.
Она взяла чемодан. Дима пошел ее провожать. А я осталась на кухне, допивать кофе и смотреть в окно.
Лиза вошла, заспанная, в пижаме.
— Баба уже уехала?
— Уезжает.
— Жалко. Я не успела с ней толком пообщаться
— Успеешь еще. Все впереди.
— Мам, а вы с ней помирились?
Я задумалась.
— Нет. Но я больше не держу зла.
— А в чем разница?
— Разница в том, что я не забуду. Но и не буду вечно возвращаться к этому.
Лиза кивнула, хотя вряд ли поняла до конца.
А я допила кофе и пошла убирать комнату, где спала свекровь. Когда комната была убрана, постельное белье постирано и от присутствия свекрови ни осталось и следа, только тогда я позволила себе выдохнуть.
Этот рассказ вдохновлен историей, прочитанной в комментариях на одном из каналов. Все события, персонажи и диалоги вымышлены.
Если "Щёлкнуло", не теряй момент. Лайк, подписка 🫰 и двигаемся дальше. Здесь мы не лечим симптомы, мы докапываемся до сути.
СЕЙЧАС ЧИТАЮТ: