Незабываемая и навсегда любимая советским зрителем Людмила Прокофьевна Калугина - Наша Мымра. «Она знает дело, которым руководит. Такое тоже бывает.» Шедевральный, добрый, умный фильм, с лиричным юмором и талантливой музыкой. История любви людей, считавшихся тогда «немолодыми» (невероятно, «старухе» Калугиной 36 лет… 36, дамы и господа, у этих, по нашим понятиям, мальчиков и девочек - «осень жизни»!), разыгранная блестящим и знаменитым актерским составом, где даже маленький эпизод или короткая реплика исполнены на таком профессиональном классе, что превращаются в бенефис, цитируемый несколькими поколениями подряд, и даже в нечто, вроде пароля для своих, когда судьба заносит за границу.
И сегодня я хочу вернуться к очаровательной, нелепой, трогательной и невероятно тонкой сцене в квартире Калугиной.
Где они с Анатолием Ефремовичем отчаянно пытаются преодолеть смущение на своем первом «официальном» свидании.
У Рязанова нет случайностей в кадре, он строит образ каждого персонажа, дополняя его десятками мелких, но важных деталей, которые рассказывают внимательному зрителю о характере персонажа, его прошлом и привычках, его натуре. А ведь дом человека - его прямое отражение. И то, чем советские люди украшали свои квартиры, не меньше могло поведать об их взглядах на жизнь, чем - святая святых!- книги, которые они читали.
Так вот, показывая нам внутренний и накрепко закрытый от посторонних мир Людмилы Прокофьевны Калугиной, «мымры» и «старухи», которая даже собаку (о которой, очевидно, тайно мечтает) не могла себе позволить завести из-за невероятно напряженного рабочего графика, авторы делают небольшой, но значимый акцент: несколько раз мы видим репродукцию портрета Модильяни на стене.
Что этот выбор говорит о хозяйке квартиры?
Она образованна.
Когда мы обсуждали статьи о Модильяни, здесь и здесь, то упоминали, что в Советском Союзе его полотен не было, чудом сохранился один из двенадцати (или шестнадцати) рисунков с портретом Анны Ахматовой. То есть, это художник, о творчестве которого можно узнать, только интересуясь искусством. Ни в школьных хрестоматиях, ни в городском музее на экскурсии советский человек увидеть работ Модильяни не мог. Равно как не были странные, текучие модильяниевские портреты растиражированы масс-маркетом, как была, в свое время, растаскана по хозяйственным сумкам, кулонам и пепельницам древнеегипетская царица Нефертити (точнее, её знаменитый бюст из Берлина). Знакомство с работами Модильяни - это художественные альбомы, статьи в журналах по искусству, то есть, некая работа ума, некая просвещенность.
Она способна тонко чувствовать и воспринимать сложное.
Модильяни -непростой художник для неподготовленного зрителя, его работы требуют от посетителя музея большего, чем созерцание Рафаэля или Левитана, которых наш взгляд интерпретирует как «естественную красоту». Иными словами, Модильяни (в тот момент и в том обществе) - отнюдь не мейнстрим. Вот «Джоконду» знают и привычно любят все, так положено:
— Какая занятная репродукция «Джоконды»!
— Да что вы, Людмила Прокофьевна! Это ж не репродукция, это наша вычислительная машина, Боровских зап-программировал!
:
И пусть короткий, почти случайный, визит «Джоконды» в Советский Союз превратился в грандиозный и потрясший воображение французов культурный ажиотаж (люди стояли к музею сутками, отмечались в огромной очереди, сменяя друг друга, чтобы успеть увидеть раз в жизни знаменитую картину), с Модильяни история совсем не та. Калугина - как тогда говорили, тонкая штучка. Еще одна деталь. Она моментально узнает стихи Пастернака - поэта, на тот момент, не так, чтобы массовыми тиражами издававшегося (чем, собственно, изумляет пьяного Новосельцева - ведь мымре по должности совсем не положено читать стихи). Пушкина и Лермонтова любят все. Пастернака - некоторые.
А еще она умеет оценить тот удивительный мир покоя и гармонии, который Модильяни (в диссонанс собственному буйному характеру и бешеному темпераменту) дарил своим полотнам. Людмила Прокофьевна - чуткий человек, она эстет, а не «сухарь». Несмотря на ужасный коричневый пиджак мужского кроя и громоздкую оправу. Несмотря на специфическую «начальственную» походку. Несмотря ни на что.
Кстати, о самой картине. В русскоязычном интернете широко распространена версия, что на этом портрете -Анна Ахматова. (Из чего делается вывод, что Калугина повесила эту репродукцию на стену, втайне мечтая о таком же страстном, ярком и бурном романе, который пережили в Париже Ахматова и Модильяни в 1910 году). Я с этим мнением не согласна, и вот почему. Ахматова уехала из Франции (второй раз )в 1912 году, и это была их последняя с художником встреча. Портрет девушки в матроске написан в 1918 году, когда Модильяни уже жил с Жанной Эбютерн и, хотя примерным супругом он так и не стал, но ностальгические воспоминания о русской поэтессе, насколько известно, его не терзали. Он писал разных женщин, профессиональных натурщиц, чаще всего - Жанну, нередко - жену своего друга и арт-дилера Зборовского, Анну (Ханку), иногда - заказчиц. Но о портретах маслом Ахматовой («из прошлого») никто не упоминал.
Я согласна с позицией американских искусствоведов, сотрудников Метрополитена, которые считают, что моделью для этой картины послужила Мари Фере, девушка, приехавшая в Париж с юга Франции и работавшая в столице служанкой. Эта же девушка изображена на другом полотне, тоже попавшем в американский музей:
Кто-то называет её Жанной Эбютерн, но я не вижу схожести. Вот Жанна на одном из многочисленных портретов кисти Модильяни:
А теперь я предлагаю вернуться к репродукции, украшающей дом Людмилы Прокофьевны. На ней - скромная, нежная девушка-провинциалка в столице. Застенчивая. Пожалуй, мечтательная. И скорее всего, именно такой, приехавшей учиться в Москву (или, возможно, первое поколение, родившееся в Москве) помнит себя Калугина. Она «… в глубине души… где-то очень глубоко…» - именно такая. Стеснительная и неловкая, мечтающая о любви и детях, нежная с животными. Милый и ранимый человек.
Отсюда этот выбор репродукции. Именно такой.
«Дороже вас… у меня вот уже несколько дней никого нет.» И впереди - счастье, заботливо созданное для миллионов советских зрителей (и зрительниц, главное, - зрительниц!) добрым и мудрым режиссером Эльдаром Александровичем Рязановым.
А у меня на сегодня все, дамы и господа, благодарю за уделенные время и внимание.