Январское утро встретило город серебристым инеем на окнах и тем особенным зимним светом, который делает даже самые обычные дворы похожими на декорации к сказке.
В доме на Кленовой улице, где между высокими соснами пряталась двухэтажная постройка из красного кирпича, царила привычная утренняя суета. Илья, поправляя галстук перед зеркалом в прихожей, мельком взглянул на часы — половина восьмого, время поджимало.
На кухне уже слышалось весёлое щебетание пятилетнего Максима, который, судя по звукам, активно обсуждал с мамой планы на день. Запах свеж заваренного кофе и поджаренных тостов наполнял дом тем уютом, ради которого Илья и работал с утра до вечера, строя свой небольшой, но успешный бизнес.
— Пап, а почему у птиц нет зубов? — донёсся из кухни голос сына, и Илья невольно улыбнулся.
Максим в последнее время задавал вопросы с частотой пулемёта, и каждый из них требовал серьёзного научного объяснения.
— Спроси маму, сынок, она у нас главный специалист по птицам, — отозвался Илья, застёгивая пуговицы пальто. — А папе пора на работу.
Анна появилась в проёме кухонной двери, держа в руках кружку дымящегося кофе. Тридцать четыре года жизни и пять лет материнства нисколько не испортили её — наоборот, придали лицу ту особенную мягкость, которая бывает только у по-настоящему счастливых женщин. Работа детским психологом научила её видеть мир глазами ребёнка, и это умение делало их семью особенно крепкой.
— Не забудь про собрание в детском саду завтра, — напомнила она мужу, подходя для утреннего поцелуя. — И постарайся не задерживаться сегодня. Максим хочет, чтобы ты помог ему собрать новый конструктор.
Илья кивнул, чувствуя привычное лёгкое сжатие в груди. Работа требовала всё больше времени, особенно сейчас, когда компания выходила на новый уровень. Но семья была и остаётся приоритетом. Баланс давался нелегко, и он знал, что Анна, при всём своём понимании, иногда устает быть фактически одна с ребёнком.
— Обязательно освобожусь пораньше, — пообещал он, обнимая жену. — А пока Ольга сегодня с Максимом?
— Да, заберёт его из сада в три, погуляют в парке.
Погода стояла хорошая, снежок свежий — такой, что скрипит под сапогами и светится изнутри, словно в детстве. Максим выскочил из кухни, размахивая куском тоста с джемом, как знаменем победы.
— Пап, а можно я сегодня покатаюсь с горки? — возбуждённо выпалил мальчик. — Ольга говорит, что снег липкий, как раз для санок!
Илья присел на корточки, чтобы оказаться на уровне глаз сына. Максим был его точной копией в этом возрасте: те же серые глаза, тот же упрямый подбородок, та же привычка ерошить тёмные волосы, когда о чём-то задумывается.
— Конечно, сынок, — кивнул он тепло. — Только слушайся Ольгу и никуда от неё не отходи, хорошо?
— Хорошо! — радостно выкрикнул Максим и, не дожидаясь подробностей, помчался обратно на кухню.
Илья поцеловал Анну ещё раз — торопливо, но нежно — и направился к двери.
День обещал быть напряжённым: переговоры с новыми партнёрами, подписание важного контракта, куча мелких, но неотложных дел. И кто бы мог знать, что этот самый обычный четверг станет точкой отсчёта для совершенно новой главы их семейной истории.
А в это же время, в нескольких кварталах от уютного дома Романовых, в подвале старого девятиэтажного дома просыпался Степан Григорьевич. Подвал этот служил ему убежищем уже третий месяц — с тех пор, как коммунальные службы окончательно выселили бомжей из теплотрассы, а морозы стали по-настоящему лютыми.
Степан Григорьевич — именно так он неизменно представлялся редким собеседникам, хотя большинство бездомных называли его просто Степаном или Дядей Стёпой — совсем не был похож на типичного обитателя улицы. Даже в поношенной одежде, даже с трёхдневной щетиной и усталыми глазами, в нём было что-то такое, что заставляло прохожих оборачиваться.
Может быть, дело было в осанке: он не горбился под тяжестью жизненных неудач, как большинство его товарищей по несчастью. А может быть, в его необычно грамотной для улицы речи, хотя он старательно маскировал своё образование за простой манерой разговаривать.
Проснувшись, Степан Григорьевич как всегда первым делом проверил внутренний карман куртки — тетрадь была на месте. Эта потрёпанная общая тетрадь в клеточку оставалась единственной связью с его прежней жизнью. С той, о которой он не любил вспоминать, но которая упорно цеплялась за него через строчки, исписанные мелким аккуратным почерком по ночам, при свете уличного фонаря.
Поднявшись, он аккуратно сложил картонку, служившую ему матрасом, и свернул в рулон старое одеяло, пахнущее сыростью и чужими бедами.
Завтрак состоял из остатка батона, купленного на последние деньги, и снега, растопленного в консервной банке над свечным огарком. Не ахти какая еда, но Степан Григорьевич давно научился быть благодарным за самое малое.
Выйдя на улицу, он вдохнул морозный воздух полной грудью. Снег скрипел под ногами, солнце слепило глаза, отражаясь от белизны сугробов. День предстоял — обычный: поиск бутылок и металлолома, может быть, удастся заработать на хлеб и что-нибудь горячее.
Степан Григорьевич не попрошайничал — гордость не позволяла, да и воспитание сказывалось. Лучше уж голодать, чем протягивать руку. К трём часам дня его маршрут привёл в районный парк. Здесь всегда можно было найти что-то полезное: люди оставляли бутылки после пикников, дети теряли игрушки, которые можно было отремонтировать и продать.
Парк в это время был довольно людным: мамы с колясками, пенсионеры на скамейках, дети на площадке. Степан Григорьевич старался держаться в стороне от основных дорожек, не привлекать внимания. Опыт уже научил: появление бездомного часто портит настроение отдыхающим — а он не хотел никого тревожить. Методично обходил урны, проверял кусты возле скамеек, собирал в большой мешок всё, что могло принести хоть копейку.
В половине четвёртого к площадке подошла молодая женщина с мальчиком. Степан Григорьевич мельком взглянул на них: няня — судя по всему, лет двадцать пять — в хорошей куртке и модных сапогах, и ребёнок пяти лет, одетый так, как одевают детей заботливые и обеспеченные родители. Мальчик сразу же помчался к качелям, а няня осталась неподалёку, доставая из сумки телефон.
— Максим, далеко не уходи! — крикнула она вслед ребёнку, но голос её прозвучал рассеянно.
Степан Григорьевич продолжал своё дело, но краем глаза наблюдал за происходящим. Что-то в поведении няни настораживало: она слишком увлеклась разговором по телефону, перестала следить за мальчиком. А дети в таком возрасте исчезают из поля зрения буквально за секунду.
— Ну что ты говоришь? — воскликнула няня в трубку, отворачиваясь от площадки. — Да ты что, серьёзно? А я и не знала!
Максим тем временем соскочил с качелей и направился к дальней части парка, где между деревьями виднелась горка. Степан Григорьевич нахмурился: ребёнок уходил всё дальше, а няня была полностью поглощена разговором.
— Слушай, подожди, не клади трубку, — горячо говорила молодая женщина. — Расскажи всё с самого начала. Когда это случилось?
И тут Степан Григорьевич увидел их. Двое мужчин в тёмных куртках двигались по парку не спеша, но целенаправленно. Что-то в их походке, в том, как они осматривались по сторонам, заставило старого бродягу насторожиться.
За долгие годы жизни на улице у него развилось особое чутьё на опасность, и сейчас это чутьё кричало тревогу. Мужчины приближались к тому месту, где играл Максим. Мальчик, увлечённый постройкой снежной крепости, не замечал ничего вокруг. Няня по-прежнему была занята телефонным разговором, стоя спиной к детской площадке.
Степан Григорьевич бросил свой мешок и начал приближаться, стараясь не привлекать внимания. Сердце колотилось — может быть, он ошибается... А может, эти люди просто гуляют по парку? Но инстинкт подсказывал другое. Один из мужчин достал из кармана что-то вроде платка. Второй огляделся вокруг и кивнул напарнику. Они ускорили шаг.
— Максим! — резко крикнул Степан Григорьевич, но мальчик не услышал.
Тогда старик побежал, забыв про осторожность, забыв про то, что может привлечь ненужное внимание. Ноги, отвыкшие от быстрой ходьбы, едва слушались, но он заставлял себя бежать быстрее. Первый мужчина уже протягивал руки к Максиму, когда Степан Григорьевич налетел на него всем телом. Удар получился неожиданным и сильным — похититель упал в снег, выронив платок, пропитанный чем-то едко пахнущим.
— Что за чёрт?! — выругался второй, бросаясь на помощь напарнику.
— Беги! — крикнул Степан Григорьевич мальчику. — Беги к няне, скорее!
Максим, напуганный внезапной суматохой, рванул в сторону площадки, громко зовя Ольгу. Няня, услышав крик, обернулась и, увидев бегущего к ней ребёнка и дерущихся мужчин, уронила телефон в снег.
— Что происходит?! Максим! — закричала она.
Степан Григорьевич изо всех сил боролся с двумя нападавшими. Возраст давал о себе знать, силы были не те, но отчаяние придавало энергию. Он понимал: если не удержит их сейчас — они попытаются ещё раз, в другом месте, в другое время.
— Помогите! Полиция! Помогите! — закричала няня.
Её крики привлекли внимание других посетителей парка. К месту потасовки побежали двое мужчин, выгуливавших собак, и пожилая женщина с палкой наперевес. Похитители, поняв, что операция сорвалась, оттолкнули Степана Григорьевича и бросились бежать к выходу из парка.
Старик упал в снег, больно ударившись плечом о мерзлую землю под белым покровом. Кто-то из подбежавших людей помог ему подняться.
– Дедушка, вы как? Не ушиблись? – спрашивала молодая мама, державшая на руках годовалого малыша.
– Живой, – хрипло ответил Степан Григорьевич, отряхивая снег с куртки. – Главное, мальчик цел.
Максим стоял рядом с няней, крепко держась за её руку. Глаза ребёнка были широко распахнуты от испуга, но слёз не было. Мальчик явно пытался быть храбрым.
– Дядя, спасибо, что помог, – тихо сказал он, подходя к Степану Григорьевичу. – А кто это были?
– Плохие люди, сынок, – ответил старик, присаживаясь на корточки, чтобы быть на уровне глаз ребёнка. – Но теперь всё хорошо. Они убежали.
Ольга, бледная от испуга, набирала номер на телефоне дрожащими пальцами.
– Илья Романович? Это Ольга. Да, с Максимом. Нет, всё хорошо, но… Да, лучше приезжайте. В парке произошло… Нападение. Нет, Максим не пострадал. Один мужчина его спас.
Степан Григорьевич слушал разговор и понимал, что сейчас начнётся то, чего он больше всего не любил: расспросы, внимание, необходимость объяснять, кто он такой. Он попытался незаметно отойти, но Максим ухватил его за рукав.
– Дядя, не уходите. Папа сейчас приедет, он захочет вас поблагодарить.
– Не нужно, сынок, – мягко сказал Степан Григорьевич. – Я просто оказался рядом. Любой бы так поступил.
– Нет, – серьёзно возразил мальчик. – Няня говорила по телефону, а другие взрослые даже не смотрели в мою сторону. Только вы увидели плохих дядей.
Через двадцать минут к парку подъехала машина, из которой выскочил высокий мужчина в дорогом пальто. Даже на расстоянии было видно, как он волнуется: движения резкие, лицо напряжённое. Это и был Илья Романов, отец Максима.
– Где он? Как дела? – Илья подбежал к сыну, обнял его, осматривая с головы до ног. – Ты не пострадал? Что случилось?
– Папа, всё хорошо, – успокаивал его Максим. – Меня спас дедушка. Вот он.
Илья поднял глаза на Степана Григорьевича, и тот невольно поёжился под этим взглядом. Он видел себя глазами преуспевающего бизнесмена: грязная поношенная одежда, небритое лицо, руки с чёрными ногтями. Не самый презентабельный вид для героя. Но удивительное дело – в глазах Ильи не было ни брезгливости, ни снисходительности. Только благодарность и что-то ещё, что Степан Григорьевич не мог определить.
– Спасибо, – просто сказал Илья, протягивая руку. – Меня зовут Илья. А как вас?
– Степан Григорьевич, – ответил старик, пожимая протянутую руку. Рука у бизнесмена была тёплой и крепкой.
– Расскажите, что произошло.
Степан Григорьевич коротко пересказал события, стараясь не драматизировать. Илья слушал, не перебивая, изредка кивая. Лицо его становилось всё мрачнее.
Продолжение...