Я налил себе воды в стеклянный стакан и поставил его на стол, когда Катя вошла на кухню. Было раннее утро, в квартире пахло вчерашним ужином — жареной рыбой, которую так любила её мать. Светлана Павловна ночевала у нас, помогала с детьми перед какими-то сборами.
— Слушай, я тебе хотела сказать, — Катя открыла холодильник, не глядя на меня. — Мы с ребятами летим в Турцию. Мама дала денег, билеты уже купили.
Я замер с кружкой в руке. Вода расплескалась.
— В Турцию? Когда?
— Послезавтра. На десять дней. — Она достала йогурт, принялась искать ложку в ящике. — Мама сто пятьдесят тысяч дала специально на это. Давно хотела внуков порадовать.
Я медленно опустил стакан. В голове крутилась одна мысль: меня никто не спрашивал. Совсем. Будто я не существую.
— А я… — начал было я, но голос предательски дрогнул.
— Ты чего? — Катя обернулась, наконец посмотрела на меня. В её взгляде не было ни вины, ни смущения. Только лёгкое недоумение. — Ты же понимаешь, это же такие траты. Нам втроём билеты, гостиница, еда… Нет, ты лучше дай нам с собой тысяч двадцать, на всякий случай. А на твою зарплату мы потом, когда вернёмся, протянем до конца месяца нормально.
В коридоре послышались шаги — это Паша, младший, проснулся раньше обычного. Десять лет, вечно с мячиком в руках или с телефоном. Он заглянул на кухню, зевая.
— Мам, а Лизка уже встала? Нам же вещи собирать надо.
— Сейчас разбужу. Иди умойся.
Паша скрылся в ванной. Я сидел, вцепившись в край стола. Дерево под ладонями было шершавым, неровным — старый стол, который Катя привезла из прежней квартиры. Как и всё остальное здесь.
Меня даже не спросили. Хочу ли я. Могу ли. Есть ли деньги, чтобы добавить.
— Катя, — я попробовал ещё раз. — Может, я бы тоже… ну, поехал. Я в Турции никогда не был. Мог бы добавить, сколько надо.
Она вздохнула, закрыла холодильник.
— Андрей, ну серьёзно. Это ещё один билет, ещё одно место в отеле. Зачем такие расходы? Ты лучше дома побудь, отдохнёшь. Проследишь, чтобы всё в порядке было. Да и деньги нам пригодятся потом.
Она говорила так спокойно, буднично, словно обсуждала покупку хлеба. Я смотрел на неё и не узнавал. Мы женаты почти год. Я старался — со всеми, с детьми, с её матерью. Помогал, не лез, не требовал. Думал, что стану для всех своим.
А я для них так и остался чужим. Удобным. Полезным. Но чужим.
— Дашь двадцать тысяч? — переспросила Катя, уже направляясь будить Лизу.
— Дам, — выдавил я.
Она кивнула и вышла. Я остался один на кухне. Тиканье настенных часов отдавалось в висках. Круглые, с пожелтевшим циферблатом — тоже Катины, из прошлой жизни.
Я поднял стакан и залпом допил воду. Горло перехватило, словно там застрял осколок льда.
Вечером я попытался заговорить ещё раз. Катя сидела на диване, проверяла список вещей на телефоне. Лиза — пятнадцатилетняя, угрюмая, вечно в наушниках — разбирала одежду на своей кровати. Паша гонял по коридору какую-то игрушечную машинку.
Я сел рядом с Катей, положил руку на подлокотник.
— Послушай, может, всё-таки как-то по-другому? Ну, я мог бы…
— Андрюш, ну что ты, право слово, — она не подняла глаз от экрана. — Всё уже решено. Билеты куплены, гостиница оплачена. Чего теперь переживать?
— Я не переживаю. Я просто… хотел бы быть с вами.
Она наконец посмотрела на меня. В её взгляде мелькнуло что-то — раздражение? Усталость? — но исчезло мгновенно.
— Андрей, ты взрослый человек. Потерпи десять дней. Нам с ребятами нужен отдых. Понимаешь? Мы устали. И тебе тут спокойнее будет.
— Мам, а где мой купальник? — крикнула Лиза из комнаты.
— Щас принесу!
Катя вскочила. Паша вбежал на кухню, налетел на меня плечом.
— Дядя Андрей, а ты чего не едешь с нами?
Я посмотрел на мальчишку. Он смотрел с любопытством, без злости, но и без тепла. Просто интересовался.
— Так получилось, — ответил я.
— А-а. Ну ладно. — Паша пожал плечами и убежал дальше.
Вот так. "Ну ладно". Ему всё равно. Им всем.
Я встал и пошёл к себе. Моя комната — крохотная, с продавленным диваном и шкафом, который скрипел при каждом открывании. Здесь пахло моим одеколоном, старым, дешёвым. Единственное, что здесь моё.
Я лёг, закрыл глаза. За стеной слышались голоса, смех, суета. Жизнь шла своим чередом. Без меня.
Дверь хлопнула — наверное, Катя вышла к маме в коридор.
Я лежал в темноте и слушал, как тикают часы.
Утро отъезда началось с хаоса. Я проснулся от топота и громких голосов. Катя металась между комнатами, проверяя, всё ли собрано. Светлана Павловна стояла у входной двери, поправляла на Паше куртку.
— Лиза, ты паспорт взяла? — кричала Катя.
— Да, мам, взяла!
— Деньги? Телефон зарядила?
— Всё, всё!
Я вышел на кухню. Они даже не обернулись. Я налил себе кофе, прислонился к стене. Чемоданы громоздились у двери, Паша прыгал вокруг них, что-то рассказывая бабушке.
Катя пробежала мимо, бросила на ходу:
— Андрюш, деньги не забудь. Двадцать тысяч. Положи в мою сумку.
Я кивнул, поставил кружку и пошёл за конвертом. Отсчитал купюры, сунул в её дорожную сумку. Пальцы дрожали.
Всё. Вот и всё, что ей от меня нужно.
— Ну, мы поехали, — объявила Катя минут через десять. Она натянула лёгкую ветровку, взяла сумку. Лиза молча стояла у двери, глядя в телефон. Паша подпрыгивал на месте.
— Счастливого пути, — сказал я.
Светлана Павловна подошла ко мне, посмотрела поверх очков. Её взгляд был тяжёлым, оценивающим.
— Береги семью смолоду, Андрей, — тихо произнесла она.
Я не ответил. Не знал, что сказать.
Катя чмокнула меня в щёку — дежурно, без тепла.
— Скоро вернёмся. Не скучай.
Паша махнул рукой. Лиза даже не подняла глаз.
Дверь распахнулась. Они вышли гурьбой, таща чемоданы. Я слышал, как они спускаются по лестнице, переговариваются, смеются. Потом — хлопок подъездной двери.
Тишина.
Я стоял в коридоре, глядя на закрытую дверь. Под ногами холодная плитка. В ушах — тиканье проклятых часов.
Я вернулся на кухню. Сел на стул. Посмотрел на свой стакан — в нём ещё оставалась вода.
Вот и всё. Я остался один. И никто даже не спросил, чего я сам хочу.
Первый день без них тянулся бесконечно. Я пытался заняться делами — прибрался, вынес мусор, сходил в магазин. Но квартира казалась мёртвой. Пустой. Чужой.
Я заварил себе чай, сел у окна. За окном был обычный летний день. Люди шли по своим делам, машины проезжали, где-то лаяла собака. Мир жил. А я сидел здесь, в этой квартире, и не знал, зачем.
Телефон молчал. Ни звонка, ни сообщения. Ничего.
Может, забыли.
Я усмехнулся. Конечно, забыли. Зачем вспоминать? Деньги взяли, всё остальное — не важно.
Я встал, прошёлся по комнатам. Заглянул в детскую. Разбросанные игрушки, помятая постель Паши, стопка комиксов Лизы на тумбочке. Пахло сладкой жвачкой и какими-то фломастерами.
Я закрыл дверь.
На кухне снова сел за стол. Часы тикали. Монотонно, настойчиво. Я посмотрел на них — круглые, потёртые, со старой батарейкой, которую никто не менял.
Сколько можно ждать? Сколько?
Я взял стакан, вымыл его под краном. Тщательно, до скрипа. Поставил на сушилку.
Я им не нужен. Совсем. Я просто… функция. Деньги, помощь, контроль за квартирой. Вот и всё.
Дни шли. Я просыпался, ел, бродил по квартире, ложился спать. Снова просыпался. Будто завис в какой-то петле времени.
Катя написала один раз — коротко: "Долетели нормально". Больше ничего. Я ответил: "Хорошо". Она не прочитала.
Я выходил на балкон. Здесь пахло выхлопными газами и пылью. Город шумел внизу, безразличный и чужой. Я стоял, облокотившись о перила, и смотрел в никуда.
Когда они вернутся, что изменится? Ничего. Я снова буду тем же — удобным, молчаливым, послушным. Буду давать деньги, помогать, терпеть. А они — жить своей жизнью. Без меня.
Однажды ночью я не мог уснуть. Лежал на диване, смотрел в потолок. В голове крутились одни и те же мысли. Я вспоминал, как старался. Как пытался быть хорошим. Для Кати, для детей. Как думал, что если буду правильным, меня примут. Полюбят.
Но любовь так не работает. Её не заслужишь. Её или дают, или нет.
Я встал, включил свет. Прошёлся по комнате. Сел за стол, положил голову на руки.
Хватит. Хватит ждать чуда.
Решение пришло само собой. Тихо, без драмы. Просто — как осознание очевидного.
Я уйду. Когда они вернутся — соберу вещи и уйду. Не буду объясняться, не буду оправдываться. Просто уйду.
И впервые за эти дни одиночества я почувствовал облегчение.
Они вернулись в субботу вечером. Я услышал шум в подъезде, голоса, смех. Потом — знакомый звук ключа в замке.
Дверь распахнулась. Катя вошла первой, таща чемодан. Следом — Лиза с рюкзаком, Паша с пакетом сувениров.
— Господи, как устала! — Катя сбросила сумку на пол, стянула туфли. — Жара там невыносимая, в самолёте духота…
Я стоял у стены. Они даже не посмотрели в мою сторону.
Паша пробежал мимо, размахивая какой-то ракушкой.
— Смотри, что я нашёл!
Лиза молча прошла в свою комнату. Катя вытерла лоб рукой, огляделась.
— Ну что, как тут? Всё нормально?
— Нормально, — ответил я.
— Отлично. Слушай, завтра сходим в магазин, да? Денег почти не осталось, надо на неделю закупиться. И мусор не забудь вынести с утра.
Она прошла на кухню, включила чайник. Я стоял в коридоре, слушал, как она гремит посудой, что-то напевает.
Никто не спросил, как я. Никому не интересно.
— Мам, а папа звонил? — спросил Паша из комнаты.
— Кто? А, твой отец. Да, звонил. Говорит, на следующей неделе заберёт вас на выходные.
— Ура!
Я развернулся и пошёл к себе. Закрыл дверь. Сел на диван. В горле стоял ком, дышать было тяжело.
Всё. Решено.
Я собирал вещи ночью. Тихо, чтобы никто не услышал. Сложил одежду, документы, немного личных вещей. Много и не было.
Остановился у часов на кухне. Остановил их. Тиканье прекратилось.
Больше не буду ждать.
Взял свой стакан из посудомойки. Посмотрел на него — обычный, стеклянный. Поставил в раковину. Пустым.
Ключи оставил на подоконнике.
Дверь закрыл тихо. Без хлопка. Просто — повернул ручку и вышел.
Я сидел на скамейке у подъезда. Рассвет только начинался — небо светлело, воздух был прохладным и свежим. Город просыпался.
Я достал телефон, посмотрел на экран. Никаких сообщений.
Усмехнулся.
Их и не будет.
Как по-вашему, должен был Андрей поступать так категорично или сначала нужно было обо всём поговорить?
Поделитесь в комментариях 👇, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк ♥️, если было интересно.