— Ваш-то муженёк теперь мой. Да-да, не удивляйтесь. Мы, знаете ли, уже третий год вместе. А вас он, ну... как бы это помягче... старухой кличет. Говорит, скоро на выход попросит, с вещами.
Светлана замерла, прижимая телефон к уху так сильно, что костяшки пальцев побелели. В воздухе витал густой, пряный аромат запекающейся утки с яблоками и тимьяном. На идеально сервированном столе, покрытом белоснежной скатертью, поблёскивали хрустальные бокалы — ждали своего часа, чтобы наполниться шампанским. Двадцать лет. Сегодня исполнилось ровно двадцать лет с того дня, как они с Дмитрием, смеясь, выбежали из ЗАГСа. Сюрприз, который она так тщательно готовила, превращался в пепел прямо на её глазах, оседая невидимой пылью на дорогом паркете их общей, как ей казалось, квартиры.
Она молчала. В ушах стоял гул, но внутри, вместо ожидаемого взрыва боли и слёз, которых, очевидно, и ждала та, на другом конце провода, начала медленно формироваться ледяная пустота. Звенящая, отрезвляющая. Она медленно, чтобы не издать ни звука, опустилась на стул. Голос должен быть твёрдым. Нельзя показать ей свою слабость.
— Попросит, значит? Что ж, любопытно будет посмотреть, кто и кого в итоге попросит.
Она нажала отбой. Телефон с глухим стуком упал на скатерть. Тишина. Только тикают старинные часы в гостиной. Раз-два. Раз-два. Отсчитывают последние секунды её прежней жизни. Из духовки потянуло гарью — утёнок начал подгорать, наполняя идеальную кухню едким, горьковатым запахом. Запах её сгоревших надежд, её растоптанной любви. Но горечи не было. Была лишь стальная, холодная, как клинок, решимость. Старухой, значит? Выгонит? Ну что ж, игра началась. Только вот правила теперь будет устанавливать она.
Вечером вернулся Дмитрий. Весёлый, пахнущий морозом, чужим женским парфюмом и дорогим коньяком. Он что-то бодро рассказывал про внезапное совещание у партнёров, про удачную сделку, которую нужно было «обмыть». Про годовщину он вспомнил лишь в прихожей, неловко кашлянув: «Ой, Светик, прости, замотался совсем. Давай в выходные в ресторан сходим, а? Отметим по-человечески». Она молча кивала, подавала ему тарелку с ужином и смотрела. Просто смотрела в его глаза, пытаясь разглядеть там того человека, за которого выходила замуж. Не нашла. Там был лишь самодовольный, расслабленный чужак. Он не заметил её взгляда, не почувствовал ледяного холода, который теперь исходил от неё. А она смотрела и видела перед собой уже не мужа, а объект для изучения. Предателя, который за всё заплатит. Дорого.
На следующее утро, сославшись на жуткую мигрень и отменив все встречи в своей дизайнерской студии, она поехала совсем в другую сторону. Неприметный старый дом в тихом переулке, стёртая латунная табличка «Адвокатская контора. Лев Борисович Якушев». Сам Лев Борисович оказался пожилым мужчиной с невероятно проницательными глазами. Его кабинет, заставленный стеллажами с увесистыми томами, пах крепким кофе и старой бумагой. Он молча выслушал её сбивчивый, лишённый эмоций рассказ, лишь изредка делая пометки в блокноте. Он видел таких женщин сотни. Обманутых, раздавленных, но не сломленных.
— Шансы у вас, Светлана Игоревна, более чем прекрасные, — произнёс он наконец, отложив ручку. Его голос был спокойным и обнадёживающим. — Если мы докажем факт систематической неверности и, что гораздо важнее, сокрытие доходов и вывод активов в период брака, то суд будет на вашей стороне. Большая часть совместно нажитого останется с вами. Но поймите, для этого нужны не просто слова, а железные, неопровержимые доказательства. Понимаете? Главное сейчас — холодная голова. Эмоции оставим для мемуаров.
Она всё понимала. Вся её жизнь, посвящённая созданию этого уютного мирка для него, заботе о его комфорте, теперь казалась одной большой, глупой ошибкой. Но её острый, аналитический ум, привыкший выстраивать сложные дизайнерские проекты, мгновенно переключился на новую задачу. Она стала шпионом в собственном доме.
Так началась её двойная, призрачная жизнь. Днём — заботливая, любящая, немного уставшая жена. Ночью, когда дом погружался в тишину и Дмитрий засыпал, начиналось её время. Она на цыпочках проскальзывала в его кабинет. Первым делом — телефон. Пароль, который он считал надёжным, — дата их знакомства, какая ирония, — был ей известен. Сообщения, сотни сообщений. Вульгарные прозвища, планы на будущее, обсуждение её, Светланы. Каждое «люблю, моя тигрица», каждое «старуха опять что-то заподозрила, надо быть осторожнее» она фотографировала на свой телефон и тут же пересылала на защищённый облачный диск. Это было омерзительно, унизительно, но необходимо.
Потом настал черёд его портфеля. Тот самый, из дорогой кожи, который она подарила ему на прошлый день рождения. Теперь это был ящик Пандоры. Она аккуратно, стараясь не нарушить порядок, вынимала бумаги. Копии договоров с незнакомыми фирмами, выписки со счетов, о существовании которых она и не подозревала. Документы на загородный дом, который он якобы строил «для них, для нашей старости». Дом, как оказалось, был с самого начала оформлен на его мать. Он готовился. Готовился давно, планомерно, методично обкрадывая её, выкачивая деньги из их общего семейного бюджета. Каждый найденный документ, каждая цифра, подтверждающая его ложь, не ранили, а наоборот, придавали ей сил. Она действовала как хирург, без эмоций вскрывая гнойный нарыв их брака.
Дома она была безупречной актрисой. Маска спокойствия и безмятежности так прочно приклеилась к лицу, что, казалось, стала её второй кожей. Дмитрий, не чувствуя никакой угрозы, окончательно расслабился. Он стал меньше скрываться, мог открыто хихикать над сообщением в телефоне, сидя рядом с ней на диване. Он думал, что она ничего не понимает. Что она глупа, покорна, сломлена возрастом и бытом. Иногда, особенно после встреч с друзьями, он становился особенно жестоким. Мог при всех бросить:
— Что-то ты совсем сдала, мать. Пора бы уже за собой последить, что ли. А то скоро совсем в бабку превратишься.
Она молчала. Лишь незаметно сжимала кулаки под столом до боли в ногтях и повторяла про себя, как заклинание: «Ещё немного. Твой час расплаты близок, милый. Очень, очень близок». Эта мысль согревала её, придавала сил терпеть унижения. Параллельно сбору улик она, вместе с Львом Борисовичем, готовила свой главный сюрприз. Идеально выверенный, подкреплённый десятками документов и справок, иск о разводе и разделе имущества.
Дмитрий и его пассия, молодая хищница Инга, уже вовсю делили шкуру неубитого медведя. Они обсуждали дизайн их будущего загородного дома, планировали зимний отпуск на Мальдивах. Инга видела себя полновластной хозяйкой его жизни и его денег. Вечером они договорились встретиться в самом модном ресторане города, чтобы отметить его «решительный шаг». Она была на сто процентов уверена, что сегодня он наконец объявит жене о своём уходе.
Именно в этот день, когда Инга, крутясь перед зеркалом, выбирала между шёлковым платьем и атласным, курьер доставил официальный конверт в офис Дмитрия. А через десять минут раздался звонок от его корпоративного юриста.
— Дмитрий Павлович, тут такое дело… Ваша супруга подала на развод. И, что хуже, добилась через суд наложения ареста на всё ваше имущество. Абсолютно всё. Личные и корпоративные счета, недвижимость, автомобили. И, Дмитрий Павлович… у неё на руках полная детализация ваших финансовых операций за последние три года. И, похоже, вся ваша личная переписка.
Мир Дмитрия, такой стабильный и успешный, треснул и осыпался к его ногам. Он сидел в своём огромном кожаном кресле, глядя на панораму города, и не мог выдавить ни звука. Паника, холодная и липкая, сковала его. Как? Откуда? Она же… она же просто старуха!
Вечером Инга ждала его за лучшим столиком у окна. Она сияла, предвкушая триумф. Заказала самое дорогое вино. Но вместо победителя, готового бросить мир к её ногам, в зал вошёл бледный, осунувшийся человек с затравленным взглядом. Вместо слов любви он получил ещё один звонок. На этот раз от адвоката Светланы. Лицо его стало пепельным.
Ему пришлось изворачиваться и врать. Врать своей молодой и требовательной любовнице, что на работе «временные трудности», что развод «неожиданно затягивается», что «эта старая стерва» оказалась на редкость мстительной и требует немыслимых отступных. Он пытался сохранить лицо, но его маска успешного и уверенного в себе мужчины трещала по швам.
Постепенно до Инги начала доходить вся глубина катастрофы. Вместо богатого покровителя рядом с ней оказался дёрганый мужчина с арестованными счетами, бесконечными судами и весьма туманными перспективами. Когда она в очередной раз завела разговор об их поездке на Мальдивы, он сорвался: «Какие Мальдивы, Инга?! Ты в своём уме? У меня все деньги под арестом!» Её интерес стал угасать с той же скоростью, с какой таяли его банковские счета. Сначала она перестала отвечать на звонки, а потом и вовсе исчезла, оставив его в одиночестве расхлёбывать кашу, которую он сам и заварил.
Суды длились почти полгода. Для Дмитрия это было время унижений и потерь. Он потерял репутацию, бизнес-партнёров и почти все деньги. Он остался один на один со своими долгами и разрушенными планами.
Светлана же, наоборот, словно сбросила двадцать лет. Она спокойно и методично, как в одном из своих дизайн-проектов, отстраивала свою новую жизнь. Суд, изучив все предоставленные ею доказательства, полностью встал на её сторону. Она получила львиную долю имущества, включая тот самый загородный дом, который он так любовно строил для другой.
В один из тёплых осенних вечеров она сидела на террасе этого дома. В руке — бокал терпкого красного вина, на коленях — альбом с эскизами нового ландшафтного дизайна. Она собиралась выкорчевать все его уродливые туи и посадить розы. В этот момент зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Света… это я, — раздался в трубке жалкий, надломленный голос Дмитрия. — Прошу тебя, умоляю, давай встретимся. Просто поговорим. Я всё понял… я был таким идиотом…
Светлана отставила бокал и холодно усмехнулась. Ни жалости, ни злорадства. Ничего.
— Ты хотел выгнать меня из дома. Помнишь? Так вот, теперь этот дом только мой. А тебе… Удачи. И не звони сюда больше.
Она нажала отбой и, не задумываясь, добавила номер в чёрный список. Закат догорал, окрашивая небо в цвета её новой, свободной жизни. Яркой. И только её.