Валентина проснулась раньше обычного. За окном только-только занимался сентябрьский рассвет, по стеклу ползли редкие капли дождя. В кухне — тишина, будто дом вымер. Николай опять не пришел ночевать.
Она села на табурет, машинально потянулась за чаем, но рука задрожала. Кружка с надписью «Лучшая жена» качнулась и едва не опрокинулась на пол.
«Ну всё, Валька… хватит врать себе. Он тебя бросает. А ты, как дура, еще и борщ ему наварила вчера…»
Николай хоть и был на пенсии, но в районе его помнили все. Бывший директор Дома культуры, он тридцать лет организовывал праздники, вечера, конкурсы, был душой местной сцены и крестным отцом всех хоров и кружков. Его до сих пор уважали, здоровались первым, приглашали на любые торжества. Люди за глаза называли его "Колька-директор" — с уважением, без издёвки.
«Такой мужик… Если бы захотел — нашёл бы себе новую хоть завтра. Красивую. Моложе. Он же — личность. А я кто? Бывшая медсестра и дачница с больной спиной», — подумала Валентина, горько усмехнувшись.
Последние две недели Николай задерживался почти каждый день. Раньше он всегда звонил, предупреждал, если что — даже в командировке по пять раз в день выходил на связь. А теперь — молчит.
Телефон — «абонент недоступен». Вернётся под утро, умоется, скажет:
— У Санька помогал, у него там проводка горит.
И всё. Без объяснений, без интереса, без взгляда.
Но вчера Валентина нашла в кармане его пиджака платок. Женский, батистовый, с вышивкой «Л». Тонкая белая ткань пахла дорогими духами. На миг у неё перехватило дыхание — всё будто стало на свои места.
Она стояла с этим платком в руках, как с уликой.
«Вот и доказательство. Вот она, твоя Л…»
Подруга Тоня только усугубила:
— Он тебе изменяет, сто процентов. Я таких навидалась. Сначала поздно приходит, потом отдаляется, а потом вообще уходит к другой. Готовься, Валюха…
— Не может быть… — пролепетала тогда Валентина. — Николай не такой.
— Все они “не такие”… пока не узнаешь правду.
С тех пор Валентина стала замечать всё.
В ванной появился запах чужих духов — терпких, с нотками ванили. Он стал выбриваться каждый день, хотя раньше мог и неделю с щетиной проходить. А однажды даже купил новую рубашку — не сказал зачем, не показал, просто исчез на вечер.
Она пыталась с ним поговорить.
— Коль, ты стал какой-то чужой… Ты мне больше ничего не рассказываешь.
— Не начинай, Валя. Устал я. Возраст уже не тот, чтобы разборки устраивать.
— А мне, значит, ещё тот? Я тебе чужая теперь?
Он посмотрел тогда на неё как на скандальную продавщицу в очереди, не сказал больше ни слова, только пошёл курить на балкон.
В тот вечер она сидела на кухне до самой ночи. За окном шел дождь, тикали часы, а в голове крутились слова Тони: «готовься, у него другая».
На следующее утро Валентина подняла пиджак мужа, чтобы отнести в химчистку. И что-то упало из внутреннего кармана. Маленькая коробочка, обтянутая бархатом. Рука сама потянулась, но она остановила себя.
«Не смей. Вдруг это… кольцо. Для неё. Для этой Л.»
Она села на край кровати и прижала коробочку к груди. Губы дрожали.
— Господи… Только не это…
К вечеру она решилась: достала старую папку с документами, отыскала свидетельство о браке. Положила рядом с пустым бланком заявления на развод. Взяла ручку.
— Посмотрим, Николай Михайлович, кто кому в доме чужой…
***
Папка с документами лежала на краю кухонного стола, как мина замедленного действия. Валентина ходила мимо неё весь день, будто надеялась, что всё рассосётся само собой. Но ближе к вечеру — щелкнул замок. Николай вернулся.
— Привет, — бросил, не глядя.
Он прошёл в ванную, оставив на стуле куртку. От неё сразу потянуло теми самыми духами. Валентина крепко сжала пальцы, чтобы не закричать.
— Опять "у Санька"? — холодно спросила она, когда он вышел.
— Ну да. У него там… щиток сгорел.
— А у вас, случайно, не новая сотрудница появилась по имени Людмила? Или Лариса?
Он замер. На секунду. Но этого хватило.
— Валя, ты в порядке? Что ты вообще несёшь?
— Я нашла платок. И он не твой. И духи… и коробочка!
Николай нахмурился.
— Какую коробочку?
— Не прикидывайся! Маленькая, бархатная. Я не открыла. Но я знаю, что там. И знаю, для кого.
Он отвернулся, подошёл к окну, засунул руки в карманы. Молчал. А потом, вместо объяснений, просто вышел на балкон. Закурил.
Валентина бросила взгляд на папку с документами.
«Вот сейчас бы подать — и всё. Пусть потом думает, вспоминает, с кем он там нюхался».
Но на следующее утро ситуация стала ещё хуже.
Когда она шла из магазина, соседка со второго этажа, бабка Зина, шепнула, еле сдерживая сплетнический восторг:
— А я вашего Колю вчера видела… с женщиной. Вон, у парка стояли. Она такая вся модная, в пальто красном. Хохотала, за руку его держала. Ты, Валюша, смотри… сейчас такие бабёнки охотницы, не дай бог!
Сердце Валентины ухнуло вниз.
«Пальто красное. Люда. Л. Это она. Господи, да он что, совсем с ума сошёл?»
В тот вечер она дождалась, когда Николай уснёт. Потом украдкой открыла коробочку. Внутри — кольцо. Золотое. С тонкой гравировкой. Едва различимая надпись: «Навсегда твой».
Валентина выронила коробочку.
«Навсегда… Не со мной. Не для меня. Вот и всё…»
Она достала пустой бланк заявления. Заполнила фамилии, дату, подпись. Положила на подоконник. Утром отвезёт в ЗАГС. Всё. Хватит.
***
Утро выдалось серым. Валентина ехала в автобусе к ЗАГСу, сжимая в сумке заявление как оружие. В груди стучало — не сердце, а колотушка. В голове звучала только одна мысль:
«Он меня предал. После всего, что между нами было. После трёх десятков лет. И главное — не признался. Подлец.»
Но до ЗАГСа она не доехала. Телефон завибрировал — сообщение от Николая:
«Будь сегодня в 17:00 у Дома культуры. Очень прошу. Это важно.»
Дом культуры? Секундное замешательство. В голове — каша. Может, он хочет поговорить? Или оправдаться? Или… извиниться?
«Надо закончить это лицом к лицу. Пусть скажет прямо, кого выбрал», — решила Валентина.
Она приехала раньше. Села на лавочку у входа. Людей было много. Шум, музыка, какие-то поздравительные плакаты. На одном даже крупно: "С Юбилеем, Валентина и Николай!"
Сердце екнуло. Что это?
Подошла девушка с бейджиком:
— Вы Валентина? Пожалуйста, пройдите, Николай просил вас посадить в первый ряд. Сейчас начнём.
— Какой ряд? Что начнём? — пробормотала Валентина, но её уже вели внутрь.
На сцене висел баннер: «35 лет вместе». Цветы, декорации, фотографии из молодости — их молодости. Совместные. Она не понимала, что происходит. Ещё не понимала.
Зал погас. Засветился прожектор. На сцену вышел… Николай. При параде. В пиджаке. Волновался.
— Дорогие друзья… Сегодня — день, который я запомню навсегда. Потому что я собираюсь заново сделать предложение… женщине, которая была со мной всю жизнь. Моей Валентине.
Он достал коробочку. Ту самую.
— Прости меня за тайны. Я хотел сделать сюрприз. Хотел, чтобы это был самый счастливый день в твоей жизни. Потому что ты — смысл всей моей жизни.
Зал взорвался аплодисментами. Кто-то всхлипнул. А Валентина… сидела, застыв.
«Кольцо… для меня? Значит… никакой Л. Ни любовницы. Ни предательства. Это всё… было для меня?!»
Она поднялась, пошатнулась. Николай со сцены:
— Валя! Ну ты чего? Скажи хоть что-нибудь!
Она не выдержала. Вышла на сцену, бросилась ему на шею.
— Ты идиот… Ты самый лучший идиот на свете! Я чуть в ЗАГС заявление не подала!
Зал хохотал. Кто-то крикнул: — Вот это любовь!
А Николай открыл коробочку и надел кольцо ей на палец. Прямо на сцене. Под бурю аплодисментов.
***
После сцены, цветов и обнимашек с посторонними тётками Валентина чувствовала себя… как после урагана. Только не разрушительного, а тёплого, радостного, сбивающего с ног.
«Я была готова всё разрушить. Всё. А он… он просто любил. По-своему, тихо, но сильно».
В тот вечер они долго не ложились спать. Николай рассказывал, как договаривался с Домом культуры, как сестра его коллеги Людмила помогала с организацией, как тащил фотографии в типографию. И, главное — как искал кольцо.
— Ты ж помнишь, ты тогда на юбилее подруги говорила: «Ох, вот бы мне кто-то такое подарил…» Вот я и запомнил. А благодаря Людмиле даже скидку получил — у неё там знакомая.
— Я думала, ты ей это кольцо…
Николай улыбнулся.
— Дура ты, Валя. Моя дура.
Она притихла, голову на плечо ему положила. Давно не было у них таких вечеров.
— А платок?
— Да костюмершу одну подвозил как-то. Уронила, видно. А шарф красный — это тебе в подарок готовил, но так и не отдал. Забыл. Вон он, в шкафу. Найдёшь — посмотри.
Она нашла. И разрыдалась, как в молодости, когда он впервые подарил ей перчатки из тонкой кожи.
Прошла неделя. В районе все только и говорили про «роман века». Бабка Зина, та самая, что видела Николая с «любовницей», теперь всем шептала:
— Вот же дура я! Перепутала. Это и не Николай вовсе был, просто очень похож. То какой-то молодёжи пара стояла. Старею, девки…
Подруга Тоня подливала маслица:
— Ну, Валюха, вот и подраскачались вы! А то ходили как мебель старая. А теперь гляжу — и щёчки розовые, и губы красишь!
Валентина смеялась, махала рукой. Но внутри что-то щёлкнуло.
Сомнение. Маленькое. Как иголочка.
Однажды, когда Николай дремал на диване, Валентина заглянула в его телефон. Просто… посмотреть. И там, в чате с Людмилой, последняя фраза:
— Николай Михайлович, вы у нас герой! Любой бы женщине с вами повезло… особенно одинокой.
Она читала эту строчку несколько раз. Потом удалила. И подумала:
«Ну ладно. Повезло мне. Пока мне.»
Эпилог.
Кольцо на руке сидело идеально. Валентина ловила взгляды в автобусе и улыбалась. Не как в 20 лет. Лучше. Спокойно. Уверенно.
И только один раз, когда Николай опять задержался на полчаса, она прошептала себе:
— Главное — не искать платки. А если что — спросить. Не молчать. Всё равно потом правда вылезет. А кольцо… кольцо останется.
***
