Глава 3: Чужая в собственном доме.
Первое, что я заметила в новой квартире — запах. Не нашего с Андреем быта, не свежей краски или новой мебели. Запах чужих духов, терпких и тяжёлых. Запах Нины Петровны, моей свекрови.
— Мам, ты что, опять перебирала вещи в шкафу? — спросил Андрей, разуваясь в прихожей.
— Просто помогла немного с уборкой, — голос из кухни звучал обманчиво мягко. — Я же знаю, что Леночке некогда, она работает...
Я стиснула зубы и прошла на кухню. Нина Петровна стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле. На ней был мой фартук — тот самый, с вышитыми подсолнухами, подарок от мамы.
— Добрый вечер, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие. — Вы не предупредили, что придёте.
— А зачем предупреждать? — она даже не обернулась. — Я к сыну пришла, не к чужим людям.
Андрей вошёл следом за мной, и лицо свекрови мгновенно изменилось — из холодной маски превратилось в любящую материнскую улыбку.
— Сыночек, я тебе борщ сварила. Ты же любишь с чесночком, как я делаю.
— Спасибо, мам, — Андрей чмокнул её в щёку. — Но мы вообще-то собирались в кафе сегодня. У Лены день рождения коллеги.
Лицо Нины Петровны вытянулось.
— Какое кафе? Я с утра готовила! И торт испекла твой любимый, медовик.
Я посмотрела на Андрея. Он замялся, переводя взгляд с меня на мать.
— Мам, мы правда обещали...
— Ну конечно, — она отвернулась к плите. — Обещания чужим людям важнее, чем родная мать. Я понимаю.
В кухне повисла тягостная тишина. Я чувствовала, как Андрей колеблется. Он всегда терялся в таких ситуациях — словно разрывался между двумя мирами, не в силах выбрать.
— Может, останемся? — тихо спросил он, глядя на меня виновато. — Мама столько готовила...
И я сдалась. Снова. Как и десятки раз до этого.
— Хорошо, — сказала я, снимая пальто. — Я позвоню Кате, предупрежу.
Нина Петровна победно улыбнулась и принялась расставлять тарелки. Мои тарелки, на моей кухне. А я вдруг почувствовала себя гостьей. Чужой в собственном доме.
За ужином Нина Петровна говорила без умолку. О соседях, о ценах, о сериале, который смотрела. О своём здоровье, конечно — любимая тема. Артрит, давление, сердце... Андрей слушал внимательно, кивал, задавал вопросы. Меня же словно не существовало.
— Сыночек, ты похудел, — вдруг сказала она, прервав рассказ о своём давлении. — Тебя не кормят?
— Мам, ну что ты, — Андрей смутился. — Лена отлично готовит.
— Конечно-конечно, — Нина Петровна поджала губы. — Я же не спорю. Просто ты всегда любил домашнюю еду. Настоящую.
Я промолчала, хотя внутри всё кипело. Каждый раз одно и то же — маленькие уколы, незаметные придирки, постоянное противопоставление. Она — настоящая хозяйка, а я — так, временное недоразумение в жизни её сына.
После ужина Нина Петровна устроилась в гостиной с альбомом фотографий.
— Андрюша, иди сюда, — позвала она. — Посмотри, какие фотографии я нашла. Ты на море, помнишь? Тебе пятнадцать было.
Я осталась на кухне мыть посуду. Из гостиной доносился смех, восклицания, обрывки воспоминаний, в которых для меня не было места. Андрей и его мать — словно два человека в закрытой комнате, куда мне вход воспрещён.
Закончив с посудой, я присоединилась к ним. Они сидели рядом на диване, голова к голове, перелистывая страницы альбома.
— Вот, Леночка, посмотрите, — Нина Петровна впервые за вечер обратилась ко мне. — Это Андрюша с первой девушкой, Машенькой. Такая хорошая была девочка, воспитанная. Борщ варила не хуже меня.
Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Андрей откашлялся.
— Мам, перестань. Это было сто лет назад.
— А что такого? — она невинно подняла брови. — Я просто показываю Лене твои фотографии. Чтобы лучше тебя знала.
Потом был чай с тортом. Нина Петровна суетилась, доставая из шкафов чашки, нарезая торт, раскладывая его по тарелкам. Она знала, где что лежит, лучше, чем я. Ведь это она расставила всё по своему вкусу, когда мы были на работе.
— Мам, уже поздно, — наконец сказал Андрей, взглянув на часы. — Давай я тебя провожу?
— Ой, сыночек, я так устала, — вздохнула она. — Может, я у вас переночую? Диван в гостиной такой удобный.
Я встретилась взглядом с Андреем. В его глазах я увидела смесь вины и беспомощности.
— Конечно, мам, — сказал он. — Оставайся.
Когда мы легли спать, я долго лежала без сна, слушая, как Андрей ровно дышит рядом. Где-то в гостиной скрипнул диван — Нина Петровна ворочалась. Она теперь в нашей квартире, в нашем пространстве. И это не в первый раз. С каждым визитом она оставалась всё дольше, находила всё новые причины задержаться. То давление, то ноги болят, то поздно уже.
Утром я проснулась от запаха оладий. Кухню вновь заполнил аромат чужой готовки. Нина Петровна суетилась у плиты, напевая что-то себе под нос.
— Доброе утро, — сказала я, входя на кухню.
— А, Леночка, — она кивнула, не отрываясь от сковородки. — Вы уже встали. А Андрюша ещё спит?
— Да, сегодня выходной, пусть отдохнёт.
— Правильно, — согласилась она. — Он так много работает. Я вот оладушки сделала, он с детства их любит. С мёдом.
Я налила себе кофе и села за стол. Нина Петровна поставила передо мной тарелку с оладьями.
— Кушайте, Леночка, не стесняйтесь. Хотя вам, наверное, надо фигуру беречь.
Я промолчала, отпивая кофе. Ещё один укол, незаметный, но болезненный.
Андрей появился через полчаса, сонный и взъерошенный.
— Мам, ты что, опять готовишь? — удивился он, целуя мать в щёку.
— А что такого? — она лучезарно улыбнулась. — Я знаю, что ты любишь просыпаться под запах свежей выпечки. В детстве всегда так было.
— Спасибо, — он сел за стол и подмигнул мне. — Но Лена тоже отлично готовит.
— Конечно, — согласилась Нина Петровна без всякой убеждённости. — Просто у каждого свои рецепты. Я вот по старинке делаю, как моя мама и бабушка.
После завтрака я стала собираться — обещала навестить подругу, которая недавно родила.
— Уходите? — спросила Нина Петровна, убирая посуду. — А мы с Андрюшей собирались старые вещи разобрать. У меня на антресолях его детские игрушки, надо решить, что выбросить.
— Мам, давай в другой раз, — сказал Андрей. — Мы с Леной хотели в парк сходить после её подруги.
— Ну как знаешь, — она вздохнула. — Только у меня спина болит, тяжёлые коробки таскать. Но ничего, я сама справлюсь. Я привыкла одна всё делать.
И снова знакомый сценарий. Виноватый взгляд Андрея, его внутренняя борьба, и наконец — капитуляция.
— Лен, ты не обидишься, если я маме помогу? — спросил он тихо. — Это быстро, пара часов максимум.
— Конечно, — ответила я, стараясь не показывать разочарования. — Помогай.
Когда я уходила, они уже сидели в гостиной, обсуждая что-то своё, родное, понятное только им. Я тихо прикрыла дверь и вышла на улицу.
У Кати, моей подруги, было шумно и весело. Малыш агукал в кроватке, муж Кати суетился с чаем, а сама она светилась счастьем, несмотря на усталость.
— Как вы с Андреем? — спросила она, когда мы остались одни на кухне. — Свекровь всё ещё достаёт?
Я вздохнула и рассказала о вчерашнем и сегодняшнем. О том, как чувствую себя чужой в собственном доме. О том, как Нина Петровна методично вытесняет меня из жизни сына.
— Знаешь, что самое обидное? — сказала я, размешивая сахар в чае. — То, что Андрей этого не видит. Для него мать — святое. Он искренне считает, что она просто заботится.
— А ты пробовала с ним поговорить? — спросила Катя.
— Много раз. Но каждый разговор заканчивается одним и тем же. Он говорит, что я преувеличиваю, что его мама одинока, что я должна быть терпимее. И я чувствую себя виноватой, понимаешь? Словно это я плохая, а не она.
Катя задумчиво покачала головой.
— Звучит как классическая токсичная свекровь. Она никогда не позволит сыну полностью отделиться. Ты угроза её влиянию, вот она и пытается тебя вытеснить.
Домой я вернулась вечером. В квартире было подозрительно тихо. Ни голосов, ни звуков телевизора. Только в спальне горел свет.
Андрей сидел на кровати, держа в руках какую-то книгу. Увидев меня, он улыбнулся, но как-то странно.
— Привет, — сказал он. — Как Катя?
— Хорошо, малыш подрос, — я сняла куртку. — А где твоя мама?
— Ушла. Сказала, что ей надо домашние дела доделать.
Я присела рядом с ним на кровать. Что-то в его взгляде меня насторожило.
— Всё в порядке?
Андрей помолчал, перелистывая страницы книги. Потом закрыл её и показал мне обложку. Это был старый альбом — но не с фотографиями, а с рисунками. Детскими рисунками.
— Я не знал, что мама хранит это, — сказал он тихо. — Мои рисунки из садика, из школы. Каждый подписан, датирован. Она всё сохранила, понимаешь?
Я кивнула, не зная, что сказать.
— Мне кажется, я недостаточно ценю то, что она для меня делает, — продолжил он. — Она ведь одна меня вырастила. После развода отец даже алименты не платил.
Я глубоко вздохнула. Вот оно что. Пока меня не было, Нина Петровна провела очередную работу. Напомнила о жертвах, о своей роли в его жизни, о неоплатном долге.
— Я понимаю, — сказала я осторожно. — Твоя мама многое для тебя сделала. Но Андрей, ты теперь взрослый. У тебя своя жизнь, своя семья.
— Вот именно, — он кивнул. — И я должен заботиться о своей семье. Включая маму.
— Андрей, я не против, чтобы ты заботился о маме. Но есть разница между заботой и... тем, что происходит.
— О чём ты? — он нахмурился.
— О том, что твоя мама постоянно здесь. Переставляет вещи, лезет в нашу жизнь, критикует меня. Я чувствую себя чужой в собственном доме, Андрей.
Он вздохнул и отложил альбом.
— Лена, мне кажется, ты преувеличиваешь. Мама просто хочет помочь. Она одинока, ей нужно общение.
— Нет, Андрей. Она не просто хочет помочь. Она пытается вытеснить меня. Занять моё место.
— Не говори глупостей, — он поморщился. — Ты моя жена, а она моя мать. У вас разные места в моей жизни.
— Правда? — я посмотрела ему в глаза. — А мне кажется, для неё существует только одно место рядом с тобой. И она сделает всё, чтобы я его не занимала.
Андрей встал и прошёлся по комнате. Я видела, что мои слова задели его, но он не хотел этого признавать.
— Знаешь что, — сказал он наконец. — Давай не будем ссориться из-за этого. Мама иногда бывает навязчивой, но она желает нам добра.
Я молчала. Бесполезно. Он не видел — или не хотел видеть — того, что происходило у него перед глазами.
На следующий день Нина Петровна позвонила и сообщила, что приглашает нас на обед. У неё дома.
— Я не могу, — сказала я Андрею. — У меня дела.
— Какие дела в воскресенье? — он недоумённо посмотрел на меня. — Мама специально готовит.
— Мне нужно к родителям съездить, — соврала я. — Папа просил помочь с компьютером.
— Лена, ну что ты как маленькая, — Андрей начал сердиться. — Мама обидится.
— Пусть обижается, — я тоже повысила голос. — Я устала быть виноватой. Устала чувствовать себя чужой.
Мы поссорились. Сильно, с криками, с хлопаньем дверью. Андрей ушёл к матери один, а я осталась дома. Сидела в пустой квартире и плакала от бессилия.
Вечером раздался звонок в дверь. На пороге стоял Андрей с огромным букетом лилий — моих любимых цветов.
— Прости, — сказал он, протягивая букет. — Я был неправ.
Я молча взяла цветы и отступила, пропуская его в квартиру.
— Я поговорил с мамой, — сказал он, проходя в гостиную. — Серьёзно поговорил.
— О чём? — я недоверчиво посмотрела на него.
— О том, что она не должна вмешиваться в нашу жизнь. Что я взрослый человек и сам принимаю решения. Что ты моя жена, и я не позволю никому, даже матери, относиться к тебе неуважительно.
Я смотрела на него, не веря своим ушам.
— И что она сказала?
— Сначала обиделась, конечно. Плакала, — он вздохнул. — Но потом, кажется, поняла. По крайней мере, обещала вести себя иначе.
Я хотела верить ему. Хотела верить, что всё изменится. Но что-то внутри подсказывало — Нина Петровна так просто не сдастся.
— Спасибо, — сказала я, обнимая его. — Для меня это важно.
Мы помирились. Пили чай, смотрели фильм, говорили о будущем. Впервые за долгое время я чувствовала, что меня слышат. Что я не одна в этой борьбе.
Прошла неделя. Нина Петровна не звонила, не приходила. Я почти поверила, что разговор Андрея с ней действительно помог.
А потом был звонок среди ночи. Андрей схватил трубку, сонно поднёс к уху. И вдруг резко сел на кровати.
— Что? Когда? — его голос звучал испуганно. — Сейчас приеду, мам. Держись.
Он повесил трубку и начал одеваться.
— Что случилось? — спросила я, включая лампу.
— У мамы сердечный приступ, — сказал он, натягивая джинсы. — Она вызвала скорую, но боится одна ждать.
— Я с тобой, — я тоже начала одеваться.
— Нет, ты спи, — он покачал головой. — Я сам справлюсь.
Он уехал, а я осталась лежать в темноте, глядя в потолок. Внутри росло нехорошее предчувствие.
Андрей вернулся под утро, усталый и встревоженный.
— Как твоя мама? — спросила я, подавая ему чай.
— Врачи сказали, что это не приступ, а просто вегетативный криз. На нервной почве, — он потёр виски. — Но её всё равно госпитализировали для обследования. На пару дней.
— Мне жаль, — сказала я искренне. Что бы ни происходило между мной и Ниной Петровной, я не желала ей болезни.
— Знаешь, что она сказала, когда я приехал? — Андрей смотрел в чашку. — Что это всё из-за нашего разговора. Что я разбил ей сердце, выбрав тебя.
Я сжала кулаки. Вот оно. Новое оружие. Более мощное, чем все предыдущие.
— Андрей, это манипуляция, — сказала я тихо. — Она использует своё здоровье, чтобы давить на тебя.
— Да как ты можешь так говорить! — он вскочил, расплескав чай. — Она в больнице лежит!
— Из-за вегетативного криза, не из-за сердечного приступа, — напомнила я. — Который случился очень вовремя, не находишь?
Андрей смотрел на меня с возмущением и недоверием.
— Ты сейчас серьёзно? Думаешь, она притворяется?
— Нет, я думаю, что она использует ситуацию. Манипулирует твоим чувством вины.
— Знаешь что, — он покачал головой, — сейчас не время для этих разговоров. Моя мать в больнице, и я буду рядом с ней.
И он был рядом. Все два дня, пока её обследовали. А когда её выписали, он перевёз её к нам — временно, пока она не окрепнет.
Я наблюдала, как Нина Петровна устраивается в нашей гостиной. Как расставляет свои вещи, как командует, где что положить. Как смотрит на меня — без слов, но с явным триумфом.
Вечером, когда Андрей ушёл в аптеку за лекарствами, мы остались наедине.
— Леночка, — сказала она вдруг, откинувшись на подушки, — вы на меня не сердитесь?
— За что, Нина Петровна? — я старалась говорить спокойно.
— За то, что я здесь. Знаю, что мешаю вам.
— Вы болеете, вам нужна помощь, — ответила я нейтрально.
Она улыбнулась — не тепло, а как-то торжествующе.
— Знаете, Лена, сын всегда остаётся сыном. Что бы ни случилось, кровная связь сильнее всего. Вы, конечно, его жена. Но я — его мать. И никто не заменит мать. Никто.
Я смотрела на неё, и вдруг всё стало ясно. Эта женщина не отступит никогда. Потому что для неё это не просто каприз или прихоть. Это суть её существования — быть главной женщиной в жизни сына. Любой ценой.
— Вы правы, Нина Петровна, — сказала я тихо. — Никто не заменит мать. Так же, как никто не заменит жену.
Я вышла из комнаты, оставив её в недоумении. В спальне я достала чемодан и начала собирать вещи. Не всё — только самое необходимое. На первое время.
Когда Андрей вернулся, я встретила его в прихожей.
— Что происходит? — спросил он, увидев чемодан. — Куда ты собралась?
— Я уезжаю к родителям, — сказала я. — На время.
— Почему? — он растерянно смотрел на меня.
— Потому что я чужая в этом доме, Андрей. Здесь нет места для нас троих. И твоя мать это знает.
— Лена, это глупости, — он попытался взять меня за руку. — Давай поговорим.
— Мы уже говорили, — я покачала головой. — И будем говорить ещё. Но не сейчас. Сейчас мне нужно пространство. Подумать.
— Ты меня бросаешь? — в его голосе звучала паника.
— Нет, Андрей. Я даю тебе время выбрать. Между прошлым и будущим. Между её семьёй и нашей.
Я вышла, оставив его стоять в прихожей с пакетом лекарств в руках. Это было больно — видеть его растерянность, его боль. Но иногда нужно сделать шаг назад, чтобы потом можно было двигаться вперёд.
На улице было прохладно. Я шла к метро, катя за собой чемодан, и думала о том, что будет дальше. Вернусь ли я в этот дом? Сможет ли Андрей наконец разорвать невидимые нити, которыми его опутала мать? Будем ли мы когда-нибудь по-настоящему вместе, без третьего лишнего?
Я не знала ответов. Но я знала одно — я больше не буду чувствовать себя чужой. Ни в своём доме, ни в своей жизни. Никогда.
Читайте другие главы: