Лето в тот год выдалось на редкость капризным. То солнце жарило так, что плавился асфальт и помидоры в теплице горели прямо на кустах, то вдруг налетал шквалистый ветер с ледяным дождем, который безжалостно рвал нежные плети огурцов и прибивал к земле пионы, превращая их пышные шапки в жалкие мокрые тряпочки. Погода, казалось, сошла с ума, как и семейная жизнь Ольги.
Неожиданным событием, которое с грохотом обрушило и без того шаткую конструкцию их двадцатилетнего брака, стал не скандал, не измена и даже не финансовый кризис. Всё началось с мангала. С нового, блестящего, купленного Игорем, её мужем, по случаю какого-то одному ему известного праздника души.
В ту субботу Ольга с самого утра крутилась на даче как белка в колесе. Прополола две грядки моркови, подвязала помидоры, которые уже ломились от зеленых, наливающихся соком плодов, и собрала первое ведро падалицы — ранние яблоки, источавшие медовый аромат. Дочка Вика, семнадцатилетняя барышня, конечно, помогала, но больше для вида. Её тонкие пальцы с модным маникюром не были созданы для борьбы с сорняками, а солнце, по её мнению, портило цвет лица. Поэтому она в основном сидела в тени старой яблони с телефоном, изредка подавая маме тяпку или лейку.
К обеду Ольга, разгибая ноющую спину, решила, что заслужила отдых. Она как раз занесла в дом корзину с яблоками, собираясь сварить быстрый компот, когда во двор с шумом и пылью влетел старенький «Логан» Игоря. Но он был не один. Из машины, громко смеясь и хлопая дверцами, вывалились трое его закадычных дружков: Валера, вечный холостяк с красным лицом; Толик, тихий обладатель внушительного пивного живота; и Семён, который всегда говорил басом и считал себя душой компании.
Игорь, сияя, как новенький пятак, вытащил из багажника тот самый мангал. — А вот и мы! — провозгласил он, словно полководец, взявший вражескую крепость. — Оль, встречай гостей! Мясо, угли, всё с собой! Сейчас такой шашлык забабахаем, пальчики оближешь!
Ольга застыла на пороге. На ней была старая футболка с пятном от ягодного сока, на голове — выцветшая панама. Она чувствовала, как по лицу, смешиваясь с пылью, стекает пот. А они — нарядные, шумные, пахнущие пивом и предвкушением праздника.
— Игорь, ты не предупредил, — тихо сказала она, но её голос потонул в общем гаме. — А что предупреждать? Сюрприз! — подмигнул он. — Мужики, располагайтесь. Валер, тащи стол к бане, там тенёк.
И завертелось. Они вели себя не как гости, а как хозяева. Валера без спроса сорвал с грядки пучок укропа, Семён принялся громко рассказывать пошлый анекдот, а Толик уже открыл первую бутылку пива, облокотившись на перила крыльца, которое Ольга только на прошлой неделе покрасила.
Она молча прошла в дом. Вика подняла на неё глаза от телефона. — Мам, опять? — Опять, — выдохнула Ольга и подошла к окну.
Там, у бани, которую Игорь с гордостью называл своим главным достижением, уже разгорался огонь в новом мангале. Мужчины, обступив его, что-то громко обсуждали. Игорь, как главный жрец этого мужского капища, размахивал шампурами и отдавал команды.
Внутри у Ольги всё похолодело. Это была её дача. Её. Доставшаяся от родителей, которые вложили в эти шесть соток всю свою душу. Каждое дерево было посажено отцом, каждая клумба разбита мамой. Она помнила, как маленькой девочкой бегала по этой траве, как папа учил её отличать съедобные грибы от поганок, а мама варила самое вкусное на свете варенье из чёрной смородины, кусты которой до сих пор плодоносили у забора.
А теперь на её земле, в её мире, хозяйничали чужие, по сути, люди. Они топтали её газоны, рвали её зелень и вели себя так, будто это их законная территория для отдыха. А она, хозяйка, должна была, по их мнению, метнуться на кухню, нарезать салатиков, достать тарелки и с улыбкой обслуживать эту развесёлую компанию.
Но в этот раз что-то сломалось. Чаша терпения, наполнявшаяся годами, пошла трещинами. Она вспомнила, как просила Игоря помочь ей перекопать грядки в мае — он был «уставший после работы». Как умоляла починить протекающую крышу на веранде — у него «болела спина». Как намекала, что хорошо бы купить новый насос, потому что старый барахлил, — он отмахивался, мол, «и этот ещё поработает».
Зато на баню, на друзей, на шашлыки у него всегда находились и силы, и время, и деньги.
Ольга вышла на крыльцо. Мужчины обернулись, ожидая, видимо, приглашения к столу. — Игорь, — сказала она ровно, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я хочу, чтобы твои гости уехали. Смех затих. Повисла неловкая пауза. — Оль, ты чего? — нахмурился Игорь. — Мы ж только приехали. Мясо вот маринуется. — Я устала. Я хочу тишины. Пожалуйста, поезжайте в другое место. — Ты с ума сошла? — побагровел он. — Куда мы поедем? Все настроились. Мужики, не обращайте внимания, у неё от жары голова поехала. Оль, иди в дом, отдохни.
Но она не сдвинулась с места. Она смотрела прямо на него, и в её взгляде была такая холодная ярость, что даже Семён перестал улыбаться. — Это мой дом. И я прошу вас уехать. Прямо сейчас.
Скандал был грандиозным. Друзья, неловко переминаясь, всё-таки ретировались, забрав с собой мясо и мангал. Игорь, проводив их, влетел в дом, как фурия. — Ты меня опозорила! Перед всеми! Что они теперь обо мне подумают? — А что я должна была подумать, когда ты без предупреждения привозишь сюда целую ораву? — не выдержала Ольга, и её голос сорвался на крик. — Я здесь пашу с утра до ночи, чтобы всё было в порядке! А ты приезжаешь только отдыхать! Тебе плевать на огород, на дом, на всё! Тебе только баня твоя нужна да друзья!
— Да без меня этой дачи бы и не было! — взревел он в ответ, и эта фраза стала детонатором. — Кто баню построил? Я! Кто колодец выкопал? Я! Кто забор поставил? Я! Ты бы тут сгнила в этом сарае на своих грядках, если бы не я!
Он говорил, а Ольга смотрела на него, и пелена спадала с её глаз. Двадцать лет она жила с этим человеком. Родила ему дочь. Делила с ним постель, быт, радости и горести. И всё это время она не замечала, каким чужим он стал. Или, может, всегда был?
Она думала, что у них семья. А оказалось — просто совместное проживание двух людей с разными целями. Её целью был дом, уют, сад, будущее дочки. Его — комфортный быт, регулярное питание и место для встреч с друзьями. И это место — её дача — он давно уже считал своим.
— Игорь, — сказала она тихо, когда он выдохся. — Я подаю на развод.
Он опешил. Замолчал, уставившись на неё. — Что? — Развод. Я больше так не могу. — Из-за шашлыка? Ты серьёзно? — Нет. Из-за всего. Из-за того, что ты только что сказал. Что без тебя этой дачи бы не было. Ты действительно так думаешь? — А что, не так? — снова начал заводиться он. — Вспомни, что тут было, когда мы поженились! Развалюха, а не дом! Сорняки по пояс! Я из этого гадюшника сделал нормальное место!
Ольга горько усмехнулась. Развалюха? Да, домик был старенький, щитовой. Но её отец, инженер, строил его на совесть. Он стоял крепко. А сорняки… Они поженились осенью, конечно, после лета всё заросло. Она помнила, как следующей весной они вместе — да, тогда ещё вместе — приводили участок в порядок. Но в её памяти это было «мы», а в его, оказывается, «я».
— Дача досталась мне от родителей, Игорь. Это моё добрачное имущество, — напомнила она ему азы семейного законодательства, о которых он, казалось, благополучно забыл. — Добрачное? — он презрительно фыркнул. — Да кому нужна была твоя земля с сараем? Я в неё вложил столько сил и денег! Баня одна сколько стоит! Колодец! Ты хоть представляешь, сколько это работы — кольца вкопать? Я мужиков нанимал, платил им из своего кармана!
— Из какого «своего»? — не поняла Ольга. — Ты таксуешь, я в магазине работаю. У нас был общий бюджет. — Общий? Не смеши меня! Твоя зарплата продавщицы уходила на колготки и помаду! Я семью тащил! И в дачу вкладывался я! Так что она такая же моя, как и твоя! А может, и больше!
Вот оно. Прозвучало. Он действительно считал, что имеет на дачу полные права. Что его баня, построенная для пьянок с друзьями, его колодец, который, к слову, выкопали нанятые рабочие, а он лишь руководил процессом, и его забор из дешёвого профлиста перевешивают её наследство, её многолетний труд на этой земле.
Спор затягивался. Он перетекал из одной комнаты в другую, обрастая всё новыми обвинениями и старыми обидами. Игорь припомнил ей всё: и неудачный борщ десятилетней давности, и то, что она «вечно пилит» его за разбросанные носки, и что её мать (царствие ей небесное) его «недолюбливала».
Ольга слушала и понимала, что развод — это не её спонтанное решение, принятое в пылу ссоры. Это решение созрело давно, оно росло и крепло с каждым его пренебрежительным словом, с каждой отговоркой, с каждым невыполненным обещанием. Субботний шашлык стал лишь последней каплей.
Вика всё это время сидела в своей комнате, закрыв дверь. Ольга знала, что она всё слышит. Сердце сжималось от боли за дочь. Но отступать было поздно. И не хотелось. Впервые за долгие годы она почувствовала не обиду, а холодную, звенящую решимость.
— Мы будем делить квартиру, — продолжал распаляться Игорь, расхаживая по комнате. — Она куплена в браке. Пополам! — Хорошо, — спокойно согласилась Ольга. — Квартиру пополам. — И машину! Я на ней работаю, но она общая! — Машину забирай, выплатишь мне половину стоимости. — А дача… — он остановился и в упор посмотрел на неё. — А дачу я заберу себе. Ольга невольно рассмеялась. — На каком основании? — На том основании, что я превратил её из куска заброшенной земли в райский уголок! Я буду судиться! Я докажу, что все улучшения — это моих рук дело! Я свидетелей приведу! Валерка подтвердит, как мы тут баню строили, доски таскали! — Игорь, это бесполезно, — покачала она головой. — Закон на моей стороне. — Посмотрим, на чьей стороне закон! — выкрикнул он. — Я тебе её не отдам! Это моё место! Моё!
Он схватил ключи от машины и выскочил из дома, хлопнув дверью так, что зазвенела посуда в шкафу. Ольга осталась одна посреди комнаты. Тишина, наступившая после его криков, давила на уши.
Она подошла к окну. «Логан» с визгом сорвался с места и скрылся за поворотом. На траве у бани остался сиротливо лежать пакет с углями и забытый Семёном штопор. Картина неудавшегося праздника. Картина рухнувшей жизни.
Ольга опустилась на стул. Сил не было. В голове крутились его слова: «Да без меня этой дачи бы и не было…» Неужели он и правда в это верит? Как можно так обесценить всё, что было сделано её родителями, ею самой?
Она вспомнила, как отец, уже больной, слабый, всё равно каждую весну приезжал сюда, чтобы побелить стволы яблонь. «Деревьям, дочка, как людям, забота нужна, — говорил он. — Без заботы они дичают». Мама до последнего своего дня возилась с цветами, её флоксы и сейчас благоухали под окном. Для них эта дача была не просто участком земли. Это была часть их жизни, их продолжение. И они оставили её ей, своей единственной дочери, как самое дорогое наследство.
А Игорь… Что сделал Игорь? Он поставил баню. Добротную, да. Но нужна ли она была Ольге? Нет. Она просила его построить беседку, где можно было бы сидеть вечерами всей семьёй, пить чай и смотреть на закат. Но он сказал, что беседка — это «бабские глупости», а вот баня — это «вещь». Для мужиков.
Он выкопал колодец. Точнее, организовал его копку. Старый, летний водопровод, который проложил ещё её отец, часто засорялся. Ольга мечтала о скважине с чистой водой, чтобы можно было и пить, и поливать без проблем. Но Игорь решил, что колодец — это «дешевле и душевнее». В итоге воду из этого колодца всё равно приходилось кипятить, потому что анализы показали превышение каких-то там нитратов. Но выглядел он внушительно, с резным деревянным домиком наверху. Игорь очень им гордился.
И забор. Старый штакетник, который ставил отец, сгнил. Ольга хотела живую изгородь из туи или хотя бы обычную сетку-рабицу, чтобы участок не превращался в замкнутую коробку. Но Игорь настоял на глухом заборе из профлиста. «Чтобы соседи не завидовали и не совались», — объяснил он. В итоге их уютный, солнечный участок превратился в подобие промышленной зоны, окружённой серым металлом.
Все его «улучшения» были сделаны не для семьи, а для себя. Для своего удобства, для своего статуса в глазах друзей. Он строил не семейное гнездо, а мужскую берлогу, плацдарм для отдыха. И теперь он хотел отнять у неё это место. Не потому, что оно было ему дорого как память. А потому, что он к нему привык. Привык считать своим по праву сильного.
Из комнаты вышла Вика. Подошла к матери, обняла за плечи. — Мам, ты как? — Нормально, дочка. — Он вернётся? — Не знаю. Наверное. — А что… что теперь будет? — в голосе Вики дрожали слёзы. — Всё будет хорошо, — сказала Ольга, хотя сама в это верила с трудом. — Мы справимся.
Но впереди её ждала не просто процедура развода. Впереди была война. Война за шесть соток земли, политых потом её родителей. И главным противником в этой войне был человек, которого она когда-то любила.
Первым делом Игорь, конечно же, позвонил матери. Клавдия Семёновна, женщина властная и всегда стоявшая на стороне своего «кровинушки», выслушала его сбивчивый рассказ и вынесла вердикт: — Оля с ума сошла! Гнать гостей! Из-за чего? Из-за того, что ты, сынок, хотел по-человечески отдохнуть? А дачу она тебе отдать не хочет? Ну это уж совсем! Ты в неё всю душу вложил!
Игорь, получив материнское благословение, утвердился в своей правоте. Его обида на «неблагодарную» жену росла с каждым часом. Он уже не просто хотел дачу, он жаждал реванша. Он хотел доказать ей, кто в доме хозяин. Точнее, кто был хозяином.
Ольга же, проведя бессонную ночь, утром почувствовала странное облегчение. Неопределённость, которая мучила её последние годы, исчезла. Теперь всё было ясно. Есть враг, есть цель. Цель — отстоять своё.
Она начала с малого. Обошла весь участок, как дозорный. Вот здесь, у крыльца, нужно заменить прогнившую доску. Вот тут, у теплицы, прохудился шланг. А вот тут, где Игорь хотел устроить «зону барбекю», вытоптав газон, можно посадить гортензию. Она вдруг ясно увидела, какой дача может стать без него. Светлой, уютной, женской. Без запаха пива и громких мужских криков.
В понедельник она позвонила подруге, Ларисе, работавшей риелтором. Та, выслушав историю, цокнула языком. — Ох, Олька, попала ты. Мужики, когда дело до имущества доходит, звереют. Ты главное документы все собери. Свидетельство о наследовании есть? — Да, конечно. — Это уже полдела. Но он может в суде заявить, что производил неотделимые улучшения, которые значительно увеличили стоимость объекта.
И если докажет, что вложения были из общих средств, суд может признать дачу совместной собственностью.
— Как докажет? — похолодела Ольга. — У него и чеков-то никаких нет. — Чеки — это одно. А свидетели? Дружки его хором скажут, что они тут дневали и ночевали, строили, не покладая рук. А ты, мол, и рядом не стояла. — Но это же неправда! — В суде, дорогая, важна не правда, а то, что ты сможешь доказать. Так что готовься. Ищи юриста. Хорошего.
Этот разговор отрезвил Ольгу. Она поняла, что одной решимости мало. Нужна стратегия. Она достала старый семейный альбом. Вот её родители строят этот дом. Вот она, маленькая, сажает с папой тоненький прутик — будущую яблоню. Вот они все вместе на фоне ещё пустого участка. Эти фотографии были не просто воспоминаниями. Теперь это были её доказательства.
Игорь тем временем тоже не сидел сложа руки. Он обзвонил всех друзей, которые были в ту злополучную субботу, и попросил их «если что» подтвердить в суде, что он — главный строитель и благоустроитель дачи. Мужики, не вникая в юридические тонкости, охотно согласились. — Конечно, Игорёк, скажем! Кто ж, если не ты! Мы сами видели, как ты там пахал!
«Пахал» — это, конечно, было сильно сказано. В их памяти остались весёлые посиделки, баня, шашлыки. А то, что брёвна для бани привозили и складывали нанятые рабочие, а они лишь помогали поднести пару досок, удобно забылось. Человеческая память — удивительно избирательная штука.
Через неделю Игорь приехал в городскую квартиру за вещами. Разговор не клеился. Они общались как чужие люди, делящие коммунальное пространство. Он молча складывал в сумку свои рубашки и свитера. Ольга готовила на кухне ужин для себя и Вики.
— Я с мамой говорил, — вдруг сказал он, остановившись в дверях кухни. — И что? — не оборачиваясь, спросила Ольга. — Она считает, что ты поступаешь не по-людски. — А привозить гостей без спроса и считать чужое своим — это по-людски? — Опять ты за своё! — вспыхнул он. — Я не о том! Мама говорит, надо по-хорошему договариваться. Она предлагает такой вариант: дача остаётся мне, а я не претендую на свою долю в квартире. Ольга медленно повернулась. В руках у неё был нож, которым она резала овощи. — Что? — Ну, по-честному же. Квартира дороже дачи. Ты остаёшься с Викой в трёшке, а я — с дачей. И все довольны. Ольга смотрела на него и не верила своим ушам. Это была идея Клавдии Семёновны, она узнавала её почерк. Хитрый, манипулятивный, с видимостью справедливости. Он всерьёз предлагал ей обменять свою долю в их общей квартире, купленной на деньги, которые они копили много лет, в том числе и с продажи её бабушкиной однушки, на её же собственную дачу! Наглость этого предложения была запредельной.
Чуть не допустила ошибку, когда родня мужа давила на жалость и «справедливость». Она едва не поддалась на уговоры, на это фальшивое «давай по-хорошему», за которым скрывался обыкновенный грабёж. Но в последний момент что-то её остановило. Голос отца в памяти: «Никогда не позволяй себя обманывать, дочка. Сначала палец откусят, потом — руку по локоть».
— Нет, Игорь, — отрезала она. — Так не будет. Квартира делится по закону. А дача — моя. И точка. — Ну, как знаешь, — зло бросил он. — Значит, будем разговаривать в суде. И не говори потом, что я не предлагал мирного решения.
Он ушёл, а Ольга ещё долго стояла посреди кухни, сжимая в руке нож. Она поняла, что это только начало. И что свекровь, Клавдия Семёновна, теперь станет её главным врагом. Эта женщина не простит ей того, что она посмела пойти против её сына и её хитроумного плана. Битва за дачу превращалась в битву со всем его семейным кланом. И Ольга не знала, хватит ли у неё сил, чтобы выстоять.