Тарелка с гречкой стукнулась о стол чуть громче, чем требовалось. Игорь вздрогнул, не отрывая взгляда от смартфона. Мать поставила перед ним вторую тарелку - с котлетой - и села напротив. На кухне повисло тяжелое, вязкое молчание, которое уже вторую неделю заменяло им ужин.
- Игорь, я хотела поговорить, - начала Марина, теребя уголок клеенки.
Он демонстративно медленно заблокировал телефон, положил его экраном вниз. Великое одолжение.
- Я слушаю.
- Мы с Олегом решили ремонт в спальне сделать. Ну, освежить… Обои переклеить, ламинат вот хотим новый…
Игорь усмехнулся, но как-то криво, одними губами. Взял вилку.
- "Мы"? Отличное слово. Быстро ты его выучила.
- Игорек, не начинай, - взмолилась Марина. - Ему же тоже хочется уюта. Он тут живет теперь.
- А я тут не живу? - вилка звякнула о тарелку. - Или мое мнение уже не учитывается? Может, мне тоже хочется уюта? Например, тишины по вечерам.
Внутренний голос Марины закричал: "Ему двадцать четыре! Он сидит на твоей шее, а еще условия ставит!" Но вслух она сказала другое, мягко и примирительно:
- Сынок, ну что ты такое говоришь? Олег же не шумит. Он наоборот, вон, кран тебе в ванной починил, розетку в комнате сделал…
- Ага. Благодетель, - отрезал Игорь. Он проткнул котлету вилкой с такой силой, будто это был не фарш, а его личный враг. - Мам, давай честно. Он тут надолго?
Марина почувствовала, как холодеют пальцы. Вот он, тот самый разговор, которого она боялась.
- Я люблю его, Игорь. Мы хотим пожениться.
Сын откинулся на стуле. Посмотрел на нее долго, изучающе. Будто видел впервые.
- Пожениться. Ясно. А жить где будете? Здесь? В нашей квартире?
- Это и моя квартира тоже! - в голосе Марины впервые прорезался металл. - Я ее выплачивала пятнадцать лет, пока тебя на ноги ставила!
- Я не спорю! - он вскинул руки. - Просто интересуюсь планами. Вот вы поженитесь. Он пропишется. А потом что? Я стану чужим человеком в собственном доме?
- Почему чужим? Ты мой сын! - она почти плакала. - Олег к тебе хорошо относится…
- Да плевать мне, как он ко мне относится! - взорвался Игорь. - Он ко мне никак не должен относиться! Это он тут никто! Пришел на все готовое!
В этот момент в коридоре щелкнул замок. Вошел Олег. Он замер на пороге кухни с пакетом продуктов, мгновенно оценив обстановку.
- О, ужинаете? А я кефир купил, твой любимый, Марин, - попытался он разрядить атмосферу.
Игорь медленно повернул голову в его сторону. Взгляд был ледяным.
- Слышь, Олег. А ты не думал, что пора бы и честь знать?
Олег поставил пакет на пол. Его лицо стало серьезным.
- В каком смысле?
- В прямом. Ты взрослый мужик, у тебя дочь взрослая. Где твое жилье? Почему ты к нам прибился?
"Господи, какой стыд", - пронеслось в голове у Марины.
- Я свою квартиру дочери оставил, когда она замуж выходила, - спокойно ответил Олег, глядя Игорю прямо в глаза. - Посчитал, что молодым нужнее.
- Какой щедрый! За чужой счет, - процедил Игорь. - Значит, дочь обеспечил, а сам пришел жить в квартиру моей матери? Удобно устроился.
- Игорек, прекрати! - взвизгнула Марина. - Ты не имеешь права!
- Я?! Я не имею права?! - он вскочил, опрокинув стул. - Да это мой дом! Я здесь каждую трещинку на потолке знаю! А он кто? Пришел, и уже ремонты затевает! Завтра он скажет, что моя комната ему под кабинет нужна!
- Это не так! - вмешался Олег. Голос его был ровным, но в нем чувствовалась сталь. - Я ни на что не претендую. Но и жить под твоими упреками я не собираюсь. Марина, я думаю, нам нужно принять решение.
Марина смотрела то на сына, с перекошенным от ярости лицом, то на Олега, в глазах которого читалась усталость и упрямство. Ставки были понятны. Ей предлагали выбрать. Прямо сейчас.
- Какое решение? - прошептала она.
Игорь усмехнулся зло и торжествующе. Он был уверен в своей победе.
- Мам, он прав. Решение нужно. Так вот, мое решение: я хочу разменять эту квартиру.
Тишина на кухне стала оглушительной.
- Что? - переспросила Марина.
- Разменять. Тебе - однокомнатную. И мне - однокомнатную. Чтобы у каждого был свой угол. И никто никому не мешал. Ты же этого хочешь? Жить с ним? Вот и живите. Отдельно.
Она смотрела на сына и не узнавала его. В его глазах не было ни любви, ни жалости. Только холодный, трезвый расчет. Он выносил ей приговор.
- Но… Игорь… Это же наша квартира… Наш дом… - пролепетала она, цепляясь за последнюю соломинку.
- Он перестал быть "нашим", когда ты привела сюда его, - кивнул он на Олега. - Так что решай, мама. Либо он уходит. Либо мы делим квартиру и разъезжаемся. Навсегда.
***
Воздуха на маленькой кухне вдруг не стало. Марина смотрела на сына, на его сжатые в тонкую нитку губы, на упрямый, злой блеск в глазах, и видела перед собой совершенно чужого человека. Не ее Игоречка, которому она ночами сбивала температуру, не мальчика, чьи дурацкие рисунки до сих пор хранила в комоде. Перед ней стоял взрослый, безжалостный мужчина, который только что хладнокровно распилил по живому ее мир.
- Ты… ты понимаешь, что ты говоришь? - выдохнула она.
- Более чем, - Игорь обошел опрокинутый стул, будто это был мелкий, незначительный мусор. - Я все понимаю. Это ты, кажется, не поняла. Выбор за тобой.
Он развернулся и, не глядя ни на мать, ни на Олега, ушел в свою комнату. Хлопок двери прозвучал как выстрел. Финальный.
На кухне воцарилась звенящая тишина. Олег молча поднял стул, поставил его на место. Простые, обыденные движения, которые казались сейчас дикими и неуместными. Он посмотрел на Марину. Она стояла, обхватив себя руками, и мелко дрожала.
- Марин… - тихо начал он.
- Не надо, - она качнула головой, ее взгляд был устремлен на закрытую дверь в коридоре. - Не говори ничего. Пожалуйста.
В ее голове не было мыслей, только гул. Вспыхивали картинки: вот Игорь, семь лет, обнимает ее ногу и плачет, не отпуская на работу. Вот ему пятнадцать, и она занимает деньги, чтобы купить ему тот самый дорогой компьютер. Вот он получает диплом, и она смотрит на него из зала, глотая слезы гордости, и думает: "Все не зря. Я все для него сделала. Все правильно".
"Правильно?" - ядовито шепнул внутренний голос.
- Я пойду, наверное, - голос Олега вырвал ее из оцепенения. Он взял с пола свой пакет с кефиром. - Тебе надо… вам надо поговорить. Без меня.
- Куда ты пойдешь? - испуганно обернулась она. В глазах стоял первобытный ужас брошенного человека.
- Прогуляюсь. Воздухом подышу, - он невесело усмехнулся. - Я же теперь тут… на птичьих правах. Надо соответствовать.
Он подошел к ней, коснулся ее плеча.
- Марин, я все понимаю. Честно. Это твой сын, это твоя квартира. Я не буду давить. Никогда. Но…
Он замолчал, подбирая слова. Прочистил горло.
- Но жить так, как он предлагает, мы не сможем. На поле боя не живут, Марин. Там выживают. А я просто хотел жить. С тобой.
Олег ушел, тихо прикрыв за собой входную дверь. И этот мягкий щелчок замка оказался для Марины страшнее, чем выстрел двери в комнату сына. Игорь ее шантажировал. Олег - ставил перед фактом. Но результат был один. Она осталась одна. Посреди развалин.
Она механически убрала со стола тарелки. Вымыла их, расставила на сушилке. Руки делали привычную работу, а в голове билась одна-единственная мысль.
Она думала, что сын просто ревнует. Что он эгоист, ребенок. А оказалось, все гораздо хуже. Он оценщик. Он не видел перед собой мать, которая заслужила счастье. Он видел квадратные метры. Свою долю. Он четко оценил свой актив и теперь требовал его выделить. Никаких эмоций, просто бизнес.
Ее жертвы, ее бессонные ночи, ее отказанные себе отпуска и платья - все это было просто инвестицией. В него. А теперь он пришел за дивидендами.
Марина выключила воду и прислонилась лбом к холодному кафелю стены. Впервые за двадцать четыре года она задала себе вопрос, который боялась даже допустить в мыслях.
Она подошла к его двери. Замерла, прислушиваясь. Из-за двери доносились резкие щелчки мыши и приглушенные выкрики - он играл в свою "стрелялку". У него там был свой мир, своя война. А настоящую войну он только что объявил ей.
Она медленно повернулась и пошла в спальню. Их с Олегом спальню. Села на кровать. На тумбочке лежала его книга, на стуле висела его рабочая рубашка. Его вещи. Вещи чужого, как сказал сын, человека.
Человека, который впервые за десять лет спросил, как прошел ее день, не для галочки. Который принес ей плед, когда она задремала у телевизора. Который держал ее за руку в кино, и она чувствовала себя не сорокапятилетней уставшей теткой, а просто женщиной.
Игорь требовал отдать ему половину квартиры. Половину стен, которые она оплачивала своей жизнью.
Олег ничего не требовал. Он просто хотел быть рядом. Но для этого ему нужно было место. Место в ее доме и в ее жизни.
И сейчас, в оглушительной тишине квартиры, Марина поняла, что сын, требуя разменять недвижимость, на самом деле поставил вопрос по-другому, гораздо страшнее.
Кого она готова вычеркнуть из своей жизни? Сына, которому эту жизнь дала? Или мужчину, с которым впервые за долгие годы почувствовала себя живой?
***
Ночь прошла в тяжелой, липкой дремоте. Марина проваливалась в сон и тут же выныривала, словно боялась утонуть в тишине собственной квартиры. Каждый скрип половицы, каждый гул холодильника казался оглушительным. Олег не вернулся. Он прислал короткое сообщение: "Переночую у друга. Не волнуйся. Решай". Два коротких предложения, в которых было больше уважения и понимания, чем во всех словах, сказанных сыном за вечер.
Утро не принесло облегчения. Оно принесло рутину, которая сейчас казалась кощунством. Марина по привычке встала, пошла на кухню ставить чайник. Из комнаты Игоря - ни звука. Он, наверное, спит. Сном праведника, который высказал свою правду и теперь ждет, когда мир под нее прогнется.
Налив себе чашку кофе, Марина села за стол, на то самое место, где вчера сидел Игорь. На клеенке осталась едва заметная вмятина от его локтя. Ее мальчик. Ее безжалостный мальчик.
Внутренний психолог, которого она в себе давила десятилетиями, включился с холодной ясностью. Это не он плохой. Это она его таким сделала. Она построила для него мир, где все его желания исполнялись, все проблемы решались ее силами, а его единственной обязанностью было просто быть. Она создала идеальный инкубатор, и теперь птенец отказывался не то что лететь, а даже признавать, что за пределами гнезда существует жизнь. И небо. И другие птицы.
В коридоре щелкнула дверь. Игорь вышел. Небритый, в мятой футболке, с привычно недовольным выражением лица. Он прошел мимо нее к холодильнику, молча достал молоко, налил в кружку. Ни "доброго утра", ни взгляда в ее сторону. Он вел себя так, будто вчера ничего не произошло. Будто ультиматум о размене квартиры - это как попросить купить хлеба по дороге домой. Обыденно.
- Я думала, ты спать будешь, - тихо сказала Марина, просто чтобы нарушить эту ледяную тишину.
- У меня сегодня из дома работа, - буркнул он, не поворачиваясь. Он насыпал в тарелку хлопья и залил молоком.
Он вел себя как победитель. Спокойно и уверенно. Он ждал ее капитуляции. Ждал, что она сейчас заплачет, скажет, что он был прав, что Олег уйдет, и все вернется на свои места.
- Игорь, - она сглотнула комок в горле. - То, что ты вчера сказал… Ты это серьезно?
Он наконец повернулся. Посмотрел на нее как на умственно отсталую.
- А что, похоже, что я шутил? Мам, я не хочу это снова обсуждать. Либо он, либо я. По-другому здесь никто жить не будет. Это не коммуналка.
- Но это наш дом… Я помню, как мы сюда въехали. Тебе было девять. Ты сам выбирал обои в свою комнату, с динозаврами… Помнишь? - это была последняя, отчаянная попытка достучаться до того мальчика.
Игорь поморщился.
- Мам, к чему эти сантименты? Динозавры? Серьезно? Речь идет о конкретных вещах. О недвижимости. Есть двухкомнатная квартира. Есть два взрослых человека. Я предложил справедливый вариант. В чем проблема?
Проблема была в том, что для него это были "квадратные метры", а для нее - вся ее жизнь. Проблема была в слове "справедливый". Она сорок пять лет считала, что справедливость - это отдать все ребенку. А сейчас ее ребенок объяснял ей новую справедливость. С калькулятором в руках.
- А то, что я могу остаться на улице, тебя не волнует? - ее голос зазвенел. - Ты думаешь, на доплату от размена я смогу купить себе жилье? Или я должна буду с Олегом идти на съемную?
- Это уже ваши проблемы, - сказал он с чудовищным, нечеловеческим спокойствием. Он доел свои хлопья и поставил тарелку в раковину. - У Олега же была квартира. Пусть продает долю дочери и вкладывается. Или он способен только краны чинить?
И это было все. Конец. Последняя капля. Она смотрела ему в спину - широкую, уверенную спину взрослого мужчины, которого она кормила, одевала и защищала от всего мира. А защищать надо было мир от него.
Игорь ушел в свою комнату, снова отгородившись дверью. Марина осталась на кухне одна. Она посидела еще минут пять, глядя в одну точку. Внутри больше не было ни боли, ни обиды. Только холод. Выжженная, промерзшая до дна пустота. И где-то в этой пустоте родилась кристальная, острая, как осколок льда, ясность.
Он прав. Это бизнес. Просто бизнес. И вести его надо по-взрослому.
Она встала, взяла со стола свой смартфон. Руки не дрожали. Она нашла в контактах номер, который записала еще полгода назад, "на всякий случай". Случай настал.
Нажав на вызов, она прислушалась к гудкам.
- Алло, здравствуйте, - сказала она ровным, деловым голосом, который сама от себя не ожидала. - Меня зовут Марина Сергеевна. Мне вас рекомендовали как хорошего риелтора. Я хотела бы получить консультацию. Меня интересует продажа двухкомнатной квартиры с последующей покупкой… одной однокомнатной. Да. Для себя.
***
Положив трубку, Марина еще несколько секунд смотрела на погасший экран телефона. Она ожидала почувствовать страх, сомнение, приступ вины. Вместо этого пришла странная, звенящая легкость, похожая на состояние после удаления больного зуба. Боль еще ноет, но ты уже знаешь - худшее позади. Главный нарыв вскрыт.
Вечером она встретилась с Олегом в маленьком сквере недалеко от дома. Он сидел на скамейке, осунувшийся, и смотрел, как дети катаются на самокатах. Когда Марина подошла, он поднял на нее встревоженный взгляд.
- Ну что? - спросил он без предисловий.
- Я звонила риелтору. Завтра придет женщина, посмотрит квартиру, оценит, - произнесла она ровно, глядя прямо перед собой. - Я сказала Игорю, что иду на вечернюю смену, на подработку.
Олег молчал, переваривая услышанное. Он ожидал чего угодно: слез, упреков, просьбы исчезнуть из ее жизни. Но не этого.
- Ты уверена? - наконец спросил он. - Марин, это серьезный шаг. Обратной дороги не будет.
- А разве она была? - она горько усмехнулась. - Олег, он вчера не просто поругался. Он меня оценил. Как актив. Знаешь, я всю ночь думала. Если бы он пришел и сказал: "Мам, я люблю девушку, мы хотим жить вместе, давай что-то придумаем?". Я бы в лепешку расшиблась, нашла бы варианты, взяла бы еще один кредит! Но он пришел делить имущество словно с чужим человеком. И этот чужой человек - я.
Она повернулась к нему. В ее глазах не было слез, только стальная решимость.
- Я продаю квартиру. Покупаю себе однокомнатную. Маленькую, на окраине, на сколько хватит.
- А он? - осторожно спросил Олег.
- А ему - его доля. Как он хотел. Он взрослый мальчик, пусть берет ипотеку, добавляет, покупает себе что хочет. Я свои материнские обязательства выполнила. Я дала ему образование, вырастила, а теперь вручаю ему стартовый капитал. Конец.
Олег взял ее холодную руку в свои теплые ладони.
- Марин, я хочу, чтобы ты знала. У меня есть сбережения. Немного, что после лечения жены осталось. Плюс, я могу продать гараж и старую отцовскую "Ниву". Это не огромные деньги, но… В общем, мы можем искать квартиру вместе. На двоих.
Она посмотрела на него, и лед в ее душе наконец-то дрогнул. Уголки губ поползли вверх в слабой, благодарной улыбке.
- Это не твой бой, Олег.
- Уже наш, - твердо ответил он.
Следующие несколько дней превратились в шпионский триллер. Риелтор, миловидная деловая женщина по имени Анна, пришла ровно в назначенное время. Пока Игорь сидел в своей комнате в наушниках, увлеченный виртуальными боями, Марина и Анна на цыпочках ходили по квартире, шепотом обсуждая плюсы и минусы. "Хороший район, но ремонт устарел…", "Балкон застеклен, это плюс…", "Соседи тихие?". Для Марины это звучало как приговор ее прошлой жизни. Каждая похвала району или планировке отзывалась болью.
Игорь ничего не замечал. Он был слишком поглощен своей победой и ожиданием, когда же мать объявит о капитуляции. Он видел ее молчание, ее отстраненность, но трактовал по-своему: страдает, мучается, скоро приползет. Он даже вел себя снисходительнее. Однажды вечером принес ей из своей комнаты плитку шоколада и молча положил на стол. Жест короля, бросающего подачку провинившемуся вассалу.
Марина кивнула и сказала: "Спасибо". И отложила шоколад в сторону. Она больше не играла в его игры.
Развязка наступила в субботу. Утром. Снова на той же кухне, ставшей полем битвы. Марина разливала по чашкам чай. Игорь сидел за столом, листая ленту в телефоне.
- Я приняла решение, - сказала Марина так спокойно, что Игорь не сразу понял. Он поднял на нее глаза.
- Ну и? Он съезжает сегодня?
- Нет, - ее голос был ровным, как поверхность замерзшего озера. - Ты был прав. Этот вопрос нужно решать в финансовой плоскости, без сантиментов. Поэтому я продаю квартиру.
Игорь замер с телефоном в руке. На его лице отразилось полное недоумение.
- В смысле? - переспросил он, будто ослышался.
- В прямом. Квартира выставлена на продажу. Деньги мы делим пополам. Как ты и хотел, по справедливости. Свою половину ты получишь на счет сразу после сделки.
До него начало доходить. Медленно, как до жирафа. Лицо из недоумевающего стало растерянным, а потом исказилось яростью.
- Ты… ты что, с ума сошла?! Продавать нашу квартиру? Ты его выбрала, что ли?!
- Я выбрала себя, Игорь, - отчеканила Марина. Она посмотрела ему прямо в глаза, и он впервые в жизни не выдержал ее взгляда. - Я больше не хочу быть заложницей в собственном доме. Ты хотел свою долю? Ты ее получишь. В денежном эквиваленте. И сможешь построить свою жизнь. Отдельно.
Он вскочил. Телефон со стуком упал на стол.
- Ты меня выгоняешь?! Собственного сына?! На улицу?! Ради этого… этого примака?!
И тут Марина улыбнулась. Спокойно, холодно и даже немного устало. Она взяла со стола тот самый, им подаренный, шоколад и развернула его. Отломила дольку.
- Ну что ты, сынок. Давай без сантиментов, ты ведь этого хотел? - сказала она, повторяя его же слова. - Речь идет о конкретных вещах. О недвижимости. А куда ты вложишь свою долю - на первый взнос по ипотеке или на съем жилья - это уже, как ты выразился, твои проблемы.
***
Игорь смотрел на мать так, будто она заговорила на неизвестном языке. В его мире, тщательно выстроенном и абсолютно предсказуемом, такой сценарий просто не существовал. Не было такого файла, такой переменной. Матери могли плакать, уговаривать, жертвовать собой. Они не могли действовать.
- Ты… ты блефуешь, - наконец выдавил он. Это было не утверждение, а слабая надежда.
Марина спокойно дожевала дольку шоколада. Горечь какао приятно контрастировала с ледяным спокойствием, которое разливалось по ее венам.
- В четверг придут первые покупатели. Семья с ребенком. Я просила Анну подобрать людей, которым срочно нужно. Чтобы не затягивать. Тебя я попрошу в это время… погулять где-нибудь. Часа два.
Это был нокаут. Информация, убивающая любую надежду на блеф. Покупатели. Анна. Конкретное время. Его мир, его крепость, его комната с динозаврами на старых обоях под новыми - все это уже оценили, упаковали и выставили на торги.
- Ты не посмеешь! - его голос сорвался на визг, в нем уже не было мужской ярости, только детская, испуганная истерика. - Я никуда не уйду! Я лягу на пороге! Я им скажу, что я против!
- Ты собственник четверти квартиры, - безразлично парировала Марина. Она говорила как юрист, а не как мать. - Ровно столько мы выделили, когда тебе было десять. Ты забыл, наверное. Этого недостаточно, чтобы заблокировать сделку. Ты просто получишь на счет свою четверть, а не половину, как я тебе предлагаю. Это будет еще менее справедливо по отношению к тебе, ты не находишь?
Она уничтожала его. Его же оружием - холодной, циничной логикой. Он хотел говорить о деньгах? Она заговорила о деньгах. И оказалось, что в этой игре она знает правила лучше. Половину она предлагала ему по доброй воле, по старой материнской привычке. По закону ему полагалось меньше.
- Это он! Это все он тебя науськал! - Игорь нашел врага, уцепился за него, как утопающий за корягу. Он ткнул пальцем в сторону двери, будто Олег стоял там. - Пришел, втерся в доверие! Альфонс! Он хочет отжать у нас квартиру!
Марина встала, подошла к раковине и спокойно ополоснула чашку.
- Да, Игорь, он. Он "науськал" меня, что в сорок пять лет жизнь не заканчивается. Он "науськал", что я имею право на ужин не из остатков твоего обеда. Он "науськал" меня, что женщина - это не только функция "мама", но еще и просто женщина. Представляешь? Так что в этом ты абсолютно прав. Это все он.
Она повернулась к нему. Вся ее поза выражала невыносимое, сокрушительное для него спокойствие.
- У тебя есть неделя, чтобы начать искать варианты. Или месяц, пока мы будем выходить на сделку. Я не выгоняю тебя на улицу завтра. Я даю тебе время и деньги. Большего для взрослого мужчины не смог бы сделать ни один родитель. А теперь, извини, мне нужно собираться. У меня встреча.
Он смотрел, как она уходит в комнату, как через десять минут выходит оттуда - в лучшей блузке, с подкрашенными губами. Спокойная, чужая, незнакомая. Она прошла мимо него, оглушенного и раздавленного, обулась, взяла сумочку.
- Мам… - прошептал он ей в спину. В этом слове было последнее отчаянное "Спаси!".
Она остановилась у двери, но не обернулась.
- Я не передумаю, Игорь. Просто прими это. Чем быстрее ты это сделаешь, тем легче тебе будет.
Дверь за ней закрылась. Игорь остался один посреди кухни. Посреди своего рухнувшего мира. Он опустился на стул, обхватил голову руками. Тишина давила. В этой тишине не было привычного уюта, не было ощущения дома. Это были просто стены. Чужие стены, которые скоро снесут.
Он впервые в жизни понял, что такое страх. Не детский страх темноты, а липкий, холодный ужас взрослого человека перед неизвестностью. Ипотека. Съем. Работа, которой едва хватает на развлечения и гаджеты. Коммуналка. Продукты. Все то, что раньше было просто фоновым шумом, обеспечиваемым матерью, теперь выросло перед ним в уродливую, несокрушимую гору.
Он проиграл. Он затеял игру, будучи уверенным, что у него на руках все козыри, и проиграл в первом же раунде. Потому что мать достала из рукава джокера, которого он не учел, - собственное достоинство.
Марина сидела в машине Олега. Она смотрела на проплывающие мимо дома, а рука ее судорожно сжимала ремень безопасности. Когда дверь квартиры за ней закрылась, адреналин отпустил. Ее начало трясти. Крупной, нервной дрожью. Олег, не говоря ни слова, накрыл ее руку своей.
- Все нормально. Ты дыши, - сказал он тихо.
- Я сказала ему. Все сказала, - прошептала она. - Олег, я посмотрела ему в глаза и ничего не почувствовала. Пустота. Будто передо мной не мой сын, а… чужой человек, с которым мы делим бизнес. Это страшно.
- Это защита, Марин. Иначе бы ты не смогла. Ты сейчас как хирург, который делает операцию самому близкому. Если дашь волю чувствам - рука дрогнет, и ты убьешь его. И себя.
Она медленно повернула к нему голову.
- А я не убила?
- Нет, - он покачал головой. - Ты его родила. Второй раз. Во взрослую жизнь. Будет больно. Будет кричать. Но, может быть, когда-нибудь он скажет тебе за это спасибо.
Марина горько усмехнулась. Но дрожь понемногу утихала. Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
Впервые за много лет она не знала, что будет завтра. И впервые за много лет ей не было от этого страшно.
***
Тишина, которая наступила после ухода матери, была для Игоря оглушительной. Он метался по своей комнате, как зверь в клетке. Ярость, сменившаяся шоком, теперь перерастала в липкую, холодную панику. Он всю жизнь ходил по канату, но только сейчас понял, что внизу никогда не было пропасти. Внизу всегда были руки матери. И вот, она их убрала.
Он схватил телефон. Руки дрожали. Его первым инстинктом было позвонить ей, кричать, требовать. Но он интуитивно почувствовал - крик больше не работает. Она построила стену. Тогда он выбрал другое оружие, проверенное годами. Вина.
Сообщения полетели одно за другим.
"Не могу поверить, что ты это серьезно".
"Зашел на кухню, стоит твоя чашка. Больно".
"Помню, как ты говорила, что этот дом - наша крепость. Кто ее разрушил, мама?"
"Я понимаю, что был неправ, погорячился. Но неужели это стоит того, чтобы вот так выкидывать меня из жизни?"
Марина читала их в кафе, куда ее привез Олег. Каждое сообщение было маленьким уколом в самое сердце. Ее решимость, такая стальная утром, начала подтаивать по краям. Она подняла на Олега глаза, полные муки.
- Он пишет… - начала она, но голос прервался. - Может, я поторопилась? Может, надо было еще раз поговорить? Он же пишет, что понял…
Олег накрыл ее руку своей. Его взгляд был спокойным и твердым.
- Марин, посмотри внимательно. Он пишет "мне больно", "я не могу поверить". Ни в одном сообщении нет вопроса: "Мама, а как ты?". Ни в одном. Он не пытается понять тебя. Он пытается вернуть тебя на твое прежнее место. Место подушки безопасности. Ты ему ответишь - и он поймет, что манипуляция работает. И все начнется сначала.
- Но что мне делать? - прошептала она. - Совсем не отвечать?
- Почему? Ответь. Только не так, как он ждет.
Она смотрела на него, не понимая. Олег чуть улыбнулся.
- Напиши ему: "Игорь, я рада, что ты обдумываешь ситуацию. Насчет жилья я нашла для тебя пару хороших сайтов по аренде и ипотечным калькуляторам. Могу скинуть ссылки, чтобы тебе было проще сориентироваться".
Марина вздрогнула. Это было жестоко. И гениально. Перевести его эмоциональный шантаж в унылую плоскость бытовых проблем. Не спорить, не оправдываться, а просто протянуть ему… лопату. И показать, где копать.
Она долго смотрела на экран, потом медленно, буква за буквой, набрала текст и, зажмурившись, нажала "отправить". Ответ пришел почти мгновенно. Одно слово.
"Стерва".
Марина отложила телефон. И впервые за день спокойно отпила остывший кофе.
Четверг наступил с неотвратимостью стихийного бедствия. Игорь забаррикадировался в своей комнате с самого утра. Он не выходил, не ел, на стук матери отвечал гробовым молчанием. Он решил бойкотировать реальность, надеясь, что она испугается и отступит.
Ровно в шесть раздался звонок в дверь. У Игоря все внутри похолодело. Он услышал голос матери, вежливый и ровный. Голос риелтора Анны, щебечущий и деловой. И чужие голоса - мужской и женский. Они пришли. Они на самом деле пришли.
Он слышал, как они ходят по коридору. Как восхищаются видом из окна в гостиной. "Солнечная сторона, это прекрасно!" - сказала чужая женщина. Его солнечная сторона. Он слышал, как они заглянули на кухню. "А здесь поместится посудомойка?". Его кухня.
Сердце стучало где-то в горле. Он вжался в кресло, натянул наушники, но даже сквозь музыку он чувствовал их присутствие. Они топтали его территорию. Оценивали его жизнь.
И вот шаги затихли у его двери. Легкий стук.
- Игорь, открой, пожалуйста, на пять минут. Люди хотят комнату посмотреть, - голос матери звучал абсолютно спокойно.
Он затаил дыхание. Его молчание должно было стать оглушительным "нет".
- Игорь? - повторила она чуть громче.
- Пошли все вон! - рявкнул он, сам не узнавая свой голос.
За дверью наступила неловкая пауза. Игорь торжествовал. Вот оно! Позор! Стыд! Сейчас они увидят, что здесь сумасшедший дом, и сбегут.
Но потом он услышал голос матери. Четкий, ясный, и оттого еще более убийственный.
- Прошу прощения за шум, - сказала она чужим людям. - Мой взрослый сын… немного не в духе. Понимаете, первая в жизни ипотека, подбор собственного жилья - это такой стресс для молодого человека. Очень переживает. Но комната хорошая, светлая, почти четырнадцать метров. Если хотите, я вам вышлю фотографии.
Унижение было физическим. Горячая волна залила лицо. Она не просто выставила его за дверь. Она сделала это публично. Она превратила его бунт в жалкий каприз, в бытовую неурядицу. "Первая ипотека", "собственное жилье" - она описывала не его, а какого-то другого, нормального, взрослого человека, на фоне которого он выглядел нелепым, инфантильным неудачником.
Шаги удалились. Голоса переместились в прихожую. Еще несколько минут вежливого прощания, и входная дверь хлопнула.
Все стихло.
Игорь снял наушники. В оглушительной тишине он вдруг отчетливо понял: это конец игры. Она не блефовала. Она не отступит. И дело было уже не в Олеге. И даже не в ее желании счастья.
Она просто перестала его уважать. А это было страшнее, чем быть выгнанным из дома. Это было все равно что перестать существовать.
***
Дверь его комнаты оставалась закрытой до глубокого вечера. Марина не стучала. Она прибралась на кухне, сходила в магазин, поговорила по телефону с Олегом. Она вела себя так, будто в квартире, кроме нее, никого нет. Она возвращала себе свое пространство, метр за метром.
Около десяти вечера дверь наконец открылась. Игорь вышел в коридор. Он не пошел на кухню, а остановился в проеме двери. Марина сидела в кресле с книгой, но не читала. Он знал, что она его ждала.
Выглядел он ужасно. Ссутулившийся, бледный, с красными, воспаленными глазами. От утренней ярости и дневного бойкота не осталось и следа. Он был пуст.
- Они… купят? - голос был хриплым и тихим.
- Сказали, что будут думать. Анна говорит, что это стандартный ответ. Вариант хороший, долго стоять не будет, - ответила Марина спокойно, не отрывая взгляда от страницы, хотя и не видела букв.
Он молчал. Просто стоял и смотрел на нее. На свою мать, которая сидела в пяти метрах от него и вела себя как вежливая, но совершенно посторонняя соседка по коммуналке.
- Ты этого хотела? - спросил он так тихо, что она едва расслышала. - Чтобы я себя полным ничтожеством почувствовал?
Вот теперь она отложила книгу и посмотрела на него. Внимательно, без злости, без торжества. Взглядом врача, изучающего симптом.
- А кем ты хотел себя чувствовать, Игорь? Хозяином моей жизни? Судьей, который решает, имею я право на счастье или нет? Ты сам выбрал эту роль. Я лишь показала тебе, что ты с ней не справляешься.
Это было не обвинение. Это была констатация факта. И от этого было еще больнее.
- Это все из-за него, - он упрямо качнул головой. - До него же все было нормально.
- Нет, сынок. Ничего не было нормально, - Марина медленно встала. - Мы жили в иллюзии. В уютном, теплом болоте, где тебе не нужно было взрослеть, а мне не нужно было признаваться себе, что я одинока и несчастна. Олег не причина. Он - лакмусовая бумажка. Он просто проявил то, что и так уже было.
Она подошла ближе. Впервые за эти дни он не отшатнулся.
- Я сама виновата, - продолжила она тихо, и в ее голосе появилась горечь, но не жалость. - Я так боялась тебя потерять, что бежала впереди твоих желаний. Я так хотела быть хорошей матерью, что забыла научить тебя главному: мир не вращается вокруг тебя. У других людей, даже у твоей мамы, есть своя жизнь, свои чувства, свои права. Я построила для тебя мир без слова "нет". И смотри, что из этого вышло. Ты вырос, а мир - нет. Он остался маленьким, размером с эту квартиру. И когда в нем появился еще один человек, он начал трещать по швам.
Игорь слушал ее, и по его щеке медленно скатилась слеза. Одна. Скупая, взрослая, полная невыносимой обиды и бессилия.
- И что теперь? - прошептал он. - Что мне делать?
Это был первый правильный вопрос за все это время. Не "за что?", не "почему ты?", а "что мне делать?". Вопрос человека, который стоит на краю пропасти и понимает, что летать он не умеет.
Марина смотрела на своего сына, на его растерянное, детское лицо, и вся ее холодная решимость дала трещину. Но она знала: стоит сейчас сделать шаг назад, обнять, сказать "все будет по-старому" - и она убьет их обоих. Его - потому что он никогда не вырастет. Себя - потому что она никогда не сможет жить.
- Для начала, - сказала она мягко, но твердо, - ты сядешь за свой компьютер. И вместо того, чтобы стрелять в монстров, ты откроешь сайты по недвижимости. И посмотришь, сколько стоит аренда однокомнатной квартиры в нашем районе. А потом ты откроешь ипотечный калькулятор и прикинешь, какой тебе нужен первый взнос и какой будет ежемесячный платеж. Это называется "реальность", Игорь. Познакомься с ней.
Он вздрогнул, будто она его ударила.
- Я не потяну…
- А потом, - она проигнорировала его реплику, - ты найдешь в своем телефоне номер. "Папа". Он там точно есть. Ты ему позвонишь и скажешь: "Папа, у меня скоро будут деньги, примерно вот столько-то. И я хочу взять ипотеку. Ты не мог бы помочь мне советом? Или, может быть, добавить немного на первый взнос?". Ты же знаешь, что он не откажет. Ты просто никогда не пробовал.
Игорь смотрел на нее во все глаза. Он ждал упреков, ссоры, капитуляции. А получил… бизнес-план. Четкий. Беспощадный. И абсолютно выполнимый.
Она не бросала его. Она выталкивала его из гнезда.
Марина вернулась в кресло и снова взяла в руки книгу. Разговор был окончен. Она дала ему все, что могла. Все, что должна была дать ему гораздо раньше. Инструкцию к взрослой жизни.
Игорь постоял еще минуту в полной тишине, потом молча развернулся и ушел в свою комнату. Дверь он за собой не захлопнул. Просто прикрыл.
Марина сидела не шевелясь и слушала тишину. Через несколько минут из его комнаты донеслись не привычные звуки выстрелов, а тихие, редкие щелчки мыши. Он что-то искал. Что-то читал.
Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Это была еще не победа. И даже не перемирие. Это был первый шаг. Тяжелый, мучительный, сделанный через боль. Его. И ее. Шаг в разные стороны, чтобы когда-нибудь, возможно, встретиться снова. Но уже как два взрослых человека, у каждого из которых есть свой дом.
Спасибо за Ваше время. Чтобы канал развивался нужны Ваши лайки и комментарии.
***Конец***