Вечером, когда Максим занялся уроками в своей комнате, Галина крадучись сняла трубку домашнего телефона и, затаив дыхание, набрала номер, который помнила уже много лет наизусть. Ответил знакомый, чуть хрипловатый от сигарет голос — голос подруги.
— Ленка, это я… Галя, — прошептала она в трубку. — Можешь говорить?
— Конечно могу. А что ты шепчешь? Случилось что-то?
Галина нервно оглянулась на дверь, убедилась, что Максим не подслушивает, и выдохнула. Она рассказала подруге о ситуации так, как могла бы только самой близкой — без прикрас, отчаянно, испуганно. Ленка слушала молча, изредка вставляя короткие, сердитые или сочувственные восклицания.
— Галка, ты что, с ума сошла? — вдруг прервала она. — Какой аборт? Ты же всегда мечтала о детях… Помнишь в школе, ты еще говорила: "У меня обязательно будет трое детей!" Помнишь?
— Помню… — едва слышно откликнулась Галина. — Но тогда я ведь за Виктором не была замужем…
— Может, пора перестать быть за него замужем? — осторожно заметила Ленка. — Галь, ну нельзя же так, ну в самом деле! Он же тебя как собачку держит: ни денег — ничего! Ни права голоса, ни возможности решать.
— Куда я пойду, Лен? Ну куда? С ребенком, без крыши над головой, без копейки…
Ленка не дала закончить:
— Ко мне пойдёшь! — решительно заявила она. — Место найдётся, выкрутимся… А работу — найдём обязательно. Главное, чтоб ты этого хотела… Ну не делай, слышишь? Ты всю свою жизнь себе не простишь. Знаешь ведь…
В этот момент в коридоре раздался резкий звук ключа в замке — вернулся Виктор. Галина судорожно попрощалась с подругой — коротко, почти по-военному — и поспешила положить трубку, стараясь выглядеть как можно более обыденно.
Муж был пьян. Не сильно — ровно настолько, чтобы быть развязным, самоуверенным; если расстегивает ворот — значит, спорить бесполезно.
Он плюхнулся в кресло перед телевизором без долгих слов и тут же потребовал ужин.
Галина молча разогрела ему борщ, нарезала хлеб, положила на блюдце кусочек сала. Аккуратно поставила на стол — даже не смотрит на него, будто случайная соседка.
— Ну что, думала сегодня? — спросил Виктор, прихлебывая борщ. — Надеюсь, мозги на место встали?
Галина стояла у плиты спиной к мужу, и чувствовала, как внутри всё выворачивается — отвращение захлестывало. Он говорил о её будущем ребёнке так, будто речь шла о старой мебели: списать, вынести, забыть.
— Виктор… Может быть, мы ещё раз обсудим? — еле слышно попросила Галина, не оборачиваясь.
— Обсуждать нечего, — рявкнул он и стукнул ложкой по столу так, что миска дрогнула. — Завтра идёшь в больницу. И точка. И даже не думай хитрить — я тебя сам отвезу и подожду, чтоб всё было как надо!
Эти слова окончательно убедили Галину: разговаривать с мужем больше бесполезно.
Он принял решение и не собирался его менять, не желая слушать ни просьбы, ни аргументы. Для него она была не женой, а собственностью, которая должна беспрекословно выполнять его волю.
Ночь Галина провела без сна, лежа рядом с храпящим Виктором и думая о том, что завтра может стать последним днём жизни её ещё не рождённого ребёнка. А может быть, наоборот — станет первым днём их новой жизни: без диктата, без угроз, без необходимости просить разрешения на каждый шаг.
К утру она приняла решение, которое потом изменило всю её жизнь. Дождь за окном барабанил по стеклу с утра до вечера, словно сама природа оплакивала то решение, что созревало в душе Галины всю бессонную ночь. Серый октябрьский день казался бесконечным, минуты тянулись как часы, а каждый звук в квартире заставлял её вздрагивать от нервного напряжения.
Виктор ушёл на работу в своём обычном настроении — уверенный в том, что жена выполнит его приказ и отправится в больницу, чтобы избавиться от ребёнка, которого он считал ненужной обузой. Но Галина думала совсем о другом. Лежа ночью без сна и слушая размеренное дыхание мужа, она поняла: не сможет убить своё дитя, даже если это будет стоить ей всего остального.
Материнский инстинкт оказался сильнее страха перед неизвестностью, сильнее боязни остаться без крыши над головой и без средств к существованию. Где-то в глубине души она всегда знала: этот день настанет, что рано или поздно ей придётся выбирать между повиновением-тирану мужу и собственным правом на счастье.
Максим ушёл в школу, как всегда поцеловав мать в щёку и пообещав не получить двойку по истории.
— Мам, не переживай, я сегодня расскажу о Феврале — и всё нормально будет, — шепнул он ей на ухо, собирая портфель.
Галина смотрела ему вслед — как ему холодно, а пальтишко не застёгнуто… как он оборачивается в подъезде, чтобы ещё раз увидеть маму…
И думала: "Вдруг я вижу сына последний раз?"
Сердце разрывалось от боли, но выбора не было. Если она останется, Виктор заставит её сделать аборт. А если уйдёт — хотя бы будет шанс спасти жизнь будущего ребёнка.
Как только за сыном захлопнулась дверь, Галина достала из шкафа старую спортивную сумку, которой не пользовалась уже несколько лет. Руки дрожали так сильно, что молния никак не желала застёгиваться, а вещи выскальзывали из пальцев, будто сами не хотели покидать привычное место. В сумку поместилось совсем немного: несколько комплектов белья, две кофты, джинсы, тёплая куртка и немного косметики. Документы лежали в сейфе у Виктора, деньги тоже были у него, поэтому Галина смогла взять только то, что нашла в карманах старых курток, — около тысячи рублей мелочью и несколько купюр, отложенных на чёрный день.
Дрожащими пальцами она набрала знакомые цифры и застыла, затаив дыхание, слушая длинные гудки.
— Алло? — послышался сонный голос Ленки на том конце провода.
— Ленка, это Галя. Ты помнишь наш вчерашний разговор? — быстро заговорила Галина, боясь, что любую минуту может передумать.
— Галка? Конечно помню. А что случилось? Ты какая-то странная…
— Я ухожу от него. Прямо сейчас. Ты серьёзно говорила, что могу к тебе прийти?
На том конце несколько секунд стояла тишина — только чуть слышно потрескивали помехи.
— Серьёзнее некуда, — наконец тихо присвистнула Ленка. — Конечно, приезжай. Адрес помнишь? Я на работе до шести, но ключ под ковриком. Как добираться будешь?
— На автобусе. У меня денег совсем мало…
— Ничего, как-нибудь разберёмся. Главное, приезжай целая. И, Галка… Ты молодец. Правильно делаешь.
Галина положила трубку и вдруг почувствовала, как внутри неё что-то окончательно сломалось… Нет — не сломалось, а освободилось. Обратного пути больше не существовало.
Она взяла из Максимовой тетради чистый лист бумаги и, дрожащей рукой, написала сыну короткую записку:
«Максимка, мама тебя очень любит. Сейчас мне нужно уехать, но я обязательно с тобой увижусь. Будь хорошим мальчиком и не вини меня. Когда вырастешь, поймёшь, что у мамы не было другого выхода. Целую крепко.»
Записку она аккуратно положила на письменный стол в детской, рядом с учебниками. Максим обязательно найдёт её, когда вернётся из школы.