Солнце светило сквозь занавески, оставляя на полу причудливые узоры. Тихо шумел чайник на кухне, а я развешивала выстиранное белье. Привычное воскресное утро, спокойное и размеренное. Телефон на подоконнике звякнул — пришло сообщение от риелтора Светланы, с которой мы иногда пересекались по работе.
«Ирина, добрый день! Вы просили подобрать варианты для продажи вашей трехкомнатной на Садовой? Есть интересный покупатель, готов смотреть уже завтра. Напишите, когда удобно».
Я перечитала сообщение дважды. Никакую квартиру на Садовой я продавать не собиралась. У нас с Максимом была только одна квартира — та самая трехкомнатная на Садовой, где мы жили уже четвертый год.
«Вы ошиблись. Я не планирую продавать квартиру», — быстро набрала я в ответ.
«Странно, — ответила Светлана. — Ко мне обращалась Валентина Михайловна, сказала, что вы с мужем хотите продать квартиру и купить дом за городом».
Валентина Михайловна. Свекровь. Вот оно что.
Я застыла с мокрой простыней в руках. В голове не укладывалось. Зачем свекрови понадобилось продавать нашу квартиру? Да еще и от нашего имени?
Максим был на рыбалке с друзьями, вернуться должен был только к вечеру. Звонить ему не хотелось — испорчу выходной, да и что он скажет по телефону? Лучше дождаться и спокойно поговорить дома.
День тянулся бесконечно. Я пыталась заниматься обычными делами — готовила обед, смотрела сериал, разбирала бумаги для работы. Но мысли постоянно возвращались к сообщению Светланы. Свекровь решила, что может продать нашу квартиру. Как такое вообще возможно?
Максим вернулся в начале седьмого, довольный, с пакетом свежей рыбы.
— Будем жарить или в уху? — спросил он с порога, целуя меня в щеку.
— В мусорку, — ответила я холодно. — Нам нужно поговорить.
Максим напрягся. Поставил пакет на тумбочку в прихожей и внимательно посмотрел на меня:
— Что случилось?
Я молча показала ему переписку со Светланой. Он читал, и его лицо менялось — от недоумения к осознанию, потом к злости.
— Мама, — произнес он тихо. — Опять мама.
— Да, твоя мама. Которая почему-то решила, что может распоряжаться нашей квартирой. Максим, что происходит?
Он прошел на кухню, налил себе воды и выпил залпом.
— Я не знаю. Честно, не знаю. Но догадываюсь. Помнишь, мы на прошлой неделе у родителей были? Мама весь вечер рассказывала, какой чудесный дом продается в их дачном поселке. А я сказал, что было бы неплохо когда-нибудь перебраться за город.
— Когда-нибудь! Гипотетически! — я всплеснула руками. — А не прямо сейчас! И уж точно не без нашего ведома!
Максим тяжело вздохнул:
— Ты же знаешь маму. Для нее «когда-нибудь» значит «сейчас». Если ей что-то кажется правильным, она не видит причин откладывать.
— И не видит причин спрашивать нас, хотим ли мы этого! — я почувствовала, как закипаю. — Максим, это не просто вмешательство в нашу жизнь. Это уже за гранью. Она что, думает, что эта квартира ее?
— Технически... — начал Максим и осекся, увидев мой взгляд.
Вот оно. Формально квартира была записана на Максима, а не на нас обоих. Его родители помогли с первым взносом по ипотеке, когда мы только поженились. Но мы вместе выплачивали кредит последние четыре года. Каждый месяц половина платежа шла с моего счета.
— Технически квартира твоя, — закончила я за него. — Но мы семья, Максим. Мы вместе принимаем решения о нашем будущем. Или нет?
Он подошел и обнял меня:
— Конечно, вместе. Я сейчас позвоню маме и все выясню. Это какое-то недоразумение.
Максим набрал номер матери. Разговор я слышала только с его стороны, но и этого было достаточно.
— Мам, привет. Слушай, мне тут риелтор написала... Да, Светлана... Что? Нет, мы не планируем продавать квартиру... Мам, но мы же не обсуждали это всерьез... Дом? Какой дом?.. Четыре миллиона?!
Я видела, как бледнеет его лицо. Он смотрел на меня растерянно, будто извиняясь.
— Мам, ты не можешь просто так взять и... Нет, я не неблагодарный... Да, я помню, что вы помогли с первым взносом... Нет, Ира не настраивает меня против тебя... Мам!
Он замолчал, слушая монолог с той стороны. Я видела, как подрагивает его рука, державшая телефон. Наконец он сказал:
— Мы завтра приедем. Надо поговорить спокойно, а не по телефону. Все, пока.
Максим положил трубку и устало потер лицо.
— Она уже присмотрела дом. В их поселке. Четыре миллиона. Говорит, что нашу квартиру можно продать за шесть, а на разницу сделать ремонт в доме. И что они с отцом будут рядом, помогут с будущими детьми.
— Будущими детьми? — я поперхнулась. — Которых у нас пока нет и неизвестно, когда будут?
— Ира, ты же знаешь, как мама мечтает о внуках.
— И поэтому она решила переселить нас поближе к себе? Без нашего согласия?
Максим беспомощно развел руками:
— Она искренне думает, что делает как лучше. Для нас.
— Для себя, — отрезала я. — Не для нас.
Ночь прошла беспокойно. Я ворочалась, не в силах уснуть. Рядом так же беспокойно ворочался Максим. Мысли крутились вокруг одного и того же: как его мать могла так поступить? И что еще хуже — почему Максим не может четко сказать ей «нет»?
Утром мы поехали к свекрови. Валентина Михайловна встретила нас радостно, будто не произошло ничего необычного. Накрыла на стол, достала пирог с капустой.
— Ирочка, Максимка, как я рада вас видеть! — щебетала она, расставляя чашки. — А я тут такой чудесный дом нашла! Вам обязательно понравится!
Я молчала, давая возможность Максиму начать этот непростой разговор. Он прокашлялся:
— Мам, мы пришли поговорить о квартире. Ты не имеешь права ее продавать.
— Как это не имею? — искренне удивилась Валентина Михайловна. — Мы с отцом вам первый взнос дали. Если бы не мы, жили бы до сих пор в съемной конуре.
— Вы дали часть первого взноса, — уточнила я. — А остальное мы с Максимом платим сами. Уже четыре года.
— И что? — свекровь пожала плечами. — Квартира все равно оформлена на Максима. А Максим — мой сын. И я знаю, как для него лучше.
— Максим — взрослый человек, — я старалась говорить спокойно. — И мой муж. Мы сами решаем, где нам жить.
— Ирина, ты, конечно, извини, — Валентина Михайловна поджала губы, — но я знаю своего сына дольше, чем ты. И лучше понимаю, что ему нужно. Вот скажи, разве плохо жить в собственном доме? С участком, с банькой? Воздух чистый, сосны кругом. Внуки бы на травке бегали...
— Каких внуков вы все время приплетаете? — не выдержала я. — У нас пока нет детей, и неизвестно, когда будут! У меня карьера только начала складываться, я не готова бросать работу и уезжать за город!
— Карьера! — фыркнула свекровь. — Вот о чем она думает, Максим! О какой-то карьере! А не о семье, не о детях!
Максим сидел, опустив голову. Он явно не знал, чью сторону принять. Я почувствовала, как внутри поднимается волна отчаяния. Неужели он не поддержит меня? Неужели позволит матери решать нашу судьбу?
— Мам, — наконец произнес он, — мы с Ирой не будем продавать квартиру. По крайней мере, сейчас. Это наше общее решение.
— Общее? — свекровь прищурилась. — Или это она тебя заставляет так говорить? Ты же всегда мечтал о своем доме, с детства! А теперь какая-то...
— Мама! — Максим стукнул кулаком по столу. Чашки подпрыгнули. — Прекрати! Ирина — моя жена, и я не позволю тебе так о ней говорить!
Валентина Михайловна осеклась. В комнате повисла тяжелая тишина.
— Я просто хотела как лучше, — пробормотала она наконец. — Дом такой хороший, соседи приличные. И вам бы помогали.
— Спасибо за заботу, — ответил Максим мягче. — Но мы сами решим, когда и куда переезжать. И сами выберем дом, если захотим его купить.
— И позвоните риелтору сами, — добавила я. — Когда будем готовы.
Валентина Михайловна поджала губы, но спорить больше не стала. Мы допили чай в напряженном молчании и собрались уходить. У двери свекровь вдруг обняла Максима и прошептала достаточно громко, чтобы я услышала:
— Ты подумай все-таки, сынок. Дом — это стабильность, это будущее. Не позволяй ей решать за тебя.
Я сделала вид, что не услышала. Мы попрощались и вышли.
Всю обратную дорогу в машине молчали. Я смотрела в окно на проплывающие дома, деревья, людей и думала: неужели так будет всегда? Неужели любое наше решение будет проходить цензуру свекрови? А если у нас действительно появятся дети — что тогда? Она будет указывать, как их воспитывать, в какую школу отдавать, чем кормить?
Дома я не выдержала:
— Максим, нам нужно серьезно поговорить. О нас, о твоей маме, о нашем будущем.
Он кивнул:
— Я знаю. Прости за сегодняшнее. Я не думал, что мама может зайти так далеко.
— Дело не только в сегодняшнем, — я села напротив него. — Твоя мама постоянно вмешивается в нашу жизнь. И ты ей это позволяешь.
— Я?
— Да, ты. Своим молчанием, своей нерешительностью. Ты не можешь четко сказать ей «нет», и она этим пользуется.
Максим вздохнул:
— Она моя мать, Ира. Я не могу просто отмахнуться от нее.
— Я и не прошу отмахиваться. Я прошу установить границы. Ясные, четкие границы. Иначе наш брак просто не выживет.
Он поднял на меня встревоженный взгляд:
— Что ты имеешь в виду?
— Я не могу жить в семье, где каждое решение должно получить одобрение твоей матери. Где она чувствует себя вправе решать, где нам жить, когда заводить детей, как строить свою жизнь. Это не семья, Максим. Это какой-то филиал свекрови.
Он долго молчал, обдумывая мои слова. Потом спросил тихо:
— И что ты предлагаешь?
— Для начала — переоформить квартиру на нас обоих. Раз уж мы оба платим за нее.
— Согласен. Завтра же свяжусь с юристом.
— И поговорить с твоей мамой. Серьезно поговорить. Объяснить, что ты взрослый человек и сам принимаешь решения. Что ты благодарен за помощь, но это не дает ей права вмешиваться в нашу жизнь.
Максим поморщился:
— Этот разговор будет тяжелым.
— Знаю. Но необходимым. Если хочешь, я могу пойти с тобой.
— Нет, — он покачал головой. — Это я должен сделать сам. И давно должен был.
Следующие несколько дней прошли в хлопотах. Максим связался с юристом, мы собрали необходимые документы для переоформления квартиры. Свекровь звонила несколько раз, но Максим был краток: «Извини, мам, очень занят, перезвоню позже».
Наконец, когда все документы были готовы, он решился на разговор с матерью. Поехал один, как и собирался. Я провела этот вечер в напряжении, не находя себе места. Что если Валентина Михайловна снова его переубедит? Что если он снова не сможет настоять на своем?
Максим вернулся поздно, уставший, но с каким-то новым выражением лица. Решительным.
— Ну как? — спросила я, встречая его у двери.
— Тяжело, — признался он. — Мама плакала, обвиняла меня в неблагодарности, говорила, что всю жизнь мне посвятила, а теперь я от нее отворачиваюсь. Отец пытался ее успокоить, но только хуже делал.
— И чем все закончилось?
Максим снял куртку и прошел на кухню:
— Я сказал то, что должен был сказать давно. Что я люблю ее, ценю все, что она для меня сделала. Но я взрослый человек, у меня своя семья, и решения о нашей с тобой жизни буду принимать я. Вместе с тобой. А не она.
— И как она отреагировала?
— Сначала обиделась. Сказала, что я неблагодарный сын и что ты меня настроила против нее. — Он улыбнулся устало. — Обычная песня. Но потом, когда я уже собирался уходить, она вдруг сказала: «Я просто боюсь тебя потерять, сынок».
— И что ты ответил?
— Что она меня не потеряет. Что я всегда буду ее сыном. Но и мужем твоим тоже. И эти роли не должны противоречить друг другу.
Я обняла его крепко-крепко:
— Ты молодец. Правда.
— Я не знаю, поняла ли она, — вздохнул Максим. — Но я сделал все, что мог. Теперь только время покажет.
Время действительно показало. Через неделю после того разговора Валентина Михайловна позвонила и пригласила нас на ужин. Я шла с опаской, ожидая новых манипуляций, обвинений, слез. Но свекровь встретила нас приветливо, без обычного надрыва.
За ужином говорили о погоде, о работе, о новом сериале, который смотрела свекровь. Ни слова о доме, о квартире, о детях. И только когда мы собирались уходить, Валентина Михайловна вдруг сказала:
— Ирина, я тут подумала... Может, поможете мне новый телефон выбрать? А то мой совсем старый, ничего не понимаю в этих новых моделях.
— Конечно, — удивленно ответила я. — С радостью.
Она никогда раньше не просила у меня помощи. Всегда только указывала, критиковала, поучала. А тут — такая простая, человеческая просьба.
Дома я сказала Максиму:
— Кажется, твоя мама начала меняться.
— Не слишком на это рассчитывай, — улыбнулся он. — Но первый шаг сделан.
И действительно, свекровь не изменилась в одночасье. Иногда она все еще пыталась вмешиваться, давать непрошеные советы, решать за нас. Но теперь Максим мягко, но твердо пресекал эти попытки. И постепенно, очень медленно, Валентина Михайловна начала отступать.
Мы переоформили квартиру на нас обоих. Я чувствовала себя более защищенной, более уверенной. Это был наш общий дом, наше общее решение — где жить, когда переезжать, если вообще переезжать.
А недавно свекровь позвонила и как бы между прочим сказала:
— Знаете, тут недалеко от нас дачный участок продается. Небольшой, но хороший. Может, присмотрите? Не для жизни, конечно, просто на выходные приезжать. Все-таки природа, воздух...
Мы с Максимом переглянулись и улыбнулись. Кажется, свекровь наконец-то начала понимать разницу между советом и указанием, между заботой и контролем.
— Спасибо, мама, — ответил Максим. — Мы подумаем. Вместе.
И в этом «вместе» было все, что нам нужно было понять и принять. Все трое.
Рекомендуем почитать: