Дождливый ноябрьский вечер окутал подъезд тяжёлой сыростью. Ирина стояла на пороге квартиры Андрея, сжимая в руках потёртую сумку с личными вещами. Ключи от собственной двухкомнатной квартиры жгли ладонь сквозь карман пальто.
— Ну что ты стоишь? — Андрей нетерпеливо мял свой любимый брелок. — Мама уже стол накрыла.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась Галина Петровна — аккуратная женщина в домашнем халате, с хозяйским взглядом, который сразу окинул Ирину с ног до головы.
— Ирочка, наконец-то! — Свекровь мягко похлопала её по плечу. — Проходи, проходи. Обувь вот здесь ставь, куртку на этот крючок. У нас везде свой порядок.
Запах варёного лука и застиранных полотенец ударил в нос. В глубине квартиры бурчал отец Андрея, раздражённо щёлкая спичками.
— Опять кто-то мою газету закрыл, — донеслось из комнаты.
— Папа, это Ирина приехала, — тихо сказал Андрей, но старик только сильнее застучал кастрюлями на кухне.
Галина Петровна провела их по узкому коридору, где тускло горела единственная лампочка.
— Вот ваша комната. Я уже постель приготовила, вещи можно в этот шкаф. — Она открыла дверцы старого платяного шкафа. — Полотенца складываем сюда, носки туда. У нас всё просто, главное — чтобы всем было удобно.
Удобно всем… А мне?
Ирина кивнула, не доверяя собственному голосу. Андрей уже выскользнул из комнаты.
— Я на созвон сейчас, дела нужно доделать, — бросил он через плечо. — К ужину освобожусь.
И вот она стояла одна среди чужих стен, чужих запахов и правил. Сумка казалась неподъёмной, а влажные ладони не могли разжаться.
Утром Ирина проснулась от звяканья посуды на кухне. Андрей уже работал за компьютером, не поднимая головы. В коридоре пахло жареным луком и старыми тапочками.
Она прошла на кухню, где Галина Петровна хлопотала у плиты.
— Доброе утро, Ирочка. Чайку? — Свекровь уже доставала кружки, не дожидаясь ответа. — Сахар у нас вот здесь, заварку берём из этой банки. Андрюша любит покрепче.
Ирина потянулась к чайнику, но Галина Петровна мягко отстранила её.
— Я сама, я сама. Ты же в положении, береги себя. — Она разлила чай по кружкам. — У нас в семье всё по-простому. Ничего, привыкнешь — совсем родной станешь.
Родной… в чужом доме.
— Доброе утро, — буркнул из-за стола Владимир Иванович, не отрывая взгляда от газеты. — Молодёжь нынче поздно встаёт.
— Папа, Ира беременная, ей нужно отдыхать, — робко заступилась за неё Галина Петровна.
Старик только махнул рукой и снова углубился в чтение.
Андрей мелькнул на кухне, схватил кружку с чаем и исчез, даже не взглянув на жену. Радиоприёмник на подоконнике бубнил что-то про погоду. На столе блестела жирная плёнка от вчерашнего ужина.
Ирина прижала ладонь к животу. Кружка была липкой от чужих рук, чай горчил незнакомым сахаром.
— Тебе хорошо здесь будет, Ирочка, — продолжала свекровь, поглаживая её по руке. — Мы семья дружная. А главное — ребёночек в тепле и заботе родится.
Но это не мой дом. Не моя забота.
Вечером, когда родители улеглись к телевизору, Ирина решилась на разговор с мужем. Принесла ему чай в кружке с ромашками — единственной вещи, которая ей здесь нравилась.
— Андрей, нам нужно поговорить.
Он не отрывался от экрана ноутбука, мял в руках брелок.
— Да, конечно. О чём?
— О том, где мы будем жить. Может, стоит рассмотреть вариант с моей квартирой? Там ремонт свежий, места больше…
— Ира, ну зачем? — Андрей наконец посмотрел на неё. — Здесь всё своё, мама поможет с ребёнком, тебе же полегче будет. А у тебя там… одной как-то…
— Но у меня двухкомнатная, мы недалеко живём…
— Послушай, здесь всё отлажено. — Он снова уткнулся в экран. — Это же временно, пока не встанем на ноги.
Из соседней комнаты долетел голос Галины Петровны:
— Завтра покажу Ирочке, где мы продукты храним. И стирку научим правильно развешивать…
Ирина сжала кружку до боли в пальцах. Её мнение даже не обсуждалось. Решение уже принято — без неё.
— Андрей, меня никто не спросил, хочу ли я здесь жить.
— Тебе всё неудобно, — он раздражённо вздохнул. — А у нас так принято. Семья должна быть вместе.
Слабый свет настольной лампы падал на мутное окно, за которым чернела ноябрьская ночь. На стенах висели семейные фотографии — чужие лица, чужие воспоминания.
Ирина молча допила горький чай и пошла в свою — не свою — комнату.
Что со мной происходит? Почему у меня больше нет права голоса?
Следующий вечер принёс новый скандал. Владимир Иванович устроил разнос из-за полотенца, которое Ирина повесила не на тот крючок.
— В доме должен быть порядок! — гремел он. — Каждой вещи своё место!
— Володя, успокойся, — пыталась унять его Галина Петровна, но потом повернулась к Ирине: — Ирочка, полотенца у нас принято вешать вот так. Запомни, пожалуйста.
Андрей молчал, уткнувшись в телефон. Телевизор гудел какой-то передачей, смешиваясь с бурчанием старика и назидательным тоном свекрови.
Ирина убежала в ванную и заперлась. Холодная кафельная плитка жгла босые ступни. В мутном зеркале отражалось чужое лицо — осунувшееся, потерянное.
Слёзы хлынули впервые с момента переезда. Горькие, обиженные, злые.
Я же взрослая женщина. У меня есть своя квартира, своя жизнь. Почему я должна жить по чужим правилам?
Чужой плед на плечах казался грубым, царапал кожу. Скрипнула дверь — кто-то из домашних прошёл по коридору. Даже поплакать спокойно нельзя.
— Ира, ты там надолго? — постучала Галина Петровна. — Володе лекарство принимать нужно.
— Сейчас, — хрипло ответила она и вытерла глаза рукавом халата.
Как долго я это выдержу? Что от меня останется через месяц, два, полгода?
На следующий день Ирина встретилась с Мариной в небольшом кафе возле дома. Аромат свежесваренного кофе и звуки уличной жизни за окном казались глотком свежего воздуха после домашней духоты.
— Ну что, как жизнь в большой семье? — Марина помешивала кофе, внимательно всматриваясь в лицо подруги.
— Нормально, — автоматически ответила Ирина, но голос дрогнул.
— Ага, вижу, как нормально. — Марина быстро перебирала волосы на пальце. — У тебя под глазами синяки, а улыбка как у восковой куклы.
Ирина отвела взгляд к окну. За стеклом мелькали прохожие — свободные, торопящиеся по своим делам люди.
— Просто привыкаю.
— К чему привыкаешь? К тому, что тебе объясняют, как правильно вешать полотенце? — Марина наклонилась ближе. — Ира, у тебя двухкомнатная квартира с ремонтом. Зачем ты переехала в коммуналку?
— Это не коммуналка, это семья Андрея.
— Да? А что сам Андрей сказал, когда ты предложила жить у тебя?
Ирина замолчала. Сердце забилось чаще.
— Он сказал, что у них всё там налажено.
— Конечно, налажено. Ему там удобно — мама готовит, стирает, убирает. А где в этой налаженной системе место для тебя? — Марина взяла её за руку. — Послушай себя. Чего ты хочешь? Не Андрей, не его мама, не правила их дома. Чего хочешь ты?
Ирина почувствовала, как по коже бегут мурашки. В кафе было светло и тепло, пахло выпечкой и свободой.
— Я хочу… — она запнулась. — Я хочу просыпаться в своей постели, заваривать чай так, как люблю, вешать полотенца куда захочу.
— А ещё?
— Хочу, чтобы меня спрашивали, где я хочу жить. — Голос стал твёрже. — Не объясняли, не решали за меня. Спрашивали.
Марина кивнула:
— Вот видишь. А теперь подумай: сколько времени ты готова прожить без всего этого?
Я не хочу быть вещью в чужом доме.
Эта мысль эхом отдавалась всю дорогу домой. В подъезде снова пахло сыростью и старыми тряпками. На третьем этаже соседка отчитывала плачущего ребёнка. Ирина медленно поднималась по ступенькам, и каждая ступенька отдавалась тяжестью в груди.
Может, Марина права? Может, пора что-то изменить?
Дома её ждала очередная сцена. Владимир Иванович что-то искал в шкафу, разбрасывая вещи.
— Где мои носки? Опять всё перепутали!
— Володя, я складывала, как обычно, — оправдывалась Галина Петровна.
— Это она! — Старик ткнул пальцем в сторону Ирины. — Она всё переложила!
— Я не трогала ваши вещи.
— Не трогала! А кто тогда?
Андрей вышел из своей комнаты, раздражённо вздохнул:
— Что тут за шум? Работать невозможно.
— Твоя жена тут уже свои порядки наводит, — буркнул отец.
— Какие порядки? — Андрей посмотрел на Ирину так, будто она действительно была виновата. — Ира, ну нельзя же…
— Я ничего не делала!
— Ирочка, — мягко перебила Галина Петровна, — в нашем доме так не принято. Мы — семья, должны друг друга понимать.
— Жена — в семью пришла, а не семья к жене! — изрёк Владимир Иванович.
Что-то лопнуло внутри. Ирина почувствовала, как жар поднимается от живота к лицу.
— А если я не хочу в вашу семью? — Голос прозвучал громче, чем она ожидала.
Все замолчали.
— Если я хочу в свою семью — со своими правилами?
— Ира, не начинай, — предостерегающе сказал Андрей.
— Не начинать что? Говорить о том, чего я хочу? — Она шагнула к шкафу, достала свою сумку. — Я больше не буду жить как чужая в чужом доме.
— Куда ты? — растерянно спросила Галина Петровна.
— К себе домой.
— Ирочка, ты же беременная, подумай о ребёнке…
— Я о нём и думаю! — Ирина сжала в руке ключи от своей квартиры. — Думаю о том, что он должен родиться там, где его мама — хозяйка, а не гостья.
Андрей мял брелок, смотрел куда-то в сторону:
— Делай как знаешь. Я тебя не держу.
Эти слова добили окончательно. Ирина набросила пальто, взяла сумку.
— Для себя — да. Для ребёнка — да. Лучше буду одна, чем без права слова.
Дверь хлопнула за её спиной с таким звуком, будто закрывалась целая эпоха.
На улице моросил дождь. Ирина шла к автобусной остановке, а ноги дрожали — от холода или от решимости, она не могла понять. Ключи в кармане согревались от её ладони.
Что я наделала? А вдруг я неправа?
Но с каждым шагом становилось легче дышать.
Свою квартиру она открывала дрожащими руками. Щёлкнул выключатель — и тёплый свет залил прихожую. Пахло свежей краской и едва уловимой пылью после ремонта. Никого не было — только она сама.
Ирина скинула мокрые туфли, прислонилась спиной к двери. Тишина. Не слышно ни телевизора, ни бурчания Владимира Ивановича, ни наставлений Галины Петровны.
Слёзы катились по щекам, но это были уже не горькие слёзы обиды. Облегчение — вот что она чувствовала.
Достала из коробки любимую кружку — бледно-голубую с золотой каёмочкой, поставила чайник. Включила ночник у дивана. Разложила на столе свои книги.
Здесь каждая вещь на своём месте — на том, который выбрала я.
Телефон пищал сообщениями, но она не стала смотреть. Вместо этого села у окна с чашкой чая, положила руку на живот.
— Мы справимся, — тихо сказала она. — Будет трудно, будет не просто. Но здесь мы дома.
За окном горели огни города. Где-то там, в нескольких кварталах, Андрей сидел в своей комнате, а Галина Петровна качала головой и сетовала на трудных невесток. Но это было уже далеко.
Ирина глубоко вдохнула. Воздух пах свободой.
Утром солнце заглянуло в незашторенные окна. Ирина проснулась на своём диване, укрытая своим пледом. Первая мысль была не о том, что нужно бежать на кухню и готовить завтрак для всех, а о том, что можно ещё полежать.
Чайник закипел с привычным свистом. Она заварила чай в своей кружке, добавила мёд вместо сахара — как любила с детства, но в доме Андрея мёда не было.
Телефон показывал три пропущенных вызова и сообщение: "Мы можем поговорить?.."
Ирина прочитала, отложила телефон в сторону и подошла к окну. На подоконнике стояли цветы в горшках — фиалки, которые она выращивала уже второй год. В доме мужа для них не нашлось места.
— Поговорить? — тихо сказала она, глядя на утреннюю улицу. — Конечно, можем. Но теперь — на моих условиях.
За окном спешили на работу люди, везли детей в садик молодые мамы, выгуливали собак пенсионеры. Обычная жизнь, в которой каждый сам выбирает свой путь.
Ирина провела рукой по животу и улыбнулась. Впервые за последние недели — по-настоящему.
А как думаете, правильно ли поступила Ирина, выбрав одиночество вместо жизни в семье мужа?
Поделитесь в комментариях 👇, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк ♥️, если было интересно.