В московском зале суда, где обычно звучат сухие формулировки протоколов, на этот раз воздух был пропитан напряжением. Елена Кондрат, бывшая судья Арбитражного суда столицы, сидела на скамье подсудимых, её лицо, когда-то уверенное, теперь скрывалось за маской спокойствия. Судья Александра Ковалевская, председательствующая в процессе, зачитывала решение о конфискации: торговый центр «Дубрава» в Брянске, роскошный дом в элитном «Милениум Парке», три квартиры в центре Москвы и Подмосковья, 17 земельных участков и 19 нежилых помещений. Более 40 объектов недвижимости уходили в доход государства. Это был не просто приговор – это был демонтаж целой финансовой пирамиды, построенной годами.
От мантии к наручникам: начало падения
Елена Кондрат работала судьёй с 2008 года, специализируясь на делах о банкротстве. Её кабинет в Арбитражном суде Москвы был местом, где решались судьбы миллионов. Но осенью 2020-го всё изменилось. По версии следствия, она подошла к коллеге Елене Махалкиной в ресторане на улице Староволынской. Разговор шёл о сложном банкротном деле – номере А40-240488/2016. Кондрат предложила: за 50 тысяч долларов Махалкина должна привлечь к субсидиарной ответственности одних лиц и оставить в стороне других. «Это будет выгодно всем», – якобы сказала она, передавая пачку долларов в коробке из-под Chanel.
Махалкина, по документам, не растерялась: она обратилась в ФСБ и согласилась на оперативный эксперимент. Дальше последовали телефонные звонки и встречи – Кондрат уговаривала, настаивала, обещала лёгкие деньги. Передача произошла под контролем силовиков: в одном из московских кафе, где официанты сновали с подносами, а за столиком напротив сидели незаметные наблюдатели. Кондрат была задержана на месте, с деньгами в руках. Вину она не признала ни тогда, ни позже, уверяя, что это провокация.
Зал суда: тишина и удар молотка
Первое заседание в Мосгорсуде в июле 2023-го запомнилось всем. Кондрат вошла в зал в строгом костюме, с аккуратно собранными волосами, но без привычной мантии. Журналисты шептались: «Она выглядит так, будто пришла на собственный процесс по чужому делу». Защита пыталась доказать фальсификацию – адвокат Алексей Ковалев громко заявлял: «Взяткодатель так и не установлен, это подстава!» Прокурор, напротив, методично перечислял записи разговоров: «Ваша честь, вот аудио от 15 сентября – 'Елена, подумай, 50 тысяч – это мелочь для такого решения'».
Кондрат сидела неподвижно, но когда зачитывали показания Махалкиной, её пальцы сжались на краю скамьи. «Она пошла по трупам, чтобы спасти себя», – вспыхнула Кондрат в ответ на обвинения, её голос дрогнул впервые. Зал затих: даже конвоиры переглянулись. Судья Ковалевская прервала: «Подсудимая, эмоции оставьте для апелляции». Доказательства сыпались как из рога: протоколы прослушки, видео с камер кафе, где пачка долларов перекочевывала из рук в руки под приглушённый гул посетителей. Один из экспертов следствия, молодой парень в очках, неловко поправлял микрофон, объясняя: «Голос на записи – идентичен голосу Кондрат с 98% вероятностью».
Прения сторон длились часами. Прокурор требовал 11 лет и 6 месяцев колонии плюс штраф в 253 миллиона рублей – 65-кратный размер взятки. «Это не случайность, это система», – подчёркивал он, показывая схемы: как деньги от банкротств перетекали в карманы. Защита контратаковала: «Нет прямых улик, только слова одной судьи против другой!» Кондрат, встав для последнего слова, произнесла тихо, но твёрдо: «Я судила честно 15 лет. Это удар ниже пояса». Зал суда, с его деревянными панелями и гербом над трибуной, казался слишком тесным для такой драмы.
Приговор: девять лет и эхо в апелляциях
27 июля 2023-го Ковалевская огласила приговор: виновна по части 4 статьи 291.1 УК – посредничество во взяточничестве. Девять лет колонии общего режима, штраф 77,9 миллиона рублей – 20-кратный размер взятки – и запрет на судейские должности на пять лет. Кондрат выслушала с еле заметной улыбкой, но глаза выдали: они заблестели. «Мы обжалуем!» – крикнул адвокат из зала, пока конвоиры уводили её. Апелляция в декабре 2024-го отклонила жалобу, а Верховный суд в октябре подтвердил всё. «Законно и обоснованно», – гласил вердикт.
Но это был не конец. В 2025-м процесс о конфискации имущества стал продолжением. Зал Никулинского суда Москвы заполнился папками с документами: выписки из реестров, фото элитных объектов. Прокурор разворачивал карты – вот 525-метровый дом в «Милениум Парке» с видом на озеро, где Кондрат проводила семейные ужины; вот торговый центр «Дубрава», где по выходным гремела музыка, а кассы звенели от покупок. «Несоразмерность доходов очевидна», – заявлял он, показывая декларации: официально – только одна квартира в Протопоповском переулке, всё остальное на родителях, пенсионерах из брянского диспансера.
Родители Кондрат, седые и сгорбленные, сидели в заднем ряду, не поднимая глаз. Их имена мелькали в актах: 17 участков в Брянской области, Крым, Истра. Один участок супруг использовал для фермы – КФХ на тётю, где паслись коровы и росли овощи. «Откуда деньги у пенсионеров?» – вопрошал прокурор, и зал кивал. Кондрат в ответ: «Это семейный бизнес, честный». Но судья, молодая женщина с острым взглядом, перебила: «Документы говорят обратное». Когда зачитывали список – 19 нежилых помещений, склады и офисы, – в зале повисла тишина. Молоток ударил: всё конфисковано. Кондрат опустила голову, её адвокат сжал кулаки.
