Нина не хотела. Ей просто было жалко Оксану и Катю. Сына же в последнее время она звала «Баталовым». Просто этот прекрасный актер играл сильных духом, принципиальных людей, защитников, честных врачей и несговорчивых Гог. Баталов, одним словом. Такие нужны обществу, как воздух, но жить около таких невозможно. Нет, невозможно – Нина знала по себе.
И ей почему-то опять вспоминались тихие вечера на тихой, маленькой кухоньке с занавесками в красную клетку. Вот стол – вот раковина, все под рукой. Она до сих пор живет в этой квартире. Уже сделан ремонт, все изменилось, но плита с духовкой оставались прежней. Нина привыкла к ней, свидетельнице Нининой молодости и, наверное, счастья.
Да, материнского счастья. Когда гордишься своим мальчиком, радуешься за него и его успехи. Печешь ему пироги. Любимые расстегаи, он так уплетал их после тренировок. Тоже ведь, помнится, придет усталый после очередного заплыва или забега, или матча… Сядет здесь, у окна, в теплой, наполненной запахами печеного кухне и выжидающе сверкает глазами: «У-у-у-у-у, мама, рыбники! А налей мне чаю в самый большой бокал!» Бокал… Смешно так назывались поллитровые кружки. Виталик мог выпить два таких «бокала».
Куда убежало время? Ничего не осталось. Только эта старушка, газовая плита. Сообщница, наперсница, лучшая подружка…
Она ужасно раздражала Виталия. Глаза у сына становились свинцовыми, а желваки ходили ходуном. Его вообще раздражала эта квартира, где – вот – стол, а вот – и раковина. Он настойчиво приглашал мать к себе под крышу громадного загородного дома, обставленного по последнему слову техники. Дому и двух лет не было, и дом этот был всегдашней мечтой Виталика. Чтобы места много, чтобы домочадцам не тесно. Чтобы сосны и воздух. Чтобы аккуратные дорожки…
Толку. Катька, наверное, первое время блуждала по этажу в поисках своей комнаты. Оксана, наверное, измучилась с уборкой. Хотя, вряд ли, уборкой занимается помощница. Или нет? Виталик ведь принципиальный. Женщина должна все уметь и везде успевать, как мама когда-то. Мама, кстати, еще и работала каждый день с девяти до шести. Уж не раз сын уколол этим Оксану.
Нет, к Виталию под крышу не хотелось отчаянно. Даже во имя внучки. Нине и здесь прекрасно жилось. В маленькой двушке, на втором этаже с лоджией, где теснились горшки с петунией, где стояло уютное плетеное кресло, где вкусно пахло едой. Запахи еды впитались в обои. Когда рабочие делали первый ремонт, то время от времени тянули носами – пахло лимонным печеньем, сибирскими посикунчиками, ванилью…
Нина была против. Ей категорически не нравился новый проект модного в городе дизайнера.
- Мам, смотри, я специально для тебя придумал: такие пастельные тона. Это, на минуточку, прованс. Нравится?
Сын всегда старался сделать жизнь матери комфортной. Единственное, о чем просила она – не трогать старую газовую плиту. И сын обиделся. Нина видела – обиделся. Он все для мамы… А она цепляется за свое барахло. Потому с такой ненавистью смотрел на старушку, с неприкрытой ненавистью.
Что в итоге? Сломал-таки мать! Нина согласилась, чтобы плиту заменили. Уже через день рабочие привезли новехонькую красотку, всю в кнопочках, как космический корабль. Индукционную, с десятью способами приготовления пищи. Нина боялась к ней подходить. Сын – сиял. Модная красотка тоже сияла. А Нина крепилась из последних сил. Вечером дала волю слезам. Дура, конечно – да любая баба ей в лицо плюнет – такого парня вырастила, Господи, а все морду кривит, нахалка…
Привыкла. Научилась. Ну не такая уж Нина и старомодная, в самом деле. Не такая уж и тупая. Плита была удобной, комфортной, ультрасовременной. Но чужой. Пироги в ней не получались категорически. В это воскресенье Виталик остался без пирогов. И в следующее – тоже.
- Мама, не городи ерунды, такого быть не может! – кипел он.
А Нина сжимала губы и стояла на своем. Может! Еще как! Иная хозяйка полжизни «свою» сковороду ищет, пока не найдет! Тоже ведь – ничего особенного, кусок железа. А пойди найди, приспособься к ней, полюби, привыкни. У Нины тоже было две заветных сковороды, чугунных, тяжелых, блинная и для жарки, и, несмотря на взгляды Виталика, никогда она их не выкинула бы из дома по своей воле. После смерти – делайте, что хотите, а сейчас – увольте и отстаньте!
- Ты что хочешь, чтобы я снова эту страхолюдину притащил? – гремел Виталик, - приди в себя! Где я тебе ее найду? На помойке? Да бомжи на металлолом твою страшилу сдали. И то, если не побрезговали! Мама, нельзя, стыдно оставаться такой… дремучей!
Нина молчала. Она теперь все время молчала. Сын бесновался. Хлопал в сердцах дверью. Не звонил. Потом снова звонил и натыкался на сухие, дежурные слова и очередную материнскую молчанку.
На Нину «нашло». Противно. Несправедливо. Непонятно. Она не должна так делать – Виталик хотел, как лучше. Но ей надоело! Сергей всю жизнь хотел, как лучше. А в итоге что? Ни любви, ни сожаления. На похороны собрался весь город, тысячи благодарных людей. Тысячи рабочих, тысячи! Где они были все, когда Сергей болел? Где они были, когда он умирал? В нищете, в убогой квартирке, человек, так много сделавший для своего города? Даже дачу себе не заработал, «каменная стена». Да, Нина ни в чем не нуждалась, потому что она так была воспитана – никогда не жаловаться и ни в чем не нуждаться! Продукты? Господи, какая ерунда! Так ли должны были жить директора крупных заводов, в хрущевках, в двух комнатах? Сергей все отдал людям! А умер тут, на кушетке! Один.
Конечно, Виталий живет не в пример лучше и богаче, чем его отец. Иначе люди не поймут. Подумают, что хитрованит, юлит, скрытничает, «бедненьким» прикидывается. Ладно. Понятно. И забота его понятна. Но почему просто не отстать от близких? Не оставить их в покое, в конце концов, не внедрять свое «лучшее» насильно, как чип? Лучшее – враг хорошего! Не нужны Нине его улучшения. Не нужны – и точка! Лучше пусть бы Катьку отдал на две недели! Хотя…
Время ушло. Катя взрослеет. Она уже – повторение отца. И она уже снисходительно насмешлива к матери. О бабушке нечего и говорить даже… И потому Нина молчала. С сыном ей даже здороваться не хотелось. И дело было даже не в старой газовой плитке. В чем-то большем. Только сын не хотел этого понимать.
***
Через месяц Виталик приехал сам. А следом за ним рабочие. Втащили маленькую газовую плитку. Ту самую. Только обновленную, беленькую, лакированную, уютную. То, что эта была именно «та самая старушенция», Нина догадалась по одной, ведомой ей примете, маленькой отметке в самом низу плиты. Лет сорок назад она сама начирикала на ней число и время водворения агрегата в доме взамен уже готовой, но неудобной о двух конфорках.
Старушка сияла и радовала. Все в ней было новенькое, но сущность, душа – осталась.
- Мам, прости. Я просто не понял, все с наездами, с наскоками. Прости, - Виталий застенчиво улыбался матери.
- Да бог с тобой, сынок. И ты меня прости. Старая стала, упертая…
- Катька вся в тебя. Такая же упертая. Дает стране угля. Я иногда таким себя дураком чувствую…
- Ну конечно. Кому-то отливаются мышкины слезки… То ли еще будет, сыночек. Ничего, все меняется. Не переживай.
Виталик остался ждать пирогов от матери. В этот раз они удались на славу. Сын пил чай из «бокала» и только что ногами не болтал от удовольствия. Кажется, жизнь снова налаживается.
Автор: Анна Лебедева