Василий гнал от себя мысли о словах брата про жену и Ваньку Овчину, но они упорно не желали оставить его в покое и князь, снова и снова подвергал себя мучительным сомнениям: "А вдруг.. ?"
На всякий случай Ваньку, как ни доволен был князь его службой, услал на дальние рубежи, подобрав благовидный предлог. И когда к нему явилась Елена с расспросами, зачем понадобилось ее верного слугу отрывать от выполнения ее поручений и отправлять на дальние рубежи, сердце Василия кольнуло острое жало ревности. Чувство для князя было новым, несмотря на далеко не юные года. Соломония, в бытность свою, не давала повода усомниться в своей верности, довольствовалась сидением в своих палатах в окружении целой армии баб, мимо которых и муха не могла пролететь незамеченной. Елена - дело иное. Живой ум девушки требовал иных занятий нежели бесконечное шитье и перебирание всех московских сплетен.
Василий, до сей поры, гордился умом Елены, сам подолгу беседовал с ней о делах государства, поражаясь, что и женскому уму было посильно разобраться в сложных вопросах дипломатии и тонкостях военного дела.
Однако теперь, неуемная жажда познаний и необходимая для этого свобода жены, стали напрягать и раздражать князя. Памятуя, что Елена в тягости, он спокойно, но решительно, пояснил ей, что в делах государственной важности, сам решит кто и где принесет больше пользы.
И не зря он считал Елену умнейшей из женщин, сравнимой разве что с его давно покойной матушкой княгиней Софьей. Елена сразу поняла, что муж недоволен ее вопросом, сердится. Изобразив на лице маску смирения и покорности, она поспешила уйти, не настаивая более на ответе.
Василий снова остался наедине со своим: "А вдруг...?" Он понимал, что не успокоится, не убедившись, что ребенок во чреве жены, его плоть от плоти. Только как же это сделать?
Отчего-то вспомнилась Соломония и тот нелепый в своей невозможности, слух о ее беременности. Прошло уже несколько лет, а больше об этом разговору не было. "Но если вдруг и правда была Соломония в тягости, значит и Елена может носить моего ребенка!" - сверкнуло в голове. Убедиться, что Соломония не лгала тогда, стало для Василия навязчивой идеей. Тогда бы все его сомнения в верности Елены улетучились и в сердце воцарились вновь мир и покой. После нескольких бессонных ночей князь определился наконец с тем, кому поручить столь деликатное дело. Он велел позвать к себе постельничего Якова Мазуру. За долгие годы службы, Яков показал себя слугою преданным, знающим цену молчания.
Лишних объяснений Мазуре не требовалось. Он воздержался от поиска причин внезапного желания князя докопаться до правды спустя столь длительное время и сразу перешел к делу.
-Мыслю я, в столь деликатном вопросе, потребуется мне помощь женского полу.
-Пожалуй... - согласился князь.
- С твоего, князь, дозволения, отправлю я в монастырь жену свою, Авдотью, с ее давнею приятельницей, женой казначея Георгия Малого.
- Те, кто будут участвовать в этом деле, должны понимать, какая кара их настигнет, если они попробуют распустить свои длинные языки! - сурово предупредил князь, уже пожалевший, что позволил себе, поддавшись собственным чувствам, ввязаться в столь сомнительное следствие.
-Да не уж то мы не понимаем, государь! - поспешил успокоить его Мазура, - Своими руками сердце у баб вырву, коли попробуют даже помыслить рассказать кому...
-Ладно. - нехотя согласился Василий.
- И еще пошлю с ними дьяка Путяту. Лицу духовному легче в святую обитель попасть, да с ее обитательницами речи вести. Авось чего и выведает!
Василий кивнул головой, соглашаясь и с этим, понимая, что сам закрутил это колесо событий. Ему оставалось самое тяжелое - ждать...
Бывшая Великая княгиня Соломония, а ныне просто инокиня София, сидела подле узкого оконца своей кельи, вышивая незамысловатый узор на белом рушнике. Из ее окна открывался вид аккурат на ту часть монастырской стены, где находились большие и малые врата в святую обитель. Соломония ждала возвращения Агафьи с очередного богомолья, как думали все. На самом же деле, Агафья, в очередной раз отправилась навестить дитя, росшее не так далеко от монастыря, но в глуши непролазных лесов, как делала это уже несколько лет подряд. Семья приютившая сироту, весьма обогатилась за годы, что мальчик жил с ними и Агафья всегда была для них желанной гостьей, неизменно являвшейся со щедрыми дарами. О происхождении даров семейство предпочитало не задумываться, хоть и понимало, что их обладательницей явно не была сама Агафья, в общении с которой сквозила простота, присущая выходцам из низов. Кто-то богатый и влиятельный передавал деньги на содержащие мальчика и их с лихвой хватало и на всю остальную семью. Мальчика велено было называть Юрием и относиться к нему с любовью и уважением. "Видно очень знатного рода подкидыш наш!"- обсуждали по первости возможное происхождение свалившегося им на воспитание ребенка муж и жена Кудеяры. Кудеярами их род звали вероятно потому, что один из предков нынешнего главы семейства слыл кудесником. Но провидеть, кого послал им на воспитание Бог, потомки того кудесника не могли. Дар был потерян, а может его и вовсе никогда не было.
Обязанности свои по заботе и воспитанию вверенного им дитя Кудеяры исполняли добросовестно. Ребенок был чист, оберегаем от хворей, накормлен и тепло одет. Параня Кулеяр, исполнявшая роль матери, со временем так прикипела к малышу, что не обделялаего лаской, присущей всем матерям, пока их дети еще маленькие, наравне со своими родными детьми, которых было уже пятеро. Параню визиты Агафьи и радовали, и страшили одновременно - вдруг заберет она Гюрге (как называли Юрия в семье) и увезет к настоящей матери!
Соломония знала о Кудеярах только по рассказам Агафьи. Каждая рассказанная ею подробность из жизни этой простой семьи, вставало в воображении Соломонии яркой, ожившей картинкой и запоминалось навечно. Каждую ночь Соломония молилась о здоровье людей, заменявших ее сыну и мать, и отца, понимая, что сама она лишена возможности быть с сыном навечно.
От воспоминаний Соломонию отвлекло движение у ворот, замеченное ею краем глаза.
-Ой, прибыл кто-то! - воскликнула молоденькая послушница, прислуживавшая Соломонии в отсутствие Агафьи.
Девушка сгорала от скуки за толстыми стенами монастыря. Сюда ее отправили родные, имевшие неосторожность во время болезни одного из своих старших сыновей, принесли клятву Богу, что коли дитя выздоровеет, следующего ребенка, который еще только должен был появиться на свет, отдать в монастырь на служение. Родилась девочка. Ее с раннего детства готовили к предстоящей жизни в монастыре, но шустрая девочка, не желала впитывать в себя каноны служения. Так и привезли ее в монастырь, полудикую, одиннадцати лет от роду, дождавшись самого раннего возраста записи в послушницы.
Соломония, увидев как ворота распахиваются настежь, отвернулась от окна и снова взялась за вышивку. Ворота распахнулись явно не для Агафьи, а остальные Соломонию не интересовали.
- Инокиня София! - взмолилась девочка, не отрывая от окна жадного взгляда, - Можно я вниз сбегаю, узнаю кто пожаловал?
-Ступай!- отпустила Соломония с улыбкой.
Девочка ей нравилась. "Вот ведь еще одна душа загубленная чужой волей!" - подумала Соломония, глядя, как стремительно удаляется хрупкая девичья фигура.
Завидовала Соломония ее беззаботности, свойственной молодости. Наверное несчастная не понимала еще, что в этих стенах жизнь ее навеки остановится. А может питалась несбыточными надеждами о возможности вырваться на волю? Сама Соломония уже смирилась со своей участью, хоть и было тяжело. Ее поддерживала надежда дожить до того дня, когда ее сын вырастет и она сама поведает ему тайну его рождения. Она дала сыну имя своего отца, вполне подходящее и для княжеского отпрыска, и мечтала дожить до того дня, когда сын отомстит за ее попранную честь. Увидеть в глазах Василия раскаяние и боль от осознания разлуки с первенцем и несправедливости учиненной по отношению к ней, вот чего она жаждала.
Дверь скрипнула, отвлекая Соломонию от размышлений. Вернулась послушница.
-Инокиня София! - сказала она, делая удивленные глаза, - Из самой Москвы гости прибыли, о тебе справлялись у матери-настоятельницы! Сама слышала!
Соломония равнодушно пожала плечами. За несколько лет, проведенных ею в монастыре, сюда частенько наведывались разные люди, стремясь выразить сочувствие бывшей княгине. Поступок князя Василия одобряли далеко не все, только порицать явно боялись. Те, кто поначалу осмелился высказать свое мнение в глаза Великому князю, жестоко поплатились за это. А навестить Соломонию в дали от Москвы, приходили многие и она никому не отказывала, но не потому, что искала сочувствия. Она надеялась, что когда придет время, все эти люди поддержат ее сына.
-Ну что же! Попросятся - приму их, уважу! - сказала Соломония спокойно, - Налей ка воды мне лучше, жажда замучила!
Последнюю фразу Соломония сказала, чтобы отвлечь девушку и немного успокоить. Но не успела взять протянутый ей бокал, как пришла сама настоятельница.
-Инокиня София! Важные люди до тебя прибыли, Великим князем посланы!
Соломония почувствовала, как часто забилось сердце. Вид настоятельницы подтверждал, что визит этот не простой.
-Выйди! - велела настоятельница послушнице, и когда та вышла, приблизилась к Соломонии вплотную и зашептала в самое ухо, - Повеление имеют - сыск тебе учинить!
-Какой же сыск, если я вся тут, на виду? - изумилась Соломония.
-Того не ведаю, да только будь осторожна, храни тебя Бог! - и настоятельница, перекрестив свою главную подопечную, поспешила вон из кельи.
"Что же случилось, что Василий вспомнил обо мне? Чего он хочет!" - терялась в догадках Соломония, - "Главное не выдать сына, защитить его! Ах, отчего же все нет Агафьи?!"
Соломония решила, что станет как можно дольше тянуть время до встречи с прибывшими, а там куда Господь выведет...
Дорогие подписчики! Если вам нравится канал, расскажите о нем друзьям и знакомым! Это поможет каналу развиваться и держаться на плаву! Подписывайтесь на мой Телеграмм канал, что бы быть не пропустить новые публикации.
Поддержать автора можно переводом на карту:
Сбербанк: 2202 2067 5653 0312