Свой материал посвящаю памяти человека, которого бесконечно уважал за честность, открытость, правдивость – качества, которые сегодня в дефиците. Про таких людей, как Владимир Петрович Трапезников говорят: на них земля русская держится.
Земной путь Петровича завершился в Чанчуре – таежной деревне, которая благодаря его стараниям обрела вторую жизнь.
В таежную глушь, которую впоследствии Валентин Распутин в книге «Сибирь, Сибирь» назовет райским уголком, Владимир Петрович попал случайно.
В Чанчур Качугского района летом можно добраться по воздуху или по воде, с наступлением холодов в глухомань открывается дорога-зимник. Населённый пункт расположен примерно в 75 километрах от Качуга на слиянии рек Лены и Чанчура. Если быть точнее, на слиянии трех рек, - в дождливые годы свои воды в Лену приносит еще и ручей Конкудей. В деревне стоят самые обычные дома, но отсутствие архитектурных изысков компенсирует природа.
В 40-х годах прошлого века Чанчур насчитывал порядка 40 дворов, а согласно переписи населения 2010 года местную прописку имел всего один человек – Тихон Романович Горбунов.
За последние 25 лет деревня удивительным образом преобразилась, здесь появилась целая улица новых домов – Заповедная. Название родилось само собой, всего в нескольких километрах проходит граница Байкало – Ленского заповедника.
Своим возрождением Чанчур напрямую или косвенно, считаю, обязан бывшему старшему охотинспектору заповедника Владимиру Трапезникову, который популяризировал место как мог.
Владимир Петрович поставил памятник Курбату Иванову и казакам-первопроходцам, составившим первую карту Байкала.
Автор идеи, уверял, что Курбат был незаслуженно предан забвению, хотя сделал для России больше Похабова, Бекетова и даже Дежнёва. В доказательство Трапезников приводит выписку из указа Алексея Михайловича о жаловании Курбату Иванову «…денег двенадцать рублёв, хлеба: десять чети ржи, десять чети овса, три пуда соли…»
Трудовую карьеру Владимир Трапезников начинал на Иркутском заводе радиоприемников, под его началом работало более двухсот человек, главный механик находился на хорошем счету, поощрялся даже поездкой за границей, но однажды жизнь дала крутой поворот. На заводе в качестве общественной нагрузки Владимир Трапезников возглавлял добровольную народную дружину. Желающих патрулировать улицы Иркутска было хоть отбавляй, потому что за это к отпуску прибавляли несколько дней. По итогам года дружина Трапезникова заняла третье место по городу. Но вместо похвалы партийное руководство завода решило влепить призёру выговор – так сказать, для стимула, ну и чтобы не зазнавался. Подобного юмора главмех не понял и переспросил на всякий случай на собрании: «Вы не шутите?» Услышав в ответ: «Партком никогда не шутит!» – хлопнул дверью, покинул зал, а вскоре и предприятие. Чтобы понять и оценить поступок Трапезникова, надо знать его биографию.
Владимир Петрович вырос в детдоме посёлка Шаракан Забайкальского края, преобразованном впоследствии в интернат.
– До сих пор перед глазами замороженные окна, – вспоминал Петрович. – Мы выдували в толстом слое льда маленькие дырочки и караулили, когда с занятий придёт первая смена, можно будет одеться и бежать на уроки: фуфаек и валенок на всех не хватало.
У пацанвы военных лет особый характер – неуживчивый, задиристый, слова без фальши, дела без подоплёки. Трапезников и сегодня, на исходе восьмого десятка, остался с косточкой, жилкой, стержнем внутри. Для человека с характером он придумал ёмкое определение: мужик с ноздрёй. Слабаки, неумехи, бестолочи и те, кто не сильно дружит с тайгой, у него «охрёмы». Всю жизнь Петрович терпеть не мог слово «помощь», пресекал любую попытку подсобить по хозяйству, считая ещё с интерната, что принимать помощь – удел слабых.
Покинув завод, Трапезников оказался в тайге. Была ли здесь какая-то закономерность или просто так сложилась цепочка случайных событий – никто не скажет. Поэтому лучше резюмировать короче: судьба.
– В 1978 году бирюльские мужики познакомили меня со знаменитым охотником Александром Жабиным, –вспоминал Владимир Петрович. – Он мне и говорит: «Так, городской, поедем вверх, порыбачим – поймёшь, что такое Лена».
Мы поднялись на лодке, поймали много рыбы, добыли козла, возвращаемся. Погода стояла хорошая – красота и тишина! Я признался, что места понравились. Мужики и говорят, мол, в Чанчуре Люська продаёт один дом – покупай и живи. Тут же причалили к берегу и всей толпой пошли к этой Люсе: «Продаёшь дом?» – «Продаю!»
Жабин поднимает руку и говорит: «Чтобы дом купить, надо купчую оформить». Нашли у хозяйки тетрадку, составили купчую на недвижимость, расписались продавец, покупатель, свидетели. Люся была невероятно рада: Чанчур в тот момент вымирал, в селе оставалось два водомерных поста и жила семья эвенков, дома были никому не нужны.
В тот же год Трапезников устроился штатным охотником.
Со временем личная усадьба Трапезникова значительно расширилась, появилось несколько домиков, в окружении которых оказался Музей Героя Советского Союза, заслуженного лётчика-испытателя Александра Тюрюмина. Впрочем, до поры до времени Петрович даже не подозревал, какой дом он купил у Люськи.
– Знаешь, как я познакомился с Тюрюминым?
Случилось это летом 1986 года. Я выделывал шкуру медведя – работа эта тяжёлая и нудная. Смотрю – незнакомец перелез через забор и прямо ко мне: «Хороший медведь…» «Хороший», – говорю. А он: «Да дом пришёл свой посмотреть...»
Я с ходу: «Мужик, ты ничего не перепутал? Это мой дом!» «Да нет, я не так выразился, – говорит незнакомец. – Я родился и рос в этом доме. Спасибо, что сберегли». Повернулся и ушёл. В тот же день мой сын Петька проверял на речке закидушки и вытащил ленка. Решил похвастаться добычей: перекинул рыбину через плечо и по деревне давай ходить туда-сюда, туда-сюда. А никто не видит, нет никого на улице. Сын уж было расстроился, но тут ему повстречался приезжий и спрашивает: «Тайменя добыл? Скажи отцу, что вечером приду с бутылкой – будем обмывать твою добычу». Петька от неожиданности и подтвердил – мол, да, таймень попался. И бегом домой: «Отец, я поймал ленка, а дяде сказал, что тайменя. Что делать?» «Отдай, – говорю, – матери, она приготовит, никто и не поймёт».
Вечером действительно приходит тот самый мужчина, достаёт бутылку. Садимся за стол. Ленок получился отменным, так что некоторое время просто ели, потом уже откупорили бутылку, разговорились.
Когда показалось донышко, гость и говорит: «А ты знаешь, я ведь Герой Советского Союза». Я ещё усмехнулся – и в ответ: «Жалко, ещё одной бутылки нет, а то я космонавтом стал бы...» Но Тюрюмин достал удостоверение. Мне больше запомнился почему-то вкладыш, на котором перечислены льготы, положенные Герою Советского Союза. Так началась наша многолетняя дружба с заслуженным лётчиком-испытателем Александром Михайловичем Тюрюминым.
Продолжение следует