Ольга сидела перед зеркалом и медленно расчесывала волосы. Завтра свадьба. Двадцать пять лет прошло, а она помнит каждую минуту того дня.
— Оль, ты чего такая грустная? — Дима вошел в спальню и сел рядом.
— Да так. Думаю.
— О чем?
Она отложила расческу. Посмотрела на него в зеркало.
— О нашей свадьбе помнишь?
Дима напрягся. Эта тема всегда била по больному.
— Помню. А что?
— Завтра Лешка женится. И его мама будет там. И твоя мама тоже придет к ним.
— Оль, не надо...
— А на нашу не пришла.
— Мама была больна тогда.
Ольга резко обернулась.
— Больна? Дим, серьезно? Она в магазин ходила в тот день. Соседка видела.
— Может, соседка ошиблась.
— Да перестань! Я же не дура!
Дима встал и подошел к окну. Молчал долго.
— Что ты хочешь от меня? Чтобы я с мамой поругался?
— Хочу, чтобы ты правду сказал. Хоть раз.
— Какую правду?
— Что она меня ненавидит. С первого дня.
— Не ненавидит она тебя.
— Тогда почему на свадьбу не пришла? Почему с внуками не общается? Почему когда мы в гости приходим, она в комнату уходит?
Дима обернулся. Лицо у него было усталое.
— Она считает... считала... что ты мне не подходишь.
— Вот! Наконец-то!
— Но я же на тебе женился! Значит, мне все равно!
— Все равно? Дим, мне не все равно! Мне больно! Понимаешь?
Она встала и прошлась по комнате.
— Двадцать пять лет я терплю эти взгляды! Эти намеки! Когда она говорит Кате: "Ой, какая ты худая, мама тебя плохо кормит?" Когда при мне вздыхает: "Ах, если бы Дима другую выбрал..."
— Она так не говорит.
— Говорит! И ты знаешь!
Дима сел на кровать и опустил голову.
— Что мне делать? Она старая. Больная.
— А я что? Молодая и здоровая? Мне не больно?
— Больно. Но она мать.
— А я кто? Чужая?
— Не чужая. Жена.
— Значит, мать важнее жены?
— Не важнее. Но...
— Но что?
— Но она одна. А ты со мной.
Ольга села рядом с ним.
— Дим, а если бы ты выбирал сейчас? Между ней и мной?
— Зачем такие вопросы?
— Ответь.
— Не знаю.
— Честно?
— Честно.
Ольга кивнула. Встала и пошла к двери.
— Куда?
— Спать. На диван.
— Оль, подожди...
— Что?
— Прости.
— За что?
— За то, что трус.
Она остановилась у двери. Не обернулась.
— Знаешь что, Дим? Я устала прощать. Очень устала.
Прошло три года. Ольга научилась жить по-другому.
Больше не ждала, что Татьяна Павловна вдруг изменится. Не покупала ей подарки на день рождения. Не звонила по праздникам.
— Мам, а почему бабушка нас не любит? — спросила Катя за ужином.
— Кать, не говори глупости, — Дима отложил вилку.
— Пап, ну правда же! Лешкина бабушка пироги печет, в кино водит. А наша даже "привет" не говорит.
Ольга посмотрела на дочь. Четырнадцать лет. Умная девочка. Все понимает.
— Бабушка... сложный человек, — сказала она осторожно.
— Мам, я не маленькая. Скажи как есть.
— Как есть? Она считает, что папе нужна была другая жена.
— Оль! — Дима стукнул кулаком по столу.
— Что "Оль"? Ребенок спрашивает, я отвечаю.
— Зачем ей это знать?
— А зачем скрывать? Пусть понимает, в какой семье растет.
Катя встала из-за стола.
— Знаете что? Мне все равно. У меня есть мама и папа. А эта бабушка пусть сама с собой дружит.
Ушла в комнату. Хлопнула дверью.
— Вот! Довольна? — Дима развел руками.
— Очень. Пусть знает правду.
— Какую правду? Что в нашей семье все плохо?
— В нашей семье все нормально. Плохо у твоей мамы в голове.
Дима встал и начал ходить по кухне.
— Может, хватит уже? Может, попробуем еще раз?
— Что попробуем?
— Поговорить с ней. Объясниться.
— Дим, сколько можно? Я пробовала! Двадцать раз пробовала!
— Попробуй еще.
— Нет.
— Почему?
— Потому что устала унижаться.
— Это не унижение.
— А что? Подвиг?
Дима остановился у окна.
— Она стареет, Оль. Может, смягчится.
— Ей семьдесят восемь. Если не смягчилась за двадцать пять лет, то уже не смягчится.
— Не говори так.
— Говорю как есть.
Телефон зазвонил. Дима взял трубку.
— Алло? Что? Когда? Сейчас приеду!
Бросил трубку. Схватил куртку.
— Что случилось? — Ольга встала.
— Маму в больницу увезли. Инсульт.
Лицо у него было белое. Руки дрожали.
— Дим, спокойно. Какая больница?
— Седьмая.
— Поехали.
— Не надо. Сам справлюсь.
— Дим, не дури. Поехали вместе.
— Она тебя видеть не захочет.
— А мне все равно. Ты мой муж. Поедем вместе.
В больнице их встретила врач. Молодая, усталая.
— Вы родственники?
— Сын, — Дима кивнул.
— Состояние тяжелое. Обширный инсульт. Левая сторона парализована.
— Она... выживет?
— Трудно сказать. Возраст большой. Организм слабый.
— Можно увидеть?
— Можно. Но недолго.
Татьяна Павловна лежала подключенная к аппаратам. Дышала тяжело. Глаза закрыты.
Дима подошел к кровати.
— Мам? Мам, это я.
Она открыла глаза. Посмотрела на сына. Потом увидела Ольгу. Лицо исказилось.
— Зачем... она... здесь? — прохрипела с трудом.
— Мам, не волнуйся. Мы пришли тебя проведать.
— Не... надо... ее...
— Мам, прости. Но она моя жена.
Татьяна Павловна закрыла глаза. Отвернула голову.
Ольга тронула Диму за плечо.
— Пойдем. Ей сейчас не до нас.
Выходили молча. В коридоре Дима остановился.
— Спасибо, что приехала.
— Не за что.
— Даже после всего...
— Дим, она твоя мама. Значит, и моя тоже. Хоть она этого не хочет.
— А если она... уйдет?
Ольга посмотрела на мужа. Он плакал.
— Не уйдет. Злые долго живут.
— Оль...
— Шучу. Не умрет. Крепкая она.
Обняла его за плечи.
— Поехали домой. Завтра еще приедем.
Татьяна Павловна выжила. Через месяц ее выписали. Левая рука не работала, говорила с трудом, но характер остался прежний.
— Дим, она не может одна жить, — сказала Ольга вечером.
— Знаю.
— Что будем делать?
— Не знаю.
— Сиделку наймем?
— На какие деньги? Зарплата у меня не царская.
Ольга вздохнула. Понимала, к чему идет разговор.
— Ты хочешь ее к нам перевезти?
— А что еще? Она мать.
— Дим, ты помнишь, что она про меня говорит?
— Помню. Но сейчас все по-другому.
— Почему по-другому?
— Она больная. Беспомощная.
— И что? Злость у нее прошла?
Дима молчал.
— Ладно, — Ольга встала со стула. — Перевози.
— Серьезно?
— Серьезно.
— А ты... согласна?
— Я согласна делать то, что правильно.
— Спасибо.
— Не благодари. Может, еще передумаю.
На следующий день Дима поехал к матери. Вернулся мрачный.
— Что сказала? — спросила Ольга.
— Отказывается.
— Как отказывается?
— Говорит, лучше умрет, чем будет жить с тобой в одном доме.
— Понятно.
— Оль, что делать?
— Ничего. Ее выбор.
— Но она же пропадет одна!
— Дим, я предложила помощь. Она отказалась. Все.
Прошла неделя. Соседка звонила каждый день.
— Дмитрий, ваша мама совсем плохая. Не ест, не встает.
— Тогда к нам переедет, — отвечал Дима.
— Она не хочет.
— Тогда не знаю.
Ольга слушала эти разговоры и молчала. Внутри все кипело, но молчала.
На десятый день поехала сама. Без Димы. Взяла продукты, лекарства.
Татьяна Павловна лежала в грязной постели. Волосы не расчесаны, лицо серое.
— Что... ты... здесь... делаешь? — прохрипела.
— Пришла посмотреть, как дела.
— Не... нужна... мне... твоя... жалость...
Ольга поставила сумки на пол. Сняла куртку.
— Это не жалость. Это обязанность.
— Какая... обязанность?
— Ты мать моего мужа. Значит, я за тебя отвечаю.
— Не... отвечаешь... ничего...
Ольга прошла на кухню. Там был ужас. Грязная посуда, остатки еды, мухи.
Закатала рукава и начала мыть. Татьяна Павловна кричала из спальни:
— Уходи... не... просила...
— Не просила, а надо, — отвечала Ольга.
Убралась на кухне. Сварила суп. Пошла в спальню.
— Будешь есть?
— Не... буду...
— Будешь. Иначе умрешь. А Диме потом каково?
— Тебе... все... равно... умру... я... или... нет...
Ольга села на край кровати.
— Татьяна Павловна, давайте честно. Вы меня ненавидите. Я это знаю. Но сейчас не об этом речь.
— О... чем... тогда?
— О том, что вы Димина мать. И он вас любит. И если вы здесь помрете от грязи и голода, ему будет больно.
— А... тебе?
— Мне тоже будет больно. Потому что ему больно.
Татьяна Павловна смотрела на нее долго.
— Почему... ты... приехала?
— Потому что надо.
— Не... надо...
— Надо.
Ольга встала.
— Буду приезжать каждый день. Готовить, убираться. Хотите вы этого или нет.
— Не... приезжай...
— Приезжу.
— Зачем?
— Потому что я не такая сука, как вы думаете.
Татьяна Павловна моргнула. Впервые за годы Ольга говорила с ней прямо.
— Я... не... думаю... что... ты... сука...
— Думаете. Всегда думали.
— Думала... что... не... подходишь... Диме...
— Почему?
— Потому... что... из... простой... семьи... А... Дима... умный... образованный...
— И что? Я дура?
— Не... дура... Но... не... его... уровня...
Ольга кивнула.
— Понятно. Ну так вот, Татьяна Павловна. Двадцать восемь лет мы с Димой вместе. Вырастили детей. Построили дом. Пережили всякое. И знаете что?
— Что?
— Мы счастливы. Несмотря на вас.
Татьяна Павловна закрыла глаза.
— Теперь ешьте суп. А то остынет.
Ольга приезжала каждый день. Кормила, мыла, убирала. Татьяна Павловна молчала или огрызалась слабым голосом. Но ела. И постепенно приходила в себя.
Через месяц научилась сидеть. Через два — ходить с палочкой. Речь стала четче.
— Зачем ты это делаешь? — спросила однажды прямо.
— Говорила уже. Потому что надо.
— Не верю.
— А зачем мне врать?
— Хочешь, чтобы я перед тобой извинилась?
Ольга остановилась, мыла посуду.
— Хочу.
— Что?
— Хочу, чтобы извинились. Очень хочу.
Татьяна Павловна сидела на кухне и смотрела на нее.
— За что извиняться?
— За двадцать восемь лет унижений. За свадьбу. За то, что внуков не знаете. За то, что Дима между нами разрывается.
— А если не извинюсь?
— Не извинитесь — не извинитесь. От этого правда не изменится.
— Какая правда?
Ольга вытерла руки полотенцем. Повернулась.
— Правда в том, что я хорошая жена и мать. И Дима меня любит. И дети выросли нормальными. А вы просто упрямая старуха, которая двадцать восемь лет портила жизнь всем вокруг.
Татьяна Павловна побледнела.
— Как ты смеешь...
— Смею. Потому что месяц за вами ухаживаю. Заработала право сказать правду.
— Правду?
— Да. Вы эгоистка. Думаете только о себе. Сыну жизнь испортили, мне, внукам. И зачем? Чтобы что доказать?
Татьяна Павловна встала, опираясь на палочку.
— Я... я хотела для Димы лучшего.
— Лучшего? Чтобы он всю жизнь мучился между женой и матерью?
— Не мучился бы, если бы другую выбрал.
— А если бы другую выбрал, то не был бы счастлив. Потому что меня любит.
— Откуда знаешь?
— Знаю. Двадцать восемь лет знаю.
Татьяна Павловна тяжело дышала. Глаза заблестели.
— Я... боялась.
— Чего боялись?
— Что потеряю сына.
— И что, не потеряли? Он к вам приезжает через силу. Обязанность чувствует, а не любовь.
— Любовь чувствует...
— Нет. Вину чувствует. Перед вами и передо мной.
Татьяна Павловна сделала шаг к ней.
— А ты... не виновата?
— В чем?
— В том, что семью разрушила.
— Какую семью? Вы и Дима? Так он же вырос! Ему была нужна своя семья!
— Со мной советоваться не стал.
— Татьяна Павловна, он мужчина тридцати лет был! Какие советы?
Старуха опустилась на стул. Заплакала.
— Я его одна растила... Отец ушел, когда Диме пять было... Я все для него... Все...
— И он вам благодарен. Но это не значит, что должен всю жизнь один жить.
— Мог бы получше выбрать...
— Лучше меня? Кого лучше?
— Образованную. Из хорошей семьи.
— Татьяна Павловна, а я кто? Дура из канавы?
— Не дура. Но...
— Но что? У меня высшее образование. Работаю двадцать лет. Детей воспитала. Дом держу. Что еще надо?
— Не знаю...
Ольга подошла к ней. Села рядом.
— Знаете, в чем ваша ошибка?
— В чем?
— Вы меня ни разу узнать не пытались. Сразу решили, что плохая. И двадцать восемь лет из этого исходили.
Татьяна Павловна подняла глаза.
— А если бы... попыталась узнать?
— Может, поняли бы, что я нормальная. И Диму люблю. И вас бы полюбила, если бы вы дали шанс.
— Дала бы... шанс...
— Дали бы.
Долго сидели молча. Потом Татьяна Павловна заговорила тихо:
— Прости меня.
— За что конкретно?
— За свадьбу. За годы. За то, что внуков не знаю. За Диму, который мучается.
— И за что еще?
— За то... что ты хорошая... А я этого видеть не хотела.
Ольга кивнула.
— Прощаю.
— Правда?
— Правда.
Дима приехал вечером. Увидел их на кухне, пьют чай и разговаривают.
— Что происходит? — спросил осторожно.
— Ничего особенного, — сказала Ольга. — Твоя мама хочет кое-что сказать.
Татьяна Павловна встала. Подошла к Диме.
— Сын, прости меня. Я была неправа. Все эти годы.
Дима растерянно смотрел на мать.
— Мам, о чем ты?
— О том, что жена у тебя замечательная. А я дура была. Эгоистка.
— Мам...
— Нет, дай скажу. Я на колени перед Ольгой встану, если надо. При всех встану.
— Не надо на колени, — сказала Ольга тихо. — Достаточно того, что вы поняли.
Татьяна Павловна взяла невестку за руку.
— Я хочу... можно я к вам переезжу? Попробую быть нормальной бабушкой?
— Конечно можно.
— И внуков увижу?
— Увидите. Завтра же.
— Спасибо.
Дима обнял жену и мать одновременно.
— Я не верю, что это происходит.
— Поверь, — сказала Ольга. — Иногда чудеса случаются.
Через год Татьяна Павловна ушла. Тихо, во сне. Последние месяцы жила в их доме. Внуков баловала, Ольге помогала готовить. Каждый вечер просила прощения за что-то новое.
На похоронах Ольга стояла рядом с Димой и держала его за руку. Он плакал.
— Хорошо, что успели помириться, — сказал он.
— Хорошо, — согласилась Ольга.
— А ты ее простила? По-настоящему?
— По-настоящему.
— За все?
— За все. Она же в конце концов поняла, что была неправа.
— Жалко, что так поздно.
— Лучше поздно, чем никогда.
Дима крепко сжал ее руку.
— Спасибо тебе. За то, что не озлобилась. За то, что ухаживала за ней. За то, что дала ей шанс.
— Не за что. Мы же семья были. Настоящая семья.
— Были, — кивнул Дима. — И остались. Только теперь без войны.
— Без войны, — согласилась Ольга.
Двадцать восемь лет борьбы того стоили. В конце концов она победила. Не силой, а добротой. И это была самая важная победа в ее жизни.
Друзья, ставьте лайки и подписывайтесь на мой канал- впереди вас ждет много интересного!
Читайте также: