Сентябрьское утро выдалось на удивление промозглым. Холодный, колючий ветер гонял по двору палую листву, срывая с берёз последние золотые монетки. Зоя, кутаясь в старенькую, но любимую куртку, торопливо семенила к рынку. В руках — две тяжёлые сумки-баула с товаром, в мыслях — привычная карусель забот: успеть разложиться до основного потока покупателей, не забыть позвонить сыну-студенту, напомнить, чтобы шапку надел, и прикинуть, сколько сегодня получится отложить в заветную шкатулку.
Её торговое место было скромным: небольшой столик под огромным полосатым зонтом, защищавшим и от дождя, и от редкого осеннего солнца. Зоя торговала всякой мелочью: носками, колготками, детскими шапочками и перчатками. Товар незамысловатый, но ходовой. Копеечка к копеечке — так и складывалась её маленькая финансовая подушка, о которой не знал никто, кроме неё самой. Даже муж Виктор, крутивший баранку своего старенького «Логана» в такси, не догадывался о женских «заначках». Зоя не то, чтобы не доверяла ему, нет. Витя был мужик хороший, непьющий, работящий. Но лёгкий на подъём и совершенно не умеющий копить. Для него деньги были как вода — пришли и ушли. То другу на новую удочку займёт «до получки», то себе какой-нибудь новомодный гаджет для машины купит, без которого вполне можно было обойтись.
А Зоя жила с чётким планом в голове. Сын Алёшка учился в областном центре на программиста, и хоть учёба была бюджетной, жизнь в большом городе требовала расходов. Хотелось и ему помочь, и на первый взнос по ипотеке для молодой семьи со временем накопить. А ещё в глубине души таилась мечта — маленькая, но такая желанная: свозить их с Виктором на море. Не в Турцию или Египет, нет, хотя бы в свой, родной Крым. Показать ему, как кипарисы пахнут вечером и как цикады стрекочут в густой южной ночи. Виктор моря никогда не видел, всю жизнь провёл в их небольшом городке, где самой большой водой была речка-невеличка, которую летом можно было вброд перейти.
Вот ради этой мечты, ради будущего сына, Зоя и крутилась как белка в колесе. Вставала в пять утра, разбирала товар, потом целый день на ногах, на пронизывающем ветру. Домой возвращалась — и снова за дела: ужин, стирка, уборка. Вечером, когда Виктор, уставший после смены, засыпал перед телевизором, а в доме воцарялась тишина, нарушаемая лишь мурлыканьем старого кота Мурзика, Зоя доставала из бельевого шкафа старую жестяную коробку из-под печенья. В ней, аккуратно перетянутые аптекарскими резинками, лежали пачки денег. Каждую новую купюру она разглаживала с какой-то материнской нежностью, пересчитывала своё сокровище и с удовлетворением отмечала, как оно потихоньку растёт. Это было её место силы, её уверенность в завтрашнем дне.
В тот день торговля шла ни шатко ни валко. Покупатели ёжились от холода, торопливо хватали нужную пару колготок и спешили дальше по своим делам. Около полудня у Зои зазвонил телефон. На экране высветилось «Ольга Дмитриевна». Сердце неприятно ёкнуло. Свекровь просто так не звонила.
— Да, Ольга Дмитриевна, здравствуйте, — как можно бодрее ответила Зоя, пытаясь перекричать шум рынка.
— Зоя, у вас потоп! — без предисловий выпалила свекровь. Голос у неё был такой, будто она сообщала о начале третьей мировой войны. — У вас в ванной трубу прорвало! Вода хлещет, я пришла, а тут уже целое озеро!
Зоя похолодела. — Как прорвало? Откуда? Витя дома? — Нету твоего Вити! На работе он, как всегда! А я вам пирожков с капустой принесла, хотела порадовать, а тут такое! Хорошо, у меня ключ свой есть! Что делать-то, Зоя? Соседей снизу затопим!
Зоя представила себе масштаб катастрофы и чуть не застонала. Ремонт у соседей снизу был свежий, дорогой. Это ж сколько денег придётся отдать!
— Бегу! — крикнула она в трубку. — Ольга Дмитриевна, найдите в кухне под раковиной вентили, перекройте воду! Красные такие! — Да где я там что найду, тут всё течёт! Я женщина пожилая, в сантехнике не разбираюсь! — запричитала свекровь.
Кое-как объяснив соседке по прилавку, тёте Маше, ситуацию и попросив присмотреть за товаром, Зоя схватила сумку и бросилась к автобусной остановке. Всю дорогу её колотило. Мысли путались. Прощайте, накопления. Прощай, море. Теперь все деньги уйдут на ремонт — и свой, и соседский.
Влетев в подъезд и распахнув дверь квартиры, она замерла на пороге. Картина была и впрямь удручающая. Вода стояла в коридоре, тонким слоем покрывая линолеум. Из ванной доносилось зловещее шипение. Ольга Дмитриевна, поджав губы, стояла посреди коридора на табуретке, как капитан на тонущем корабле. Рядом с ней на диване, свернувшись в тугой комок ужаса, сидел кот Мурзик.
— Ну, наконец-то! Явилась, хозяюшка! — вместо приветствия заявила свекровь.
Зоя, не обращая на неё внимания, скинула куртку и бросилась в ванную. Она быстро нашла злополучные вентили и с усилием их перекрыла. Шипение прекратилось. Осмотрев место аварии — лопнувший шланг гибкой подводки к унитазу, — она поняла, что сантехника придётся вызывать в любом случае.
— Тряпки! Нужны тряпки! — скомандовала она, выбегая из ванной. — Ольга Дмитриевна, дайте что-нибудь старое, полотенца, простыни, всё, что не жалко!
Свекровь неохотно слезла с табуретки. — Где ж я тебе их возьму? Ты хозяйка, ты и знай, где у тебя что лежит.
Зоя, чертыхаясь про себя, бросилась к бельевому шкафу в спальне. Она знала, что на верхней полке, в самом дальнем углу, у неё лежат старые пододеяльники, которые давно пора было пустить на ветошь. В спешке она подставила стул, взобралась на него и начала шарить рукой в глубине полки. Пальцы наткнулись на что-то твёрдое и холодное. Коробка! Её заветная шкатулка. В панике Зоя совсем забыла о ней.
Она вытащила стопку старого белья, а следом за ней и коробку, намереваясь быстро переложить её в другое место, пока свекровь не видит. Но было поздно. Ольга Дмитриевна уже стояла в дверях спальни, наблюдая за ней с пристальным, немигающим взглядом.
— Ой! — Зоя от неожиданности вздрогнула, и коробка, неловко качнувшись в её руках, с грохотом упала на пол. Крышка слетела, и по паркету веером разлетелись аккуратные пачки купюр, перетянутые резинками.
Наступила оглушительная тишина. Было слышно только, как капает вода с мокрого халата Зои на пол. Она застыла на стуле, глядя на рассыпанные деньги с ужасом, будто это были не купюры, а ядовитые змеи.
Ольга Дмитриевна медленно, словно в замедленной съёмке, опустила глаза на пол. Её лицо, обычно поджатое и недовольное, вытянулось от изумления. Она несколько раз моргнула, переводя взгляд с денег на Зою и обратно. В её глазах мелькнуло недоверие, потом — жадный интерес, и, наконец, они загорелись холодным, расчётливым огнём.
— Это… что? — прошептала она, и в её шёпоте прозвучали стальные нотки.
Зоя молча слезла со стула. Руки и ноги её не слушались. Она опустилась на колени и начала дрожащими пальцами собирать купюры. Главная её тайна, её опора и надежда, была раскрыта самым нелепым и унизительным образом.
— Деньги, — глухо ответила она, не поднимая головы.
— Я вижу, что не фантики! — голос свекрови крепчал с каждой секундой. — Откуда?!
Зоя продолжала собирать пачки, стараясь не смотреть на Ольгу Дмитриевну. — Мои. Накопила.
Свекровь издала короткий, недоверчивый смешок. — «Накопила»! С чего это ты накопила? С носков своих на рынке? Не смеши меня! Это Витенькины деньги! Это он день и ночь баранку крутит, семью обеспечивает, а ты, значит, заначки за его спиной делаешь!
Зоя вскинула голову. Её глаза потемнели от обиды и гнева. — Почему это Витины? Я тоже работаю, если вы не забыли! И побольше его иногда получаю!
— Ой, не рассказывай сказки! — отмахнулась Ольга Дмитриевна, подходя ближе. Она смотрела на деньги с таким выражением, будто это было её фамильное достояние, которое только что нашли после долгих лет утери. — Это деньги моего сына! А значит, деньги семьи! Что же ты молчала, крыса тыловая? Сын на запчасти для машины одолжить не может, а у тебя под подушкой целое состояние!
Слово «крыса» ударило Зою как пощёчина. Она сжала в кулаке собранные пачки. — Я ни у кого ничего не украла! Это мои заработанные деньги! И я их откладывала на нужное дело!
— На какое ещё «нужное дело»? — прищурилась свекровь. В её глазах заплясали подозрительные огоньки. — Убежать от него собралась? Нашла себе кого-нибудь? Признавайся!
В этот момент в замке повернулся ключ, и в квартиру вошёл Виктор. Он увидел лужу в коридоре, мать с перекошенным от праведного гнева лицом и жену, сидящую на коленях посреди спальни с пачками денег в руках.
— Мама? Зоя? «Что тут происходит?» —озадаченно спросил он, переводя взгляд с одного взвинченного женского лица на другое.
Ольга Дмитриевна тут же сменила тактику. Гнев на её лице сменился страдальческой гримасой. Она всплеснула руками и бросилась к сыну. — Витенька, сынок! Наконец-то ты пришёл! Ты только посмотри, что творится! У нас тут потоп, а твоя жена… она… — Ольга Дмитриевна сделала драматическую паузу, указывая дрожащим пальцем на Зою. — Она деньги от тебя прячет! Целый клад!
Виктор непонимающе посмотрел на жену. — Зой, что это?
Зоя медленно поднялась с колен. Обида душила её. Она ждала, что муж сейчас встанет на её сторону, скажет своей матери, чтобы та не лезла не в своё дело. Но Виктор смотрел на неё растерянно, и в его взгляде она не увидела поддержки. Только удивление и какое-то смутное подозрение, посеянное матерью.
— Витя, я всё объясню, — тихо сказала она. — У нас трубу прорвало. Я прибежала, стала тряпки искать и…
— И нашла своё сокровище! — не унималась Ольга Дмитриевна, вцепившись в локоть сына. — Витенька, она тебя обманывает! Это наши семейные деньги! Ты вкалываешь, не жалея себя, а она их под матрас прячет! Может, она их на любовника тратить собиралась!
— Мама, перестань! — наконец не выдержал Виктор, но сказал это так вяло и неубедительно, что свекровь только пуще прежнего завелась.
— Я перестану?! Я за своего сына горой стою! Ты посмотри, сколько тут! — она ткнула пальцем в коробку, которую Зоя всё ещё сжимала в руках. — Тут на машину новую хватит! А ты на своём корыте старом ездишь! Почему ты должен страдать, пока она тут жирует?
Виктор посмотрел на деньги, потом снова на Зою. В его голове явно боролись два чувства: любовь к жене и сыновний долг, подогреваемый ядовитыми речами матери. — Зоя… а сколько там? И почему ты мне не говорила?
Этот вопрос стал для Зои последней каплей. Не «Зоя, ты в порядке?», не «Мама, не лезь», а «Сколько там?». Он уже мысленно считал её деньги. Её, Зоины, заработанные потом и бессонными ночами.
— А это уже не твоё дело, Виктор, — холодно ответила она, вставая. — И не ваше, Ольга Дмитриевна. Это мои деньги. И я сама решу, что с ними делать. А сейчас, если вы не против, я пойду вытирать воду, которую вы обе тут развели. И в прямом, и в переносном смысле.
Она развернулась и, крепко прижимая к груди жестяную коробку, ушла на кухню, оставляя Виктора и его мать в ошеломлённом молчании посреди затопленного коридора. Она чувствовала их взгляды в спину. Взгляд матери — торжествующий и злорадный. И взгляд сына — растерянный и уже полный сомнений. Зоя поняла: это не просто прорвавшаяся труба. Это прорвался гнойник, который зрел в их семье уже давно. И потоп в квартире — это лишь мелкая неприятность по сравнению с тем цунами, которое теперь грозило смыть её спокойную жизнь.
Вечер прошёл в гнетущем молчании. Зоя, вызвав сантехника и быстро устранив аварию, методично убирала последствия потопа. Она двигалась как автомат, её руки выполняли привычную работу, но мысли были далеко. Каждое слово свекрови жгло её изнутри. «Крыса тыловая». «На любовника тратить собиралась». Как она могла такое подумать? Как язык повернулся?
Виктор ходил по квартире тенью. Он несколько раз пытался заговорить с Зоей, подходил, мялся, но, натыкаясь на её ледяной взгляд, отступал. Он чувствовал свою вину за то, что не одёрнул мать, но в то же время мысль о деньгах, о такой большой сумме, которая лежала совсем рядом, не давала ему покоя. Ольга Дмитриевна, сделав своё чёрное дело, быстренько уехала домой, сославшись на подскочившее давление. Но Зоя знала — это затишье перед бурей. Теперь свекровь не успокоится.
Когда они легли спать, Виктор всё же решился на разговор. — Зой, ну ты чего? — он приобнял её за плечи, но она не отреагировала, продолжая лежать, как каменная. — Ну, нашла мама деньги, и что? Подумаешь. Ты не обижайся на неё, она же по-стариковски, из лучших побуждений. За меня переживает.
Зоя резко села на кровати. — Из лучших побуждений?! Витя, она меня крысой назвала! Она обвинила меня в том, что я тебе изменяю! И всё это на твоих глазах! А ты стоял и молчал!
— Ну, Зой, она же моя мать… Я не могу ей грубить, — начал оправдываться он.
— А мне, значит, можно? Я твоя жена! Мы двадцать лет вместе! Неужели ты думаешь, что я способна на такое? Что я могу прятать деньги, чтобы сбежать от тебя?
— Да не думаю я так! — почти крикнул Виктор, тоже садясь. — Но ты пойми, я в шоке! Я и не знал, что у нас такие деньги есть! Мы могли бы… мы могли бы машину поменять! Я бы взял «Ларгус», в него и пассажиров больше влезет, и для дачи хорошо. Или ремонт бы в квартире затеяли, а то обои уже отваливаются.
Зоя смотрела на него во все глаза. Она не верила своим ушам. Он уже распланировал, как потратить её деньги. Её мечту. — «У нас»? Витя, это не «у нас». Это у меня. Я их копила. Я каждый день на рынке мёрзну, каждую копейку откладываю. Не для «Ларгуса» и не для обоев!
— А для чего тогда?! — в его голосе прорезалось раздражение. — Что за тайны Мадридского двора? Мы семья или кто? Почему я, как дурак, должен у друзей перехватывать, когда у моей жены под боком куча денег лежит?
— Потому что если бы ты знал, от них бы уже давно ничего не осталось! — выпалила Зоя. — Ты бы уже сто раз нашёл им применение! То удочка, то новый навигатор, то другу в долг!
Я копила на будущее, Витя! Алёшке помочь, на первый взнос за квартиру — сейчас это минимум полмиллиона… Нам на старость, в конце концов!
— На старость! — хмыкнул он. — До старости дожить ещё надо! А жить хочется сейчас!
Они говорили на разных языках. Он не понимал её страха перед будущим, её желания создать прочный фундамент. А она не понимала его лёгкого отношения к жизни, его стремления жить одним днём. Раньше это не казалось такой пропастью, но сейчас, когда между ними легли эти злополучные деньги, эта пропасть разверзлась, и перепрыгнуть её не было никакой возможности.
— Я думала, мы на море съездим, — тихо, почти шёпотом, сказала Зоя. Это была её последняя попытка достучаться до него. — Ты же никогда не был…
Виктор на мгновение замолчал. Образ моря, видимо, тронул что-то в его душе. Но потом он упрямо мотнул головой. — Море — это баловство. Не до жиру сейчас. А вот машина — это инструмент, она деньги приносит. Это вложение.
«Вложение», — мысленно повторила Зоя. Всё ясно. Мать хорошо поработала. Её Витя, её добрый, немного бесшабашный Витя, теперь говорил словами своей расчётливой и практичной мамы.
— Спи, — холодно сказала она и отвернулась к стене. — Разговор окончен.
Но она знала, что он не окончен. Он только начался. И на следующий день её худшие опасения подтвердились.
Утром позвонила сестра Виктора, Галина. Она жила в соседнем городе, но была в курсе всех семейных дел благодаря матери. Голос у неё был елейный, сочувствующий.
— Зоенька, привет! Мама звонила, рассказала про ваш потоп. Ужас какой! Вы как там? Сильно пострадали?
Зоя напряглась. — Привет, Галя. Да нет, всё нормально, убрали уже.
— Ой, ну слава богу! А то мама так переволновалась! Говорит, ты там так расстроилась из-за… ну… из-за этих денег. Зоенька, ты не обижайся на неё. Она же Витю любит, вот и переживает, что он надрывается. Она мне сказала, что ты там приличную сумму скопила. Это правда?
Зоя стиснула зубы. Значит, «сарафанное радио» уже заработало на полную мощность. — Галя, это моё личное дело.
— Да я понимаю, понимаю! — защебетала Галина. — Ты не подумай, я не лезу! Просто… тут такое дело… У мамы же крыша на даче совсем прохудилась. Она хотела до дождей перекрыть, а денег нет. Пенсия сама знаешь какая. А тут такая удача! Может, вы бы ей помогли из этих… ну… из семейных накоплений? Это же и ваша дача тоже! Вы же туда летом за ягодами ездите!
Зоя задохнулась от такой наглости. То есть её деньги уже не просто посчитали, их уже распределили. На машину Виктору, на крышу свекрови. А её, Зою, даже не спросили.
— Галя, я подумаю, — сухо ответила она, чтобы поскорее закончить разговор.
— Конечно-конечно, подумай! Ты же у нас умница, всё правильно решишь. Для семьи же стараемся! — пропела Галина и повесила трубку.
Зоя положила телефон на стол и обхватила голову руками. Они обложили её со всех сторон. Мать, сын, дочь — вся семья мужа ополчилась против неё, и всё из-за денег, которые они уже считали своими. Она чувствовала себя загнанным в угол зверьком. Вчерашняя обида сменилась холодной, звенящей яростью. Нет. Она не сдастся. Это её деньги, её труд, её мечта. И она будет за них бороться.
Весь день на рынке она думала только об этом. Как поступить? Куда перепрятать деньги? А может, положить их в банк? Но в их маленьком городке все друг друга знают. Информация тут же дойдёт до свекрови. Отдать им часть, чтобы отвязались? Но Зоя понимала: стоит дать палец — откусят всю руку. Сегодня крыша, завтра машина, а послезавтра найдут ещё тысячу неотложных нужд.
Вечером, возвращаясь домой, она приняла решение. Она не будет прятаться и оправдываться. Она будет защищаться.
Дома её ждал сюрприз. За столом на кухне сидел не только Виктор, но и Ольга Дмитриевна. Перед ней на столе стояла чашка с чаем и блюдце с пирожками, которые она приносила вчера. Вид у свекрови был боевой.
— А, вот и наша миллионерша! — с ядовитой усмешкой поприветствовала она Зою. — Проходи, не стесняйся. Мы тут семейный совет собрали.
Виктор виновато отвёл глаза. — Зой, мама приехала поговорить…
— Я так и поняла, — Зоя сняла куртку и села напротив свекрови. Она посмотрела ей прямо в глаза, стараясь, чтобы её голос не дрожал. — Я вас слушаю, Ольга Дмитриевна.
Свекровь отхлебнула чай и поставила чашку с таким стуком, будто забивала гвоздь. — Слушай, значит. Мы тут с Витей посовещались и решили. Сумма, которую ты скрывала, — это общее достояние семьи. Ты поступила очень некрасиво, Зоя, пряча её от мужа. Но мы люди не злопамятные. Мы готовы тебя простить, если ты поступишь по-человечески.
— И как же это — «по-человечески»? — в голосе Зои прозвучал металл.
— По-человечески — это значит, отдать деньги в семью. На общие нужды. Мы тут прикинули… — она бесцеремонно взяла со стола ручку и листок бумаги, на котором уже были какие-то расчёты. — Значит, так. Перво-наперво — Вите нужна новая машина. Старая уже на ладан дышит. Это примерно… — она посмотрела на сына, тот что-то пробормотал, — …ну, тысяч шестьсот-семьсот. Дальше. Мне нужно срочно перекрыть крышу на даче. Шифер уже весь потрескался, скоро дожди зарядят. Это ещё тысяч сто пятьдесят. Плюс Галочке надо помочь, у неё дочка в институт поступает, на платное. Там тоже расходы.
Зоя слушала этот бред с широко раскрытыми глазами. Они не просто делили её деньги, они делали это с таким видом, будто она им должна. Будто она — провинившаяся казначей, которая обязана выдать средства по первому требованию.
— Вы… вы серьёзно? — только и смогла выговорить она.
— А что тебе кажется смешным? — нахмурилась Ольга Дмитриевна. — Это всё нужные, неотложные дела! Семье надо помогать! А ты что, хотела одна на Мальдивы улететь, пока мы тут концы с концами сводим?
Виктор сидел, вжав голову в плечи. Он не смел посмотреть жене в глаза. Ему было стыдно, но перечить матери он не мог.
И тут Зою прорвало. Та копившаяся в ней за последние сутки обида, злость, унижение выплеснулись наружу.
— Да как вы смеете?! — она вскочила, ударив кулаком по столу. Чашка свекрови подпрыгнула, чай расплескался. — Какое право вы имеете распоряжаться моими деньгами?! Я их не украла! Я их заработала! Я каждую купюру своим горбом, своими больными ногами заработала! Пока вы, Ольга Дмитриевна, на даче с цветочками возились, а ты, Витя, с друзьями пиво пил после смены!
— Ты как с матерью разговариваешь?! — взвился Виктор, наконец обретая голос. — Совсем стыд потеряла?
— Это вы стыд потеряли! Делить шкуру неубитого медведя! Это мои деньги! Мои! И я никому из вас не дам ни копейки! На машину себе, Витя, заработай сам! На крышу, Ольга Дмитриевна, попросите у дочери, у которой дочка на платное поступает! А ко мне не лезьте!
— Ах ты… стерва неблагодарная! — зашипела Ольга Дмитриевна, её лицо пошло красными пятнами. — Я тебе сына вырастила, в дом тебя пустила, а ты… Ты нам ещё за всё заплатишь! Витя, ты слышишь, как она с твоей матерью разговаривает? Ты мужик или нет? Поставь её на место!
Виктор встал. Он был бледен. Он оказался между двух огней, и этот выбор был для него мучительным. — Зоя, прекрати. Мама права, ты не должна так… Мы же семья…
— Семья?! — горько рассмеялась Зоя. — Семья — это когда друг за друга, а не когда все на одного! Где была эта «семья», когда мне на товар денег не хватало? Где она была, когда я ночами носки вязала на продажу, чтобы лишнюю копейку заработать? Вы жили своей жизнью, а теперь, когда запахло деньгами, вы все тут как тут! Нет уж. Хватит.
Она подошла к вешалке, схватила свою куртку. — Куда ты? — испуганно спросил Виктор.
— Прогуляться, — бросила она. — Подышать свежим воздухом. А то в этой атмосфере алчности и лицемерия дышать совсем нечем.
Она выскочила на лестничную клетку и захлопнула за собой дверь. Она не знала, куда идёт. Просто шла вперёд, по тёмным, неуютным улицам, глотая холодный осенний воздух и слёзы, которые градом катились по щекам. Мир, который она так старательно строила все эти годы, рухнул в одночасье. И виной тому была простая жестяная коробка из-под печенья.
Зоя брела по улицам, не разбирая дороги. В голове был полный сумбур. Она чувствовала себя преданной, униженной, растоптанной. Самые близкие люди, муж и свекровь, оказались чужими, жадными до её денег. Они не видели в ней человека, жену, мать их сына и внука. Они видели в ней лишь ходячий кошелёк, который по какому-то недоразумению решил, что имеет право на собственные средства.
Она остановилась у небольшого сквера. Опустилась на холодную, мокрую от недавнего дождя скамейку. Дрожащими руками достала из кармана телефон. Единственный человек, с которым она могла сейчас поговорить, была её старшая сестра Лида, жившая за сотни километров отсюда.
— Лида, привет, — сказала она в трубку, стараясь, чтобы голос звучал ровно, но он всё равно сорвался. — Зойка? Что случилось? Что с голосом? — встревожилась сестра.
И Зоя, уже не сдерживаясь, разрыдалась, рассказывая сестре всё, что произошло за последние два дня. Про прорванную трубу, про найденные деньги, про «семейный совет» и планы на её накопления. Лида молча слушала, не перебивая, и от её молчаливой поддержки Зое становилось немного легче.
Когда она закончила, сестра тяжело вздохнула. — Вот ведь… семейка Адамс, — сказала она без тени юмора. — Я всегда говорила, что твоя Ольга Дмитриевна — та ещё штучка. Ну а Витька твой — маменькин сынок, каким был, таким и остался. Что делать-то думаешь?
— Я не знаю, Лида, — честно призналась Зоя, вытирая слёзы рукавом. — Я просто не знаю. Уйти? Куда? Квартира эта и его тоже. Развестись? А как же Алёшка? Да и… люблю я его, дурака, несмотря ни на что.
— Любовь любовью, а себя уважать надо, — твёрдо сказала Лида. — Они сейчас на тебя со всех сторон давить будут. Жалостью, угрозами, чувством вины. Ты главное — не поддавайся. Ни копейки им не давай. Это твоё. Ты это заслужила.
Слова сестры немного привели Зою в чувство. Она была права. Нельзя сдаваться.
— Спасибо, Лид. Мне просто нужно было выговориться. — Держись, сестрёнка. Если что — звони в любое время. И помни: ты у себя одна.
Зоя повесила трубку. На душе стало чуточку легче, но тяжесть никуда не ушла. Она посидела ещё немного, глядя, как ветер гоняет по асфальту мокрые листья, и пошла домой. Она знала, что её ждёт ещё один тяжёлый разговор. Но теперь она была к нему готова.
Вернувшись, она застала на кухне одного Виктора. Свекровь, видимо, уехала. Он сидел за столом, обхватив голову руками. Увидев Зою, он поднял на неё глаза, полные тоски и раскаяния. — Прости, Зой, — тихо сказал он. — Я не должен был… Мать накрутила, я и повёлся.
Зоя молча села напротив. Она смотрела на него долго, изучающе. — Витя, ты должен выбрать. — Что выбрать? — не понял он. — Ты со мной или с ними? Третьего не дано. Если ты считаешь, что они правы, что я должна отдать им свои деньги, — так и скажи. Мы просто решим, как нам жить дальше. По-другому. — Зоя, я… я не знаю, — пробормотал он. — Она же мать… — А я твоя жена, — отрезала Зоя. — И я не позволю ни твоей матери, ни твоей сестре, ни тебе самому топтать меня и распоряжаться моей жизнью. Деньги я не отдам. Это моё последнее слово. А ты — думай. С кем ты, Виктор.
Она встала и ушла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Она легла на свою половину кровати и впервые за двадцать лет почувствовала себя невероятно одинокой. Она знала, что этой ночью Виктор не придёт. Он будет сидеть на кухне, мучиться, звонить матери, сестре, слушать их советы и жалобы. И от того, какое решение он примет, зависела вся их дальнейшая жизнь. На кону стояло нечто гораздо большее, чем деньги. На кону стояла их семья.