— Зай, пропиши меня, так ипотеку легче дадут, мы ж семья…
— Семья — это когда не давят, — Марина не отрывала взгляда от бумаги с расходами, где пункт «ванная» упирался в минус. — Прописка — не букет цветов, Тимур.
— Да у нас всё по‑честному будет, — он улыбнулся тем самым мальчишеским способом, из-за которого Марине когда-то казалось, что жизнь — это качели на дворовой детской площадке, — два качка, и ты наверху. — Нам просто одобрят лучше ставку. И ремонт быстрее закончим. Мамка поможет. Она, кстати, тоже говорила: «Маш, ну вы уже как муж и жена».
— Её мама или твоя мама? — Марина подняла глаза.
— Ну… моя. Но она ж своего не пожелает, — Тимур почесал шею. — В смысле, пожелает хорошего.
Марина закрыла блокнот.
— Я подумаю. И не «Маш», а Марина.
Он скривился.
— Всё-то у тебя по правилам.
— Да, — сказала она, — особенно в моей квартире.
Тишина легла между ними, как пелена пыли после штрабы под проводку.
Через неделю Тимур принес корзину клубники, шампанское и договор займа, распечатанный из интернета с заломами на сгибах.
— Это что? — Марина не взяла.
— Бумажка. Ну чтобы и тебе спокойнее, и банку, — он расправил лист. — Тут мы пишем, что ты мне даёшь временно на ремонт… ну, ты поняла. Я потом верну. А прописка — чисто формальность.
— Я не банк, Тимур, — сказала Марина. — Я человек. И у меня есть родители-юристы.
— О, пошло… — он выставил ладони. — Давай не будем вот это «родители». Мы взрослые.
— Именно. Поэтому подпишем у нотариуса, — Марина улыбнулась. — И с пропиской — нет. Пока нет.
Он посмотрел так, будто её «нет» откусило ему кусочек самолюбия.
— Ты не доверяешь мне.
— Я доверяю реальности.
Вечером, когда она мыла кисточки после второй стены на кухне, позвонила Валентина Григорьевна.
— Маришенька? Это Валентина, Тимура мама.
— Добрый вечер.
— Я тут думала, — голос был ласковый, как шерсть котёнка. — Мы с Тимурчиком решили, что я свою квартиру продам, да поближе к вам перееду. Я же одна, здесь старый фонд, трубы горят, а вы для меня всё… — она сделала паузу, как будто ждала от Марины «конечно».
Марина вслушалась, как капает вода из крана.
— Переедете… куда?
— Ну как куда, — голос стал более бодрым, — к вам же и переберусь на первое время. Пока я куплю что‑то в Подмосковье, мне у вас комнатка… у вас же гостевая есть, Тимур рассказывал. Мы ж семья.
— Я подумаю, — сказала Марина. — И, Валентина Григорьевна, свою квартиру… не торопитесь продавать.
— На мне свет клином не сошёлся, — не без обиды сказала та. — Но я не хочу сидеть в своём гробике. У вас молодёжь, жизнь. Помогу вам с ремонтом, кастрюли дам свои, у меня ещё советские остались, такие крепкие…
Марина положила телефон на стол и долго смотрела на белую краску, стекшую в ведро. Потом вытерла руки.
— Что это было? — спросила она у Тимура, который крутил шуруповёрт на режим «кипящий чайник».
— Мама просто переживает. Ей там тяжело. Она одна. У неё давление.
— У меня тоже будет, если ты не перестанешь обещать людям мою гостевую, — Марина сняла резинку с волос. — Ещё раз. Эта квартира — моя. По документам. Это не фигура речи.
— Да что ты зациклилась на бумажках? — Тимур запустил руки в волосы. — Мы же вместе. Ты вообще когда‑то влюблялась без калькулятора?
— Да, — спокойно ответила Марина. — В тебя. И вот калькулятор: в прошлом месяце — мои деньги за плитку, сантехнику, штукатурку. Твои —… — она посмотрела в блокнот. — Две зарплаты, из которых ты половину отдал маме на лекарства. Я не ругаюсь. Я считаю.
Он отвернулся.
— Это временно, — пробурчал он. — Мы же договорились: я вложусь, когда будет ипотека. Для этого и нужна прописка. И займ. Мы всё равно вместе живём.
— Мы, — повторила Марина. — Давай так. Прописки — нет. Займ — только у нотариуса. И ещё — никаких «мамочка переедет к нам». До того, как мы это обсудим втроём и я скажу «да».
— Ты упрямая.
— Я — хозяйка.
На следующий день у Марининой двери возникла Валентина с двумя чемоданами. Из пластикового торчали венчики и шумовка, из тканевого — хвост вязаного пледа.
— Я на денёк, — улыбнулась она, переступая порог. — Пока этажом ниже воду меняют, у меня душ не работает. Я ночью вернусь.
— Валентина Григорьевна, — Марина преградила путь. — У вас есть сын. Позвоните ему.
— Он занят. Ремонт же, — без тени смущения шагнула женщина дальше. — Я тут на кухне устроюсь. Вы не переживайте, я тихая.
В этот момент показался Тимур, в руках — перфоратор.
— Ма, а чего ты одна тащишь? Надо было позвонить, я бы спустился.
Марина почувствовала, как под ложечкой начинает раскрываться холодный цветок.
— Тимур.
— Ну чё? — он улыбнулся виновато.
— Чемоданы — назад. Сегодня — нет, — голос прозвучал жёстко, даже для неё самой. — Я предупреждала.
— Дитя, — Валентина прижала к груди плед, — ты жестокая. Я бы ради своей свекрови…
— У вас её не было, — отрезала Марина. — Давайте без сравнений.
Валентина замерла на секунду, потом на её лице возникла трагедия масштаба телевизионной мелодрамы.
— Я в таком возрасте на улицу… — прошептала она. — Да что ж это за нравы пошли…
— Мам, пойдём ко мне пока, — сказал Тимур, убирая инструмент. — К вечеру решим.
Они ушли. Марина прислонилась к двери и впервые за долгое время позволила себе сесть на пол. Её ладони дрожали.
Ночью пришла смс от Тимура: «Не злись. Мама продала квартиру. Я сам в шоке. Завтра поговорим спокойно».
Марина долго смотрела в экран, как в ночное небо.
Утром звонок в дверь прозвенел, как тревога.
— Ты видел смс? — влетел Тимур. — Она… ну… уже всё. Деньги на счёте. Сказала — поближе к нам. Марин, это не шантаж. Она просто… одна.
— Она — взрослая, — Марина поставила чайник. — И она приняла решение. Без меня. Как и ты, когда обещал ей гостевую. Теперь слушай моё: я не буду жить с твоей мамой. Точка.
— И что нам теперь, разорваться? — он сжал кулаки. — Ты меня ставишь между молотом и наковальней.
— Я поставила тебя между честностью и удобством.
— Ну и кто из нас любит бумажки? — он ухмыльнулся. — Ладно. Давай хотя бы займ подпишем. И прописку потом оформим, чтобы нам одобрили ипотеку. И мама снимет комнату, пока ищет дом.
— Займ — у нотариуса. Прописки — нет.
— Тебя кто-то научил так говорить? — Тимур кивнул в сторону фотографий Марининых родителей на стенке, где мама в халате вузовского профессора держала кота, как диплом.
— Опыт.
Он хлопнул дверцей шкафа так, что с полки посыпались пластиковые контейнеры.
— Я не мальчик. Я мужчина.
— Мужчина — это не слово. Это решения.
Два дня они не разговаривали. Марина работала, варила суп в тишине и отметала звонки с незнакомых номеров. Вечером третьего дня на телефон пришло сообщение от нотариуса: «Готов проект расписки. Жду вас завтра в 11:00».
Под дверью ждал букет ирисов и записка: «Я приду один. Тимур».
Он пришёл.
— Я согласен. Подписываем, — он говорил быстро, будто боялся, что решимость испарится. — И маме я сказал: комнату снимешь. Она… обиделась. Но я не вижу другого выхода.
Марина кивнула.
— Хорошо.
Они подписали у нотариуса. Тимур прочитал вслух: «Я, Тимур Абрамов, получил от Марины Власовой денежные средства в сумме… обязуюсь вернуть… в срок…» Он вздохнул. — Бумажки.
— Защита, — поправила Марина.
Дома он долго вертел расписку в руках, как талисман, который ему не нравился, но без которого было страшно.
— Марин… а у тебя правда есть альтернатива? — он сел на подоконник. — Если бы не я… ты бы сейчас делала ремонт одна?
— Я его и делаю.
— Ну да.
Вечером позвонила Валентина. Сначала Марине.
— Ну что, — голос был ледяной, — подписала своего Тимурчика на долги? Вместо того, чтобы сделать нормально — общую собственность, общую жизнь. Вы ж теперь пара. Тебе ж выгодно… Мы ж семья.
— Валентина Григорьевна, — сказала Марина, — слово «семья» не даёт ключей от моей квартиры.
— Твоя… твоя… — передразнила та. — Вот увидим, как ты запоёшь, когда ребёнка родишь. Тогда заорёшь «мама, помоги», прибежишь ко мне, а я скажу…
— Даже не заканчивайте, — Марина отключила звонок.
Через пять минут позвонил Тимур.
— Она рыдает, — тихо сказал он. — Говорит, я предал. Что я … — он искал слово, — променял её на… бумажки.
— Ты выбираешь нас. Или мы — это тоже бумажки?
Он долго молчал.
— Я выбираю тебя.
Ночь прошла странно светло. Марина проснулась с мыслью, что взрослость — это как раз не сладость, а утренний запах кофе без сахара.
Днём она делала план закупок по санфаянсу, когда пришла ещё одна смс. От Олега, их общего приятеля со двора.
«Случайно увидел твоего в “Квартиры без посредников”. Он спрашивал консультацию про первичку. Без шуток. Скинул мне фотки ЖК “Берёзки”. Сказал, копит взнос. Может, это сюрприз?»
Марина перечитала дважды. Ничего внутри не дрогнуло. Только мозг, как геологический молоточек, отбил пласт: первичка. Взнос. Копит.
Вечером Тимур пришёл поздно. В руке — пакет с чебуреками, которые Марина любила в универе. Он уже научился их разогревать до идеальной корочки.
— Марин, — он начал издалека, — а если бы у нас была своя квартира вместе… ну и эта твоя… то есть наша… ну… ты понимаешь…
— Нет, — сказала Марина. — Скажи прямо.
— Я… — он отвёл взгляд. — Я смотрел ЖК. Просто приценивался. Чтобы… — он вдохнул, — чтобы мы потом… если что… переоформили эту, а ту взяли вместе. Ну, чтобы было честно. Ну… совместно нажитое. Мы же всегда вместе хотели.
— Мы — да. Но «совместно нажитое» — это… — Марина подняла его глаза на себя. — У тебя уже есть счет? Копишь?
Он кивнул.
— Немного. И мама немного. Если бы ты… если бы мы прописались и оформили… ну…
— Переоформить на нас эту квартиру, — она почти шептала. — Так?
— Ну… — он сделал шаг, — это справедливо. Мы же семья.
Марина не заплакала. Её тело будто вдруг стало прозрачным и чётким, как стекло. Она услышала ticking невидимых часов.
— Ты хотела честно, — сказала она. — Честно: ты копил на своё. И хотел моё сделать «наше». А своё — «своим». Ты не плохой. Ты просто очень удобный для себя.
— Это бред, — он выбросил пакет на стол. — Мы хотим вместе. Что плохого, если у нас будет две квартиры? Ты это повернула… как будто я вор.
— Я не как будто, — сказала Марина. — Я вижу, что вместо «мы» у тебя было «я». И мамина «мы». Извини, но нет.
Он ступил назад, как будто наступил на мифическую кнопку «отмена».
— И что теперь?
Она достала из ящика конверт с их вчерашней нотариальной распиской, положила на стол.
— Теперь возвращаешь в срок. Прописки не будет. Маме — снимите квартиру. Мы расходимся сейчас. По-хорошему.
— Ты серьёзно?
— У меня одна жизнь. И одна квартира. Точка.
В этот вечер он ушёл. Без сцен. Только дверца шкафа дохлопнула, как ладонь по воде.
Ночь не пришла. Было серо. Марина лежала на диване и слушала холодильник, который гудел, как далёкая трасса.
Утром она заказала мастера на замену замков. Сказала чётко:
— С усиленной планкой. Чтобы старые ключи не подходили.
Собралась на кухне — пустой, чистой. Взяла в руки кружку. На дне кофе застыл узор.
Телефон молчал.
Два дня тянулись длинными нитями, в каждой — узелок дел, список покупок, кот, который точил когти об новый коврик у двери.
На третий день позвонил в домофон человек, которого она не ждала.
— Открой. Это я.
Тимур стоял в коридоре в тех же кедах и с той же тенью усталости, только в глазах что‑то стало твёрже.
— Я не за скандалом, — сказал он. — Я за… честностью.
Марина отступила.
— Говори.
— Я правда копил. Без идеи тебя обуть. Просто… ты всегда была безопасной. Понимаешь? С тобой было понятно, что не обвалится. А я как на льду. И мама. Я… привык, что женщины вокруг меня — подушка. Ты не подушка. — Он усмехнулся. — И это хорошо. Но… — он развёл руками, — я не умею иначе.
— Учись, — сказала Марина. — С собой. Не со мной.
Он посмотрел вокруг. На белую краску. На аккуратную ванную, где на полке один стаканчик для щётки.
— Я верну деньги раньше срока, — сказал он. — И… — он достал ключ. — Вот.
Марина взяла, не касаясь его ладони. Положила на стол. Потом подняла его и медленно опустила в стеклянную банку, где хранила монетки и винные пробки. Ключ звякнул, как крошечный колокол.
— Пока, — сказал он.
— Пока.
Дверь закрылась. Тихо. Как будто воздух сам её притянул.
Она пошла в ванную, сняла с внутренней стороны двери маленький оранжевый крючок, на который Тимур вешал полотенце. Подержала его на ладони. Потом положила в коробку «для отдать». На полке в стакане торчала старая зубная щётка — синяя, с вытертыми щетинками. Она взяла её двумя пальцами, как колючку, и опустила в ведро. Включила душ.
Вода долго била по плечам, смывая клейкие мысли и запах мужского дезодоранта, который казался добрым, пока не стал чужим.
Вечером она открыла ноутбук. Вбила «нотариус брачный договор консультация». Потом «минимизация рисков жильё собственность», «как составить соглашение о порядке пользования».
Утром съездила к нотариусу. Села, выпрямила спину.
— Хочу брачный договор. Без брака. — Она улыбнулась своей же шутке. — Пока проект. И ещё расписки образцы. Мне удобно, когда чисто.
На обратном пути купила маленькую кактусовую композицию — три колючих шарика в белом горшке. Поставила на кухонный подоконник. Кот попытался нюхать, но тут же отпрянул. Учился границам на практике.
К обеду пришла смс: «Перевёл половину. Остальное — через две недели».
Марина написала «Ок» и поставила чайник. В аптечке нашлась новая коробка зелёного чая, которую она купила в день, когда ещё верила, что «мы» — это сейчас, а не после прописки.
Вечером позвонила Валентина. Не извиняясь.
— Я нашла студию. На время. Я не буду у тебя. Не жди, что приеду с чемоданом. И сына твоего… не зови.
— Это не мой сын, — сказала Марина. — И я никого не зову.
— Ты пожалеешь, — тотчас прозвучало.
— Я уже пожалела. И перестала.
Она отключила. И вдруг засмеялась. Тихо. Без злости. Ей показалось, что смех тоже может быть чистым.
На следующий день она уехала к родителям на дачу на полдня. Отец молча заменил ей дворник на машине, мать молча налила суп. Когда Марина сказала: «Я всё решила», мать кивнула.
— Ты — молодец.
— Я — просто научилась говорить «нет».
— Это и есть «молодец».
Возвращаясь, Марина заехала в автосалон. Села в маленький серый хэтчбек, который ей нравился ещё со студенчества.
— Нравится? — спросил консультант.
— Очень. Идём оформлять тест-драйв.
Дома она открыла ноутбук и вкладку «Покупка авто». Посмотрела на сумму на счету. На расписку, которая лежала на столе. На банку с ключом, пробками и монетками.
— Хватит ездить на чужих правилах, — сказала она вслух.
Кот потерся о её щиколотку, как печать согласия.
Она закрыла все вкладки. Открыла новую — белую, как свежая краска на кухне. И в графе «Задачи» написала: «Составить список границ». Потом — «Подарить себе руль». Потом — «Позвонить нотариусу и утвердить проект».
Телефон молчал. За окном шёл дождь — такой, каким он бывает в городах, где люди привыкли держать двери закрытыми, пока не услышат правду. Марина наложила салат и села у окна. Она не ждала ни цветов, ни извинений. Её дом дышал ровно. Её чай был горяч, без сахара. И в этом вкусе было всё, что ей сейчас хотелось — простота, тепло и отсутствие чужих ключей на крючке у двери.
Также может Вас заинтересовать: