Он не мог её бросить. Говорил, что она не переживёт развод, что у неё депрессия из-за бесплодия. Вот так вот — благородный рыцарь, который, из жалости, остаётся с бесплодной женой.
Знаете что, Виктория? Ей были безразличны все эти объяснения. И его — тоже. Оба они — предатели. Виктория знала, что он женат, и всё равно продолжала эти отношения. А он… он просто подлец, который прячется за ширмой заботы о жене.
— Елена, я понимаю вашу злость, — тихо попыталась вставить Виктория.
— Нет, вы не понимаете, — устало парировала Елена. — Вы и представить не можете, каково это — семь лет пытаться забеременеть, проходить через бесконечные процедуры, снова и снова слышать от мужа: «Нам и вдвоём хорошо», — а потом вдруг узнать, что у него, оказывается, уже есть ребёнок на стороне.
Виктория замолчала. Затем еле слышно добавила:
— Вы правы. Я действительно не понимаю. Простите меня. Я просто хотела, чтобы вы знали: разрушать вашу семью не входило в мои намерения. И Машенька ни в чём не виновата.
— Я не виню ребёнка, — устало ответила Елена. — Я больше вообще никого не виню. Просто… оставить бы меня обеим в покое.
— Андрей хочет с вами поговорить. Он завтра утром прилетает, — произнесла Виктория.
— Пусть не спешит. Мне нужно время, — ответила Елена, и, не дожидаясь ответа, отключилась.
Всё стало ясно: он всё видел. Сидел себе в Питере, смотрел через камеру, как она находит документы, как плачет, как собирает бумаги обратно. Смотрел — и молчал. Позвонил потом с будничным: «Ну, как дела?»
Вот это выдержка. Или просто безразличие? Елена бродила по квартире, невольно осматриваясь по сторонам. Камеры — маленькие, почти невидимые — были повсюду: в коридоре, на кухне, в гостиной. Только в спальне и ванной — ни одной. Андрей уверял, что это было бы неэтично. Неэтично! Человек, который шесть лет ведёт двойную жизнь, рассуждает об этике.
Утром её разбудил звонок в дверь. На часах — восемь утра. Кто это мог быть в такую рань? Она накинула халат, дошла до входа и открыла дверь.
На пороге стоял Андрей — небритый, помятый, с красными заплаканными глазами.
— Лена, нам нужно поговорить.
— Ты же должен был прилететь только завтра… — растерялась она.
— Я сразу после разговора с Викторией сел на ночной поезд. Лена, впусти меня, пожалуйста…
Лена отступила в сторону, впуская Андрея в квартиру. Он шагнул на кухню, сел за стол, сутулясь, будто тяжесть последних месяцев перевесила даже его привычную небрежность. Вид у него был удручающий: черты лица заострились, щеки ввалились, под глазами проступили темные круги — след бессонных ночей и нервного истощения.
— Кофе? — бросила Лена как-то машинально, по инерции, не глядя на него.
Андрей только кивнул, не находя слов. Пока кофемашина гудела, заполняя кухню знакомым запахом, Лена доставала чашки. Её руки заметно дрожали. Они молчали — каждое слово казалось бы криком в пустоту. Когда кофе был готов, Лена села напротив, разлила по чашкам. Гораздо важнее того, что на столе, стало то, что между ними: невидимая, ощутимая стена. Пропасть из лжи, из предательства, из ощущения, что всё — не вернуть.
— Я даже не знаю, с чего начать… — наконец выдавил из себя Андрей.
— Начни с правды. Для разнообразия, — спокойно, почти спокойно, сказала Лена, хотя внутри у неё все вскипело и бурлило. Она смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, стараясь не показать, как ей больно.
Андрей вздохнул, провел рукой по волосам — старый жест, когда он не знает, что делать с собой.
— Я встретил Вику шесть лет назад. Мы вместе делали ландшафтный проект для офиса. Она… она была такой живой, яркой, полной энергии. Ты тогда вся была в лечении, в анализах, в процедурах. Плакала почти каждый день…
— Решил утешиться? — не сдержалась Лена.
— Нет. Не так… мы просто разговаривали сначала. Она слушала меня. Потом всё случилось. — Андрей посмотрел на свои сцепленные пальцы, на узлы вен.
— Всё случилось… — повторила Лена. — Как удобно. Потом случился ребёнок, потом случилась квартира, потом случились алименты… Столько всего.
Андрей нервно поморщился.
— Лена, я не хотел, чтобы ты узнала так. Я собирался рассказать…
— Когда? — перебила она. — На нашу золотую свадьбу?
— Я не знал, как сказать. Ты и так… так переживала из-за бесплодия. Я боялся… боялся, что ты что-то сделаешь с собой…
Лена вдруг резко, зло рассмеялась.
— Какой ты благородный! Даже изменял мне — из заботы. Ты даже изменил мне ради меня, да?
— Лена…
— Нет, Андрей. Я бы пережила правду шесть лет назад ,четыре года назад. Три года назад. Даже год назад… — Она замолчала, не в силах закончить фразу. — Но сейчас, после стольких лет лжи, уже не уверена, что могу.
Андрей осторожно протянул к ней руку через стол, но Лена резко отвернулась.
— Не трогай меня. Просто не трогай.
Андрей растерянно смотрел на неё, чуть шевеля губами:
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Прекратил с ней общаться? Буду только алименты платить?
Лена вдруг почувствовала усталость, почти освобождение — пусть горькое, колючее.
— Ты серьёзно думаешь, что можешь бросить своего ребёнка, и мы будем жить как раньше?
— А что ты предлагаешь? — глухо спросил он.
— Развод, — тихо, но внятно бросила Лена. Слово зазвенело между ними тяжёлым, как набат — последним аккордом этой истории.
— Лена, не надо… — Андрей попытался возразить. — Давай попробуем. Пойдём к психологу, к семейному консультанту…
Она почему-то даже улыбнулась: жалко, устало.
— К консультанту? И что ты ему скажешь: здравствуйте, я шесть лет изменяю жене, у меня есть ребёнок на стороне, но я хочу сохранить брак?
Андрей молчал, уставившись в кружку кофе. Ни одного глотка.
— Я люблю тебя, — выдавил он наконец. — Я всегда любил. И Вику тоже люблю. И Машу… Я не могу выбрать.
— А я за тебя выберу, — спокойно сказала Лена, вставая. — Собирай вещи и уезжай. К маме, к Вике — куда хочешь. Документы на развод подам на следующей неделе.
Лена стояла у окна, когда раздался тихий голос позади:
— Лена, подожди.
Но она даже не обернулась.
— Нет, Андрей. Хватит. Я устала ждать. Ждать ребёнка, которого не будет. Ждать, пока ты вернёшься из очередной командировки. Ждать правды... Всё, больше не жду.
Андрей встал, нерешительно подошёл ближе. В его глазах блестели слёзы. Он сказал глухо:
— Прости меня. Я знаю, я подонок, я не заслуживаю прощения... но прости.
Лена смотрела на мужчину, с которым прожила семь лет, с которым связывала всю свою жизнь — и чувствовала только усталость, тяжёлое опустошение.
— Я прощаю, — ответила она тихо, — но не ради тебя. Ради себя. Только это не значит, что я готова жить с этим дальше.
Казалось, Андрей и сам был готов к такому финалу. Он быстро собрал вещи — ни крика, ни лишних слов. Из гостиной Лена слышала его шаги, как он ходит по спальне, открывает шкафы, суетливо закрывает чемодан. Затем появилась в дверях его фигура; он чуть помедлил.
— Квартира остаётся тебе. И машина. И накопления.
— Не нужны мне твои подачки, — Лена не поднимала взгляда.
— Это не подачки. Это справедливо, — с трудом выговорил он.
Она кивнула, равнодушно. Дверь хлопнула. Тишина. Вот и всё.
Лена осталась одна. Самое странное, она не чувствовала ни боли, ни злости — только внезапное облегчение, словно огромный камень соскользнул с её плеч. Не было ни слёз, ни истерики, которых она так боялась.
Лена достала телефон, написала Алле: «Он уехал. Я свободна». Ответ пришёл почти мгновенно: «Еду к тебе». А вслед — «С шампанским!»
Дни после этого прошли в каком-то полусне. Алла почти переехала — не позволяла Лене быть одной. Вместе они пили вино, смотрели глупые комедии, мечтали о будущем.
— Помнишь, ты всегда хотела поехать в Италию? — спрашивала подруга.
— Теперь-то уж могу, — улыбалась Лена.
— На какие деньги?
— У тебя есть накопления, — напомнила Алла. — Андрей сам сказал. Это ваши общие деньги, ты имеешь полное право потратить их на себя.
Лена взяла отпуск — благо, накопилось достаточно дней. Начальница, Марина Владимировна, сама прошедшая через развод, отнеслась с пониманием:
— Езжайте, Елена. Работа подождёт. А жизнь не станет.
Коллеги тоже проявили деликатность — никто не задал ни одного лишнего вопроса, хотя все заметили отсутствие обручального кольца.
Через неделю позвонила Валентина Ивановна, свекровь. Лена долго смотрела на высвечивающееся имя на экране, сжимая телефон в руке, раздумывая — брать трубку или нет. Всё-таки ответила.
— Леночка, как ты? — Голос Валентины Ивановны звучал тихо, виновато.
— Нормально, Валентина Ивановна, — коротко отозвалась Лена.
— Лена... Я, я хочу извиниться. Я знала. Не с самого начала, но последний год — знала, — еле слышно призналась свекровь.
— И молчали, — не вопрос, а констатация, прозвучавшая в тишине.
— Я надеялась, что Андрей одумается. Что выберет семью.
- Он и выбрал семью... Просто не нашу, — голос Валентины Ивановны затрепетал, она всхлипнула.
— Вы имеете право меня ненавидеть. Но я правда считала тебя дочерью. Сейчас тоже считаю...
— Валентина Ивановна, я не держу зла, — Лена ответила спокойно, устало. — Но общаться мы больше не будем. Вы сделали свой выбор, быть на стороне сына. Я понимаю, но принять это не могу.
В трубке повисла неловкая пауза.
— Машенька... Она чудесная девочка, — внезапно пробормотала свекровь, — так похожа на Андрея в детстве...
— Я рада за вас. У вас есть внучка. А у меня — новая жизнь. Всего доброго, — Лена отключилась, не дождавшись ответа.
После этого разговора Лена наконец заплакала. Первый раз за всю неделю — по-настоящему, навзрыд, вымаливая слезами все несбывшиеся мечты, разбитые иллюзии, всю накопленную боль. Алла осторожно села рядом, обняла Лену, гладила по голове, шептала что-то тихое, утешающее, как будто заговаривала рану.
Слёзы утихли не сразу. Но когда иссякли, Лена почувствовала невыносимое опустошение и одновременно легкость — как будто после сильной грозы: воздух стал свежим, чистым.
— Знаешь что? — сказала она, всхлипывая и вытирая мокрое лицо, — поехали в Италию.
— Прямо сейчас, — уточнила Алла, глаза её тут же засияли. — Вот это я понимаю! Сейчас же смотрим билеты.
Они уселись за ноутбук, начали искать варианты. Рим, Флоренция, Венеция — названия городов, о которых Лена так долго мечтала, а Андрей всегда находил причину отказаться: это слишком дорого, слишком далеко, слишком... Всегда находилось своё "слишком".
— Смотри! — воскликнула Алла. — Есть горящий тур на две недели: Рим, Флоренция, Венеция, Милан. Вылет — послезавтра.
Лена взглянула на цену, прикинула сумму на счёте. Хватало. И даже оставалось.
— Бронируем? — спросила Алла, не сводя внимательного взгляда.
Лена глубоко, почти с облегчением, вдохнула и кивнула:
— Бронируем.
Следующий день был наполнен сборами. Лена достала чемодан, начала складывать вещи: новые платья, купленные когда-то на деньги Андрея, смотрелись теперь особенно уместно и даже немного вызывающе. Алла принесла старый путеводитель, они строили планы, составляли маршруты, спорили, чего не пропустить, какие ресторанчики, музеи, улочки посмотреть.
— В Риме обязательно нужно бросить монетку в фонтан Треви, — восторженно объясняла Алла. — Чтобы вернуться!
— А может, чтобы не возвращаться? — тихо и с улыбкой пошутила Лена.
Вечером позвонил Андрей. Лена не стала отвечать. Через несколько минут пришла СМС: «Лена, нам нужно обсудить развод. Давай встретимся». Она ответила коротко: улетаю в отпуск на две недели. Обсудим, когда вернусь. Он тут же перезвонил, но Лена просто выключила телефон. Не хотелось ничего обсуждать, объяснять, выяснять. Хотелось только одного — уехать подальше от всего этого.
В аэропорт их отвёз Димка — тот самый однокурсник с рестораном.
— Девчонки, вы молодцы, — сказал он, выгружая чемоданы. — Лена, не переживай. Всё будет хорошо, вот увидишь. Через год будешь вспоминать и смеяться.
— Через год — это слишком оптимистично, — устало усмехнулась Лена.
— Ну, через два тогда, — обнял он Лену. — Главное — не закрывайся. Жизнь продолжается.
В самолёте Лена сидела у окна и смотрела, как внизу уплывает Россия. Где-то там остался Андрей, его Виктория и Машенька. Остался разбитый брак, несбывшиеся мечты, семь лет жизни… А впереди — Италия. Страна, в которой она ни разу не была, где её никто не знает, где, возможно, получится начать всё заново.
— За новую жизнь, — подняла пластиковый стаканчик с томатным соком Алла.
— За новую жизнь, — повторила Лена, и они чокнулись над облаками.
Рим встретил солнцем и шумом. Таксист — жизнерадостный итальянец лет шестидесяти — всю дорогу от аэропорта до отеля рассказывал что-то на смеси английского и итальянского, и жестикулировал так, будто вёз не двух туристок, а королев.
Лена понимала половину, но его энтузиазм всё равно был заразителен. Отель оказался маленьким, уютным, в самом центре, недалеко от Пантеона. Хозяйка — полная синьора с добрым лицом — встретила их как родных.
— Две прекрасные синьорины! Вы в Риме впервые? О, вам понравится! Рим — город любви.
Лена невольно поморщилась на слове «любовь», но Алла быстро перевела разговор:
— А где здесь самая вкусная паста?
Синьора оживилась, засияла, начала рассказывать о ресторанчиках, траттория, остриях, достала карту, обвела кружочками самые интересные места.
Они слушали, кивали, а Лена ловила себя на мысли: когда она в последний раз чувствовала такой искренний интерес к чему-то новому? Кажется, это было очень давно.
Первый вечер прошёл в прогулках по узким улочкам, разглядывании витрин, заглядывали в крошечные церкви. В одной из них шла служба. Они присели на заднюю скамью, слушали орган, смотрели на фрески и росписи. Священник говорил что-то по-итальянски — Лена не понимала ни слова, но атмосфера была умиротворяющей.
Рядом сидела пожилая итальянка, перебирала чётки, что-то шептала про себя. Поймав взгляд Лены, она улыбнулась, похлопала по руке и произнесла несколько слов — Лена разобрала только «было» и «форте». Красивое. Сильное. Хотелось бы верить.
продолжение