Байки и тосты морского эскулапа (продолжение)

Виталий Яковенко

Предыдущая часть:

ПЕЛЬМЕНИ С СЮРПРИЗОМ
(Святочная история)
       При обсуждении меню новогоднего стола возобладало пожелание старпома, в те времена заведовавшего на судне службой быта. Он предложил в качестве главного новогоднего блюда свои любимые сибирские пельмени, как их умела изумительно делать Зоя Александровна, наша судовая повариха. И чтобы одна пельмень была для романтичности с сюрпризом. Пусть все загадывают новогодние желания, а кому попадется пельмень с сюрпризом – значит желание сбудется!
       Обычно сюрпризом служит жгучий перец, чтобы у везунчика слезы из глаз полились от счастья на потеху менее везучим едокам, позавидовавшим счастливцу.
       За новогодним столом старпом рассказал по этому поводу забавный случай.
       Дело было на американских Великих Озерах; на борту нашего судна находился американский лоцман. Обычно лоцману предлагают на ходовом мостике перекус в виде кофе, сливок, сервелата, сыра. А тут капитан предложил американцу, управлявшему судном, откушать для сытости сибирских пельменей, как раз подававшихся на ужин экипажу.
- О, Сайбирия!
       Знал, оказывается, лоцман об этом знаменитом на весь мир своими холодами регионе России и согласился попробовать блюдо, которые сибиряки делают впрок, складывают в кадушки и выставляют на трескучий мороз, чтобы в любой момент можно было на скорую руку побаловать себя пельмешками.
       Пожилой кок Митрич, облаченный в белую камбузную куртку и высокий, как пароходная труба, поварской колпак, самолично доставил на мостик порцию пельменей, по-ресторанному украшенных и прикрытых выпуклой блестящей крышкой, чтобы не выветрился пельменный дух. Задержался на минуту, чтобы лицезреть выражение лица американца от опробования русского национального блюда, выслушать слова восторга и скромно сказать: «Кушайте, на здоровье!».
       Вместо этого у лоцмана, отправившего первую пельмень в рот, чуть ли не искры посыпались из глаз и он задышал часто-часто, как собачонка после пробежки.
       - В чем дело, Митрич? – спросил капитан, видя, как глаза лоцмана заполнились слезами, мешая тому ясно видеть окружающую обстановку и осуществлять безопасную проводку судна.
       - Так им, наверное, досталась пельмень с сюрпризом, ответствовал Митрич. – Счастливый, однако!
       Капитану пришлось долго потом объяснять американцу по-английски пельменные традиции на русском флоте, и международный конфликт был улажен.
       … Но вернемся к нашему новогоднему столу в тот момент, когда на него стали подавать вожделенные пельмени. Кое-кто даже зажмурился, загадывая желание, прежде чем начать тыкать вилкой в тарелку.
       - Ой, а почему у меня одна пельмень сладкая? – спросил через некоторое время кто-то.
       - Это потому, - ответила повариха, - что я сюрприз сделала из сладкого изюма – чтобы жизнь в новом году была сладкой.
       - Ой, и у меня пельмень с сюрпризом! И у меня! И у меня! – стало доноситься с разных концов стола.
       - Это потому, - сказала Зоя Александровна, - что я каждому в тарелку положила пельмень с сюрпризом. Пусть у каждого сбудутся новогодние желания!
       - Ну, так не интересно… - протянул кто-то.
       - Зато справедливо! – сказал, как отрезал, капитан.
       И все с ним согласились. Не потому что капитан всегда прав, а потому что всем хочется счастья в новом году.

ТИМУР ГАЙДАР В АРКТИКЕ
       В Мурманске на борт нашего ледокольно-транспортного судна поднялся, чтобы совершить на нем творческий вояж в Арктику, маленький и крепенький, как гриб-боровик, лобастый и окончательно облысевший сын писателя Аркадия Гайдара - контр-адмирал и журналист Тимур Гайдар, чье имя прославил знаменитый отец в детской повести «Тимур и его команда». Хотя мало кто знает, что в рукописи имя главного героя сначала было не Тимур, а Дункан. Так что «тимуровское движение» вполне могло быть «дункановским», а сын писателя уже не был бы по жизни так привязан к популярному литературному образу и, возможно, не взял бы вместо своей настоящей фамилии Голиков писательский псевдоним отца.
       Мне, как судовому врачу, пришлось в рейсе пользовать Тимура Аркадьевича по поводу радикулита и простуды. Я растирал ему поясницу мазью, поил пациента настоем лекарственных трав, так и раззнакомились. Он рассказал, что только что расстался с военным отделом газеты «Правды» и перешел в «Известия». Это была его первая командировка в новой газете. Еще сказал, что у него есть сын Егор от дочери известного писателя Бажова Ариадны.

       …Так случилось, что когда наше судно застряло в районе Диксона в ожидании ледокола, за спецкором центральной газеты местное начальство прислало вертолет. А у меня появилась возможность слетать на этом вертолете в поселковую больницу с пациентом, которому требовался рентген.
       После посещения больницы мы устроились с пациентом в диксоновской гостинице вместе с Гайдаром в ожидании обратной вертолетной оказии. Тимура Аркадьевича по законам полярного гостеприимства повезли на зимнюю охоту, потом греться сауну, и не только паром.
       Поздним вечером я услышал грохот гусеничного вездехода у гостиницы и выглянул в окно. При ослепительном свете фар я мог наблюдать, как из чрева машины бережно вынимают безвольное тело в меховой одежде и на руках осторожно несут ко входу. Мелькнуло знакомое лицо с блаженной улыбкой удовлетворенного доверху человека.
       Утром я сидел возле гостиничного телефона в ожидании звонка из штаба морских операций, обещавшего предоставить вертолет для возвращения на судно.
       Наконец, долгожданная трель раздалась, и я поднял трубку.
       - Тимур Аркадьевич, – раздался из телефона вместо ожидаемого мужского голоса звонкий девичий голосок, - пионерская дружина имени Аркадия Гайдара построена, знамя вынесено, мы все ждем вас на встречу!
       - Одну минутку, - сказал я, - сейчас позову Тимура Аркадьевича.
       Оставив трубку возле аппарата, я прошел в номер, где проживал сын писателя, имя которого, оказывается, носит пионерская дружина на Диксоне.
       Тимур Аркадьевич сладко спал, не отреагировав на громкий стук в дверь. Я посомневался, стоит ли будить человека после вчерашнего тяжелого дня, но потом подумал, что пионерская просьба – дело святое, ведь дети сейчас стоят взволнованные под знаменем, предвкушая, как чудо, встречу с живым Тимуром из любимой книги. А потому решительно потряс живую легенду за плечо.
       - А?.. Что?.. – с усилием приоткрыл контр-адмирал осоловелые глаза.
       - Тимур Аркадьевич, пионерская дружина имени Гайдара построена, знамя вынесено, ждут вас на встречу!
       - У-у-у… - замычал, как от зубной боли, непроспавшийся человек. – Как они мне все… Кто все это придумал?.. Я им ничего не обещал!
       - Понял, - ответил я, трезво подумав, что если бы сейчас отождествляемый детворой с литературным Тимуром реальный Тимур Аркадьевич предстал перед школьниками в таком тяжелом виде, это было бы, по меньшей мере, непедагогично, могло дискредитировать пионерский идеал.
       - Алло, вы слушаете? – сказал я в телефонную трубку. – Тимур Аркадьевич передает вашей дружине свой горячий тимуровский привет, но сегодня, к сожалению, он прибыть не сможет. Так что позвоните ему попозже, чтобы договориться на другой день.
       - Доктор!.. Доктор!.. – заслышал я жалобный зов контр-адмирала через неплотно прикрытую дверь его номера. – Чего мне так хреново? Сделайте что-нибудь, доктор!
       - Сейчас, - ответил я и пошел на общественную кухню, где в холодильнике по моим наблюдениям должна была остаться не до конца оприходованная бутылка водки.
       Остаток оказался достаточным для «лечения». Я вылил все до капли в граненый стакан, захватил недоеденный кем-то соленый огурец и понес это для поправки здоровья жертве северного гостеприимства.
       - Спаситель вы мой! – благодарно высказался мой пациент, употребив «лекарство».
       И блаженно смежил веки.
       Не мог я представить тогда, что сын этого мило посапывающего человека Егор Гайдар через какое-то время возглавит правительство России, устроит «шоковую терапию» для страны, лишит людей сбережений, и станет доказывать нецелесообразность оседлого проживания россиян в арктических регионах с точки зрения макроэкономики.

ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!
       Когда наше судно стояло у причала португальской столицы Лиссабон, помполит (помощник капитана по политической части) повез группу специально отобранных членов экипажа на интернациональную смычку с местными коммунистами. В число избранных попал и я, эскулап-эсквайр, как представитель самой гуманной, хотя и аполитичной профессии.
       Братская коммунистическая встреча состоялась в районном комитете португальской компартии, внешне просто убогом в сравнении с нашими солидными райкомами КПСС. Это были несколько смежных комнат в обычном жилом доме, все убранство которых состояло из простецких деревянных столов (на таких обычно пенсионеры забивают "козла" во дворах), деревенских лавок вдоль стен и колченогих стульев для заседаний.
       Единственным украшением центральной залы был большой и облупленный портрет вождя мирового пролетариата, на котором дедушка Ленин приветственно приложил свою ладошку к демократичной кепчонке. Все остальное пространство голых стен занимали многочисленные партийные лозунги, отличавшиеся от наших традиционных лишь своим португальским правописанием.
       Мы скромно, как и подобает представителям великой державы, уселись рядком на жесткую лавку по одну сторону длинного деревянного стола, португальские партийные функционеры устроились на стульях по другую.
       Стол с коричневыми следами ожогов от сигарет был пуст, не покрыт, как принято у нас, красной скатертью, не стояло даже обязательного графина с водой для смачивания глоток ораторам.
       Некоторое время мы строили друг другу глазки, как "голубые", потом попытались заговорить. И тут выяснилось, что в отличие от шолоховского деревенского
коммуниста Макара Нагульнова, самостоятельно изучавшего зловредный английский язык для борьбы с врагами мировой революции, португальские коммунисты его "не понимэ". Испанский, язык их ближайших соседей, на котором наши моряки, многажды посещавшие Кубу, могли как-то изъясняться, португальским партийным функционерам тоже был чужд. Хоть бы пару слов на русском выучили "только за то, что им разговаривал Ленин"!
       Общения, ради которого мы пришли, не получалось, обсудить проблемы мирового коммунистического движения из-за языкового барьера мы не могли.
       Неловкое молчание затягивалось. Ограниченный обмен состоялся лишь между курильщиками - сигаретами и колечками дыма.
       Наконец, когда были докурены сигареты, самый главный из наших хозяев щелкнул пальцами и позвал:
       - Мария!
       Вошла молоденькая конопатая португалочка в джинсах и обтягивающей острые грудки футболке. В руках у нее был широкий поднос, на котором стояли запыленные (признак выдержанности) бутылки португальского портвейна и обычные граненые стаканы.
       За нашим столом после продолжительной тягостной паузы возникло восторженное оживление.
       Как только радостное бульканье красного коммунистического вина, разливаемого по стаканам, прекратилось, вновь наступила неловкая минута, потому что по этикету полагалось произнести приличиствующий случаю тост. Не для пития же мы, в самом деле, собрались в райкоме братской компартии, а для идеологического общения.
       Наш помполит пребывал в легком замешательстве, потому что хозяева упорно уступали право первого слова нашей делегации из великого СССР.
       - Доктор, - толкнул помполит меня, сидевшего рядом, локтем, - может вы чего ни будь сообразите? Скажите им пару слов на латыни - может быть, поймут? Сами говорили, что в португальском языке много латинских корней.
       Про латынь, конечно, он хорошо придумал, полагая, что в мединститутах учат не только выписывать рецепты на латыни, но и произносить тосты на этом "мертвом языке".
       Впрочем, я быстро сообразил, как вывернуться из создавшейся ситуации. Тем более, что перед моими глазами маячил на стене понятный по латинским корням типичный партийный лозунг на португальском, который я, некурящий, от скуки рассматривал, пока курильщики были заняты глубокомысленным вдыханием никотина.
       И потому я, слегка подражая кавказскому тамаде, солидно встал, высоко поднял свой наполненный доверху стакан, как бараний рог, и, как выяснилось, довольно правильно прочел слова португальского лозунга на стене:
       - Вива эль партитудо коммуниста португеза!
       Наши хозяева, с восторгом услышав из уст чужеземца родную речь, отреагировали на мой тост, славящий их компартию, по-южному темпераментно: вскочили со своих мест и прокричали, потрясая стаканами с вином:
       - Вива эль партитудо коммуниста португеза!
       Верный тон был взят, и после первого же глотка замечательного вина нашей компании стало ясно, откуда черпать тосты: ими были увешаны все стены райкома. А сходство партийных призывов КПСС и португальской компартии делало содержание выступлений понятным обеим сторонам, к тому же идеологически выдержанным.
       Между первой и второй - промежуток небольшой! И поскольку закуски выставлено не было, мы стали последовательно пропивать все коммунистические лозунги, включая
"ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!"
       Шутники утверждают, что на украинский язык этот лозунг переводится так:
"ГОЛОДРАНЦИ УСИХ КРАИН, ГОП ДО КУПЫ!"
       В связи с тем, что лозунгов на стенах оказалось чуть больше, чем портвейна на столах, главный "партайгеноссе" сказал девице Марии, чтобы принесла еще несколько бутылок, вероятно, из партийного резерва.
       После которых я, развивая роль кавказского тамады, обучал тонкую, смешливую и ловкую девушку танцевать "лезгинку". После недолгого экзерсиса она уже кружила вокруг меня под прихлопывания достаточно опьяненной компании, как настоящая горянка, помахивая над головой носовым платком, а я, вооружившись невесть откуда взявшимся столовым ножом, зажал его лезвие зубами, как кинжал, со свирепым видом абрека, только что спустившегося с гор, выделывал невесомыми от выпивки ногами соответствовавшие искрометному грузинскому танцу кренделя.
       Ну а потом гости и хозяева смешались, начали дружески похлопывать друг друга по плечам, обниматься, целоваться... Но самое интресное: стали оживленно переговариваться, непостижимым образом понимая друг друга.
       Наш помполит, упершись своим крепким потным лбом в раскрасневшийся от вина лоб главного райкомовского функционера, о чем-то горячо с ним спорил, а потом, достигнув консенсуса, лобызал своего оппонента взасос, как Генеральный секретарь Брежнев своих соратников.
       Так сам собой рухнул разъединяющий нас языковый барьер. Оказывается, не бывает непонятных языков, бывает просто мало вина.
       Расстались мы верными друзьями, клялись на прощанье в вечной дружбе и не менее вечном пролетарском интернационализме.
       Хотя ничего вечного на свете не бывает, даже пера, именуемого "вечным".

КАК Я ЧУТЬ НЕ ПОДСИДЕЛ ПРЕЗИДЕНТА ФИНЛЯНДИИ
       Наше судно стояло на ремонте в финском порту Турку. Дирекция судоверфи любезно предоставила морякам автобус и билеты для посещения концерта органной музыки в близлежащем курортном городке Нантали.
       Концерт проходил в солидном каменном соборе, погруженном в полумрак густых крон лиственниц и сосен.
       Когда мы вошли внутрь, то обнаружили, что большинство мест на тяжелых темного дерева лавках уже заняты. Так что сесть вместе всей группой не удалось, каждому пришлось подыскивать себе отдельное местечко.
       Из любопытства я прошел вперед, к самому оркестру, и обнаружил, что первая лавка совершенно свободна, вероятно, из-за нежелания слушателей, чтобы музыка "давила" им на чувствительные уши. Мне же все равно, как сказал учитель пения в школе, "медведь на ухо наступил", так что я эту громкость как-нибудь вынесу. Зато отсюда будет отлично видно, как управляются со своими замысловатыми инструментами музыканты органного оркестра, как смешно трясет головой и машет крыльями-руками дирижер. И потому с видом истинного ценителя Баха, произведения которого значились в программе, я уселся на широкую прохладную скамью, закинув ногу на ногу.
       В ожидании начала концерта я повертел головой, оглядывая публику: дам в вечерних туалетах и мужчин в строгих парадных костюмах. Никто из них повышенного внимания к моей одиноко сидевшей персоне не проявлял, впрочем, и рядом никто из еще входивших не садился. Я мог не только вальяжно и со вкусом сидеть, но даже улечься на лавку.
       Наконец появились музыканты, важно вышел дирижер - им похлопали.
       Дирижер после поклона внимательно поглядел на меня и отвернулся к пюпитру, стал перелистывать ноты, потом вновь почему-то взглянул на меня через плечо, будто я ему чем-то понравился. Наверное, видом меломана.
       Неожиданно музыканты встали и захлопали в ладоши. Зрители тоже стали приподыматься с мест и аплодировать. Наверное, здесь такой обычай перед началом концерта. Пришлось встать и мне...
       И тут я увидел поверх голов, как по проходу идут знакомый мне по телевизионным новостям Президент Финляндии с супругой, сопровождаемый адъютантом в красивой военной форме с аксельбантами.
       Высокие гости явно направлялись к моей лавке, и у меня хватило сообразительности вовремя отступить. Президент одарил меня дипломатичной улыбкой и уселся на мое пригретое место. Рядом расположились его супруга и красавец-адъютант. И хотя дальше эта лавка оставалась свободной, я счел для себя нескромным без приглашения сидеть на одной доске с Президентом суверенной Финляндии и поискал себе другое место.
       Дирижер взмахнул руками, и загремел орган. Музыку я слушал невнимательно, а больше думал - выгнали бы меня или нет, если бы я остался на одной лавке рядом с Президентом Финляндии? Может быть, и раззнакомились бы, обменялись взаимными приглашениями...
       Зато было бы о чем вспомнить! Мир полон возможностями, никогда не осуществленными.

КИ - КО - СЭ
       Нас поставили к причалу в предместье французского города Бордо, куда я и отправился в увольнение, не забыв прихватить блокнот с записями обиходных французских выражений, выписанных русскими буквами.
       Автобус привез меня на большую площадь с памятником жирондистам. Тот был окружен вздыбленными бронзовыми конями и фонтанирующими струями воды. Приметное место. Но на всякий случай я запечатлел в памяти табличку на автобусной остановке: "ESPLANADA QUINCONCES".
       Теперь можно двигаться в любом направлении, не заботясь о запоминании обратного пути. Если что - всегда можно спросить. Как говорят моряки, лучший способ определения на местности - спросить у местного населения.
       Оставлю описание славного Бордо, давшего название одноименному вину, чтобы не потерять нити повествования. Ибо я вскоре потерял ориентировку во времени и пространстве, углубившись в лабиринты романтичных улочек старинной части города, ощутив себя перенесенным в прошлые века.
       Меж тем по моим наручным часам приближался срок последнего рейса нужного мне пригородного автобуса. И потому я достал свой заветный блокнот-разговорник и обратился к молоденькой и худенькой до прозрачности мадмуазель.
       - Сильвупле, коман ватон а "Эспланада Куинконцес"?
       Мадмуазель сделала удивленные глаза и ответила в том смысле, что "Эспланады Куинконцес" в Бордо нет.
       - Как же нет? - уже по-русски возмутился я. - Там еще памятник жирондистам с во-от такими лошадьми и фонтанами!
       Ах, эти ветреные француженки! Не знают города, в котором живут. Впрочем, как и москвичи не знают своей столицы. Можно стоять на искомой московской улице, спрашивая всех, где она находится, и только, может быть, десятый прохожий скажет, что это она и есть, остальные только пожмут плечами.
       Пришлось обратиться к престарелому замшелому месье, родившемуся, вероятно, еще до французской революции. Уж он-то должен знать эту историческую площадь.
       Когда и месье на мой вопрос об "Эспланада Куинконцес" недоуменно пожал плечами, мне стало несколько не по себе. Хотя, возможно, старик страдает склерозом и не помнит не только площади с огромным памятником жирондистам, но и своего собственного имени.
       Тогда я стал искать среди прохожих человека, который хотя бы мало-мальски владел английским. Таковой вскоре нашелся. Напоминал он своим строгим костюмом и отрепетированной улыбкой банковского служащего. И почти с банковской гарантией он заверил меня по-английски, что "Эспланады Куинконцес" в Бордо нет.
       Это озадачило меня. Заулыбалась перспектива опоздать на последний автобус и провести всю ночь под открытым небом и французскими каштанами.
       Что в таких случаях должен делать профессиональный мореплаватель?
       Правильно, он должен раздобыть карту, чтобы определиться на местности.
       А где можно найти карту города? Естественно, в ближайшем книжном магазине.
       Мне повезло, что подобный магазин был открыт, и туристские карты были в наличии - хоть Бордо, хоть Парижа, хоть Нью-Йорка, хоть Токио, хоть Стамбула. Не было только плана-схемы Жмеринки, но это извинительно, в Жмеринке и так скажут где что.
       Едва я развернул нужную карту, как сразу наткнулся на площадь с обозначением: "ESPLANADA QUINCONCES".
       - Да вот же она! - радостно воскликнул я. - И никуда не девалась. Ну, граждане-бордовцы, не знаете вы своего Бордо!
       Осталось выяснить свое местоположение. Продавщица помогла мне определиться. Когда же я ткнул пальцем в заветную "Эспланаду Куинконцес", как я произносил это название, тщательно выговаривая все написанные латинские буквы, она меня поправила. Оказывается, "Quinconces" читается вовсе не "Куинконцес", а "Ки-ко-сэ".
       Ох, эти легкомысленные французы! Не произносят и половины написанных букв. Как говорится, пишут "Манчестер", читают "Ливерпуль".
       Далее все было просто. Я шел по кривым улочкам, помнившим, кажется, звон шпаг королевских мушкетеров, с удовольствием спрашивал встречных, правильно ли я иду к этой самой "Ки-ко-сэ", стараясь воспроизвести французский прононс, похожий на заложенность носа при насморке, и все мне подтверждали правильность маршрута.
       На автобус я успел, ночью уютно спал в своей каюте, а не на жесткой лавке под французскими каштанами. Хотя последнее было бы более романтичным.

МИКРОЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ В МЕССИНЕ
       Если кто забыл: упомянутое в поэме Блока сильнейшее землетрясение 20 века на итальянском острове Сицилия произошло 28 декабря 1908 года.
       В 5 часов 20 минут вдруг вспучилось море, поднялись к небу огромные волны-цунами, которые понеслись на древний приморский город Мессину, опрокидывая на своем пути суда у причалов, сшибая мосты, превращая красавицу-набережную в груду мокрых камней. В это же время начала содрогаться земля. И один мощный толчок превратил Мессину, заселенную еще до Рождества Христова, в руины.
       А в это время в заливе стоял на якорях учебный отряд русских кораблей - броненосец "Цесаревич", крейсеры "Аврора" и "Олег".
       Когда русские моряки высадились на берег, их взору предстала искалеченная набережная, обрушенные дома в клубах пыли и дыма, разбитые в щепу вагоны на разрушенном вокзале, разорванные и скрюченные страшной силой металлические рельсы.
       День и ночь работали наши моряки, вытаскивая из-под обломков моливших о помощи живых и навеки смолкших мертвых.
       ...По окончании спасательной операции итальянские власти устроили большой прием в чудом сохранившейся, хотя и обгоревшей городской ратуше.
       Говорились благодарственные речи. Русским морякам вручали серебряные медали за спасение мессинцев. Подносили вкусное итальянское вино (водки не подавали -не принято).

       В нынешнем отстроенном городе-порте Мессине, куда зашло наше судно, на современной каменной набережной возвышается гранитное изваяние грозного Нептуна, направившего свой трезубец в сторону Мессинского пролива, известного своими крутыми водоворотами под названиями Сцилла и Харибда, вошедшими в поговорку:
"Пройти между Сциллой и Харибдой".
       Наш теплоход благополучно прошел между Сциллой и Харибдой, миновал Повелителя морей и океанов на набережной и ошвартовался почти в самом центре города рядом с белой статуей красивой женщины, на постаменте которой было выбито по-итальянски "Мессина". За ее спиной возвышался утопающий в зелени муниципалитет с государственным флагом на крыше, вокруг которого кружились голуби. Далее на холмах раскинулся живописный город, над которым доминировал величественный собор, упиравшийся крестами в самое небо.
       Полицейский на набережной отгонял любопытных с причала, чтобы не мешали швартовке. Рыбаки с удочками отрывали свои взгляды от поплавков, чтобы взглянуть на русский ледокольно-транспортный корабль, пришедший из морозного заснеженного Мурманска.
       У них же зимой вместо изморози была легкая изморось, вместо белого снега - белые цветы на клумбах, а вместо серебристых сосулек на уличных деревьях золотились мандарины.
       После длительного и утомительного перехода по сильно штормящим в эту пору морям у нашего экипажа появилась возможность "размагнититься" в этом теплом раю.

       Один из мотористов накануне позволил себе от души утолить жажду пивом, купленному в магазинчике в двух шагах от парадного трапа. А утром после ночной вахты он отправился осваивать город.
       В пиццерии, куда наш моряк зашел просохнуть от накрапывающего мелкого дождика, русской водки не подавали, как, впрочем, и "Смирновской" и "Абсолюта" (не принято) - только виноградное вино разных сортов.
       Однако в ответ на настойчивое повторение клиентом одного и того же заклинания "водка" хозяин принес-таки из кладовой какого-то крепкого напитка.
       - Водка? - уточнил моторист. - Наливай!
       Первые же сто грамм сицилийской водки, напоминавшей самогон, принятые "для сугреву" за стойкой бара, вероятно, пришлись на "вчерашние дрожжи", потому что
стойкий, как оловянный солдатик, русский моряк совершенно неожиданно для себя сомлел и сполз со стула на пол заведения.
       Хозяин, как принято у них, вызвал полицию.
       Приехавшие карабинеры, удостоверившись в отсутствии криминала, вызвали "скорую помощь", которая и увезла безвольное тело утомленного бессонной ночью и алкоголем моряка в ближайший госпиталь.
       Там в палате приемного покоя бесчувственного пациента окружили опытные врачи и заботливые медсестры, сделали протрезвляющую инъекцию. Охранник госпиталя
в черной униформе, помогая пациенту прийти в сознание, стал похлопывать его по щекам...

       Когда наш моторист открыл глаза, закрытые еще за стойкой бара, он немало удивился перемене обстановки. Какой-то амбал в черном хлещет его по щекам, а вокруг стоят незнакомые люди во всем белом и сверлят его глазами.
       Все ясно! Он попал в руки сицилийской мафии, о которой как раз прошел сериал по российскому телевидению.
       Размышлять своим суженным после протрезвления сознанием на кой ляд простой русский моторист сдался сицилийской мафии он не стал, ибо был человеком решительных действий.
       А потому крепкой натруженной рукой, привыкшей к тяжелым гаечным ключам, он, извернувшись, нанес неожиданный удар в челюсть охраннику, так что тот свалился в нокаут.
       После чего вскочив на ноги и плохо соображая, что делает, борющийся за свою свободу моряк схватил, как кинжал, лежавшие на инструментальном столике длинные ножницы для разрезания повязок и с их помощь обратил в бегство остальных "мафиози" в белых халатах.
       А далее он, не раздумывая, вскочил на подоконник, двинул ногой по раме, от чего створки окна разошлись, и прыгнул вниз, не ведая высоты. Хорошо, что это оказался первый этаж. Тем не менее, приземлившись на асфальт внутреннего дворика, подвернул ногу в голеностопе. Но не сдался, а побежал, хромая и превозмогая боль, к высоким металлическим воротам и стал карабкаться по ним наверх, как матросы при взятии Зимнего.
       За беглецом уже мчались перепуганные врачи, медсестры, санитары и вызванные на подмогу другие охранники. Скопом они стащили упиравшегося героя, заломили ему руки, защелкнули на запястьях наручники, и пока он бился насмерть с превосходящими силами, сумели заголить ягодицу и вонзить в нее иглу, через которую ввели такое сильное средство, против которого не устоял бы и слон.

       На наш теплоход приехал морской агент.
       - Капитан, - сказал он, - надо забрать из госпиталя вашего моряка. Он слегка перебрал, и ему там оказали некоторую медицинскую помощь.
       К моменту приезда капитана наш герой уже пришел в себя и пребывал в сладко-заторможенном состоянии на сидячей каталке. Его только что свозили на рентген, перелома в области голеностопного сустава не нашли, поэтому ограничились только давящей повязкой.
       - Капитан, - попросили итальянские врачи, несколько сконфуженные тем обстоятельством, что не сумели профессионально обеспечить безопасность пациента, когда тот пребывал в сумеречном состоянии сознания, - проявите милосердие и не наказывайте этого моряка. Мы понимаем - он устал в море. С каждым такое может быть. У нас к нему нет никаких претензий, платы за медицинскую помощь никакой не нужно. Мы помним, что русские моряки некогда спасали жителей Мессины при землетрясении. За добро надо платить добром.
       Капитан обещал подумать.

ЗА КУРЕВОМ
       Как-то случилось, что в судовой артелке закончились сигареты, и курильщики в отсутствии привычной услады взвыли, стали делать самокрутки из чая. Помполит, как самый заядлый курильщик (профессия такая), встал на защиту интересов «народа», совпадавших с его собственными, и поставил перед капитаном этот вопрос, как политический: воля народа превыше всего.
       - Ничего, - утешил своего первого помощника капитан, - навстречу идет судно нашего пароходства, там капитаном мой приятель, договоримся насчет курева.
       При сближении суда застопорили машины и легли в дрейф.
       С нашего теплохода была спущена спасательная шлюпка, в которую сгрузили тушенку, сгущенку и другие продукты для обмена на сигареты. В шлюпку сели капитан, старший, первый, второй и третий помощники, у которых на встречном судне тоже оказались кореша и однокашники по «макаровке». Два матроса были взяты для отдачи швартов, третий механик для запуска шлюпочного двигателя.
       Командовать нашим дрейфующим судном остался самый младший из судоводителей – четвертый помощник капитана. Пусть привыкает к самостоятельности!
       Радостная встреча друзей и однокашников в открытом море затянулась до полуночи. К этому времени усилился ветер, подняв высокие волны.
       Ошвартованную шлюпку стало чувствительно бить о борт теплохода, а разгулявшаяся компания все веселилась, дорогие гости все не могли расстаться с гостеприимными хозяевами, хорошо упившись. Непонятно даже, как они в таком состоянии смогли спуститься по шторм-трапу в ходившую вверх-вниз на волнах шлюпку.
       Хорошо, что на ней были трезвыми оба матроса, которых забыли угостить. Они и повели шлюпку с пьяными пассажирами в ночную темь, ориентируясь по судовым огням. Но на середине пути мотор стал чихать и заглох. Шлюпку развернуло бортом к волне и стало ощутимо раскачивать, кидая из стороны в сторону и без того нетвердо державших равновесие людей. Нетрезвый механик долго не мог запустить двигатель, пытаясь устранить неисправность при свете фонарика.
       - На весла! - с пьяной удалью кинул лозунг в массы помполит. – Али мы не моряки?
       Наконец, шлюпочный двигатель с грехом пополам удалось запустить и к двум часам ночи морские путешественники подошли к борту родного судна, изрядно поколотив о него шлюпку и что-то там повредив при ее подъеме. «Сломавшегося» после митинговых выступлений помполита пришлось выносить из шлюпки и нести в каюту на руках.
       … А поутру они проснулись. И тут выяснилось, что то, за чем ехали, как раз и забыли взять. Свои продукты для обмена оставили, а сигареты не забрали.
       - Нет, этот случай нельзя так оставлять! – высказался за обедом в столовой команды председатель судового комитета профсоюза, по должности старший моторист. – Это же надо: потеряли зазря столько часов ходового времени, спасательную шлюпку сломали, свои кровные продукты «дяде» подарили, а курева в обмен так и не получили.
       Курильщики шумно поддержали народного представителя. Досада их была велика, чайная заварка для курения оказалась хуже махорки.
       Проспавшийся помполит зашел ко мне в амбулаторию.
       - Доктор, для вас есть важное общественное поручение. Надо экипажу срочно прочесть лекцию о вреде курения. И побольше страшных фактов – чтобы курить не хотелось… Кстати, а у вас сигаретки не найдется? Как, не курите? Доктор – и не курит! Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! Ха-ха-ха…
       А в это время председатель судкома, этот зачинщик народной смуты, был вызван по трансляции к капитану.
       Когда он явился, капитан уважительно усадил профсоюзного лидера на мягкий диван за журнальный столик, на котором уже стояли тарелки с бутербродами и салатами, окружая большую бутылку виски.
       Наливая до краев два полных стакана, капитан ласково проговорил:
       - Надеюсь, не откажетесь выпить с капитаном? За то, чтобы между нами не было недопонимания. Вы ведь и дальше хотите на моем судне плавать?
       И пронзительно глянул прямо в зрачки старшему мотористу, облеченному народным доверием. Тот дрогнул и не посмел отказаться от навязываемого стакана.
       - Вот и молодец! – удовлетворенно сказал капитан. – До дна, на слезы не оставляй! Закуси… Будут какие-то проблемы – смело ко мне обращайся! Если есть у нас какие-то отдельные недостатки – все сделаем, чтобы устранить. А проблему с обеспечением сигарет возьму под свой капитанский контроль, чтобы больше такого «прокола» не повторялось. Так и передайте экипажу.
       После приема «на грудь» стакана крепкого виски старший моторист успел часок вздремнуть, прежде чем вышел на свою вахту в машинное отделение. Тут его и застукал с еще не выветрившимся запахом алкоголя старший механик.
       Немедленно был составлен акт отстранения от работы в связи с алкогольным опьянением. И вот наш герой снова в капитанской каюте, но уже в сопровождении старшего механика, как провинившийся.
       Капитан вертит в руках компрометирующий документ и с удивлением спрашивает:
       - А ты почему, собственно, позволяешь себе являться на вахту в нетрезвом состоянии? Думаешь, если тебя избрали председателем судового комитета профсоюза, тебе все можно?
- Вы же сами угостили…
       - Ну и что? Угощал, а не заставлял. В рот не вливал. Отказался бы. Откуда я знал, что тебе скоро на вахту? Я к тебе с полным уважением, а ты вон как платишь за добро – выходишь на вахту в состоянии алкогольного опьянения. Ну, просто не знаю, что теперь с тобой и делать. Списать, что ли, в первом порту с последующим увольнением из пароходства по статье? …И часто он себе позволяет подобные нарушения? – спрашивает капитан уже старшего механика.
- Да нет, это первый раз.
       - Ну, на первый раз ограничимся предупреждением. Все-таки как-никак председатель судкома, избран народом. Окажем ему уважение. Чтобы не говорили, что администрация профсоюз зажимает. Пусть этот случай пока будет между нами. Но если что – эта бумага может всплыть. Вот здесь она будет храниться, в этой папке. Понял?
       - Понял, - обречено сказал профсоюзный лидер и крепко-накрепко прикусил свой язык, до боли, чтобы не высовывался.
       На ближайшем профсоюзном собрании он попросил о своем переизбрании. Но его самоотвод никто не принял.

ПРАВОЗАЩИТНИК
       На арктическом ледоколе, где я одно время работал, сауна была окружена всеобщим благоговением. На ее двери висел "Устав" в стихах, начинавшийся словами:
       Так уж исстари ведется,
       Баня "доктором" зовется.
       Простудился, захандрил -
       Баньку тут же истопил!
       И действительно, в древних летописях есть сведения о русской бане.
       Некий чужестранец сообщал, что узрел он в русской земле диво чудное, как русские мужики сами себя мучат жаром и паром от раскаленных каменьев, да еще и хлещут при этом березовым веником по своему голому телу, а потом сигают в холодную воду, и тем здоровы.
       В то время как в "цивилизованной" Европе особо мыться было не принято. Вместо этого они поливали себя духами и одеколонами, чтобы перебить дурной запах грязного тела, а на королевских столах даже ставили специальные плошки для раздавливания выловленных на себе блох.

       В банный день на ледоколе с утра замачивались веники, заваривалась мята для ароматизации пара, настаивался потогонный чай из липы с медом, повар разливал в емкости "банькоманов" свежеприготовленный квасок, прачка выдавала чистые простыни и полотенца - это был целый ритуал.
       После сауны у всех наблюдалось приподнято-радостное настроение, как у детей поутру.
       И вот этот храм психологической разгрузки повелел прикрыть в целях экономии пресной воды недавно пришедший на судно новый капитан.
       У каждого капитана свой "бзик", подметил писатель-моряк Виктор Конецкий. Один из его литературных героев шил на досуге тапочки для покойников. А у нашего
капитана оказался "бзик" по части экономии воды. Вероятно, потому что сам он, в отличие от прежнего "мастера", не был поклонником банных процедур и считал судовую сауну излишеством, приводящим к перерасходу пресной воды.
       На прием к капитану явилась делегация моряков-ледокольщиков во главе с председателем судового комитета профсоюза. Но капитан жестко объяснил ходокам, что не намерен обсуждать свои служебные распоряжения с общественностью.
       - Откуда я знаю, - сказал он, - хватит ли нам пресной воды, если у меня нет еще планов ближайшей работы?
       Аргументы, вроде того, что судовая опреснительная установка исправно и даже с избытком "варит" пресную воду, капитан решительно отверг.
       - А если нам придется длительно находиться без движения в ожидании, в обеспечении, когда опреснительная установка не функционирует?
       - Ну, мы не первый год на ледоколе, никогда такого у нас не было.
       - Я тоже не вчера стал капитаном, и у меня такие случаи были! А капитан должен все предвидеть и предусмотреть, иначе он плохой капитан.
       Несолоно хлебавши, профсоюзная делегация в полном составе явилась в судовую амбулаторию.
       - Вот ты, док, давеча нам песни пел на лекции о пользе сауны для поддержания здоровья в условиях Арктики. А капитан на все это дело положил "с приветом", приказал старпому закрыть нашу сауну на ключ. Неувязочка получается: медицина твердит одно, администрация другое. Требуется ваше "хирургическое вмешательство". Сами говорили, что по морскому уставу требования судового врача в вопросах здоровья обязательны для всех членов экипажа. Наверное, и для капитана тоже? Вот и потребуйте! А то ему воды жалко, а не моряков! Хотя воды у нас - хоть залейся!
       Что ж, отступать мне было некуда, пришлось пообещать морякам порадеть за их любимое детище буквально на сегодняшнем командирском совещании. Хотя прошибить
капитанское упрямство особо не рассчитывал.
       Первое впечатление от нового капитана у меня было: хладнокровен, как лед, невозмутим, как сфинкс. Потом, правда, стала доходить противоположная информация. То один, то другой штурман, молодые крепкие ребята, стеснительно обращались ко мне после вахты за успокаивающими средствами.
       - Что, новый капитан достает? - интересовался я.
       Они отвечали словами фривольной песенки.
       Капитан глядит угрюмо,
       Джон Кровавое Яйцо.
       Словно зад у бегемота
       Капитаново лицо.
       Сильные успокаивающие средства судоводителям давать нельзя, чтобы не вызвать замедление реакции при управлении ледоколом. Поэтому я составлял более мягкую
растительную смесь из пустырника, валерианы, ландыша, боярышника.
       - Вы бы бадейку с успокаивающей микстурой на мостике поставили, - шутили мои пациенты.
       Я расценил это периодом "притирки", подумал, что новый капитан, как новая метла, по-новому метет в ходовой рубке, и в этом причина повышенной нервозности
молодых штурманов. И не мог поверить, что это связано с неустойчивостью психики нового капитана, которую он позволял себе проявлять на своем капитанском мостике, в то время как в другое время на людях исполнял совсем другую роль: спокойного выдержанного человека. Как это иногда бывает: человек с двумя лицами.
       Вот и на командирском совещании, где я взял слово, в ответ на мою пламенную речь в защиту прав моряков на здоровье с помощью судовой сауны, официально признанной Институтом гигиены водного транспорта эффективным профилактическим средством поддержания здоровья в условиях арктического плавания, капитан не дрогнул ни одним лицевым мускулом, будто на лице его маска.
       - Хороший пасечник, - сказал я, чтобы пробить брешь в капитанском панцире, - заботится о здоровье пчел, и потому всегда бывает с медом, а плохой пасечник заботится лишь о том, как больше выкачать меда, и потому остается без пчел и без меда.
       - Не будем отвлекать командирское совещание на мелкие бытовые вопросы, которые решаются в рабочем порядке, - сказал, поморщившись, капитан. - Давайте по делу и о производстве. И без ненужных эмоций!
       Я счел, что выпустил свои патроны вхолостую. Морские офицеры глядели на меня сочувственно, но словесно не поддержав. Они люди флотские, подневольные, не то, что доктор, который подчинен Минздраву.
       Вернувшись после командирского совещания в каюту, я успокаивал себя тем, что сделал все, что мог. Пусть кто может, сделает больше. Ведь даже профсоюз на этом капитане обломал себе зубы.
       Не успел я снять морскую форму, положенную при посещении командирских совещаний, как услышал по судовой трансляции: "Судовому врачу срочно зайти в каюту капитана!"
       "Что там могло стрястись, - подумал я, - что вызывают не по телефону, а по громкоговорящей связи?"
       Когда я, поднявшись на лифте, вошел в просторную капитанскую каюту, ее хозяина трудно было узнать. Маска невозмутимого сфинкса была сброшена, передо мной предстал совершенно другой человек.
       Он нервно ходил по мягкому паласу из угла в угол и выглядел, как закипающий самовар.
       - Вы! - истерично задыхаясь, набросился капитан с упреками на меня. - Как вы не понимаете, что своим выступлением на командирском совещании подрываете мой капитанский авторитет, который мне, новому капитану, необходимо завоевывать, чтобы эффективно управлять экипажем и судном? Почему вы ведете себя так
безответственно? Почему вы вместо того, чтобы помочь капитану найти общий язык с командирами, вбиваете клин в деловые отношения? Почему вы, обязанные по должности владеть психологией взаимоотношений в коллективе, позволяете себе нарушать главный врачебный принцип "не навреди"? Где ваш медицинский профессионализм?
       Чем больше капитан говорил, тем больше "заводился", жестикулируя, театрально заламывая руки и буквально бегая по каюте, а голос его приобретал женские визгливые интонации.
       Короче говоря, это была самая натуральная истероидная реакция, и я оказался ее причиной. Впрочем, не единственной. Сказался, вероятно, и хронический судоводительский стресс, и так называемый "синдром полярного напряжения", который испытывает в Арктике всяк туда приходящий, и "кислородное голодание" высоких широт, вызывающие нервное истощение. Да и характер у капитана, как выяснилось, оказался неврастеничным, хоть он и пытался это усиленно скрывать.
       Как порой обманчиво первое впечатление! Теперь я понял, почему судоводители после вахты с капитаном идут ко мне за успокаивающими средствами. Ведь меня самого уже начали "заводить" визгливо бросаемые мне в лицо обидные капитанские упреки, вроде бы логичные по форме, но несправедливые и демагогичные по существу.
       Обычно истерику останавливают сильным внешним раздражителем, например, пощечиной или плесканием воды из стакана в лицо. Для данного случая это не подходило, могло быть неправильно истолковано, как оскорбление действием или даже нападение на капитана. Оправдывайся потом!
       И потому я для прерывания истероидной реакции пациента выбрал словесный раздражитель.
       - А ну, прекратите истерику! - грубо заорал я на капитана, как старшина на новобранца. - Вы капитан или портянка? А ну, возьмите себя в руки, а не то я вас спишу с ледокола, как психопата!
       Впервые за свою врачебную практику я так повышал голос на пациента, тем более капитана. Мне за свое поведение было стыдно, но ничего лучшего я придумать не мог.
       "Шоковая терапия" оказала свое воздействие. Капитан осекся, выпучив от удивления глаза, и вроде как остолбенел. Только через минуту он обрел дар речи.
       - Вы почему на меня кричите? - удивился он.
       - Чтобы прекратить вашу истерику... Принести вам чего-нибудь успокаивающего?
       - Не надо! - отказался капитан. - А то еще запишите в амбулаторном журнале, что у капитана нервы не в порядке, потом на медицинской комиссии начнут придираться.
       - Хорошо, я ничего нигде писать не буду. А как насчет сауны?
       - Я подумаю.
       На том мы и расстались. Сауна в тот же день по распоряжению капитана была открыта.
       Я мог праздновать маленькую победу, принимать поздравления от экипажа, как правозащитник.
       Однако ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Капитан нашел способ мне отомстить. Но об этом мне не хочется вспоминать. Бог ему судья!

БИФШТЕКС
       На пассажирском теплоходе, куда я был назначен после плаваний на сухогрузе, было два камбуза: один для ресторана, другой для экипажа.
       Камбузом для экипажа заправлял веселый молодой паренек Степа, возле которого все время вертелась симпатичная камбузница Лида, часто напевавшая во время
работы. Я даже сделал ей комплимент, перефразировав известные стихи:
       Хорошая девочка Лида
На камбузе нашем поет!
       Готовил Степа не так изысканно, как это делалось на ресторанном камбузе для пассажиров, но вполне добротно. Зато у меня с ним никогда не было головной боли в отношении соблюдения санитарных правил. На все мои докторские замечания он шутливо вскидывал ладошку к поварскому колпаку и бойко отвечал: "Бу сде!", что означало: "Бу-дет сде-лано!"
       Когда я в очередной раз зашел на камбуз для снятия пробы, "шеф", как и положено, был в свежей камбузной куртке и белом накрахмаленном колпаке, готовый к раздаче пищи.
       - Все готово, все вкусно, все романтично! - с привычной веселостью доложил он. - Суп с "хрюкадельками", бифштекс с "яйками" и компот с витаминком "С"!
       Взяв протянутую ложку, я отпробовал приготовленные кушанья, расписался в бракеражном журнале и пошел переодеться к обеду.
       Именно в этот обед и случилось "страшное"...
       Один из степиных бифштексов по непонятной причине оказался сыроватым изнутри, недостаточно прожарен в духовке.
       И надо же такому случиться, что именно этот злополучный бифштекс попал на тарелку самому капитану!
       На капитана, разломившего вилкой недожаренный бифштекс, было больно смотреть. Так, должно быть, выглядит человек, получивший смачный плевок от верблюда.
       Тяжелой тучей поднялся наш тучный капитан из-за стола.
       - Этот бифштекс - ко мне в каюту! - приказал он буфетчице.
       Через минуту по судовой трансляции донесся громкий голос вахтенного помощника: "Судовому врачу, первому помощнику капитана, старшему помощнику капитана, секретарю партийной организации, председателю судового комитета профсоюза, председателю группы народного контроля и шеф-повару экипажа срочно прибыть в каюту капитана!"
       Я несколько замешкался в судовой амбулатории, осматривая пациента, и прибыл в каюту капитана, когда уже все вышеперечисленные лица дисциплинированно собрались.
       В каюте царило тяжелое молчание, как у гроба покойника, все ждали меня. Вместо покойника на письменном столе стояла тарелка с разломанным пополам бифштексом. Капитан сидел перед ней в скорбной позе.
       - Доктор, ждать себя заставляете! - с места в карьер бросил мне гневный упрек капитан. - Вы снимали пробу?
       - Конечно.
       - Так почему же мне подан сырой бифштекс? Решили капитана отравить?
       "Ну, от сырого бифштекса, - хотел сказать я, - еще никто не умирал. В некоторых ресторанах бифштекс специально не дожаривают - на любителя. А немцы вообще едят сырое рубленое мясо, смешанное с сырым яйцом. Сам пробовал этот "деликатес" во время студенческой практики в Эрфуртской медицинской академии. И ничего - жив!"
       Но не стал высказывать капитану этих крамольных мыслей - не поймет! Так же как не поймет слов Чехова о том, что человек, считающий себя культурным, не станет устраивать скандала из-за плохо прожаренной котлеты.
       Вместо этого я сказал:
       - Не мог я, к сожалению, разломить для пробы все бифштексы. Кто бы после этого их стал есть? Проба в соответствии с санитарными правилами снимается выборочно.
       Моя железная логика, как щит, отразила брошенное в меня тяжелое копье капитанского упрека.
       - С вами, доктор, все ясно! - перевел "мастер" свой грозный взор на побелевшего, как камбузная куртка, кока.
       - Доктор снимал пробу? - подозрительно переспросил капитан бедного Степу, стоявшего ни живым, ни мертвым.
       - А? Что? - вышел повар из оцепенения. - Снимал! - утвердительно закивал он головой. - Могу бракеражный журнал показать. Принести? Сейчас сбегаю!
       - Не надо, верю, - царственным движением руки капитан отмел поползновение виновника сбежать.
       После чего наступила тягостная минута, в течении которой капитан наливался гневом и багровел.
       - Так почему же, - выдержав актерскую паузу, возвысил, как трагик в шекспировской пьесе, свой голос капитан, - у тебя бифштексы сырые?
       - Не все, всего один, извините, не доглядел, сам не знаю, как так получилось, больше этого не повторится, обещаю... - залепетал Степа, уже не похожий на того весельчака и балагура, каким его любили в экипаже.
       - Зато я знаю, по-че-му! - прервал его жалкие оправдания капитан. Это - тебе - Лида - мешает! Отвлекает от производства!
       - Нет, ничего она мне не мешает, наоборот, хорошо помогает, - скороговоркой продолжал оправдываться Степа.
       - Как не мешает, когда ты с ней крутишь шуры-муры?
       - Никак нет, не кручу!
       - Это что же, по-твоему, капитан врет?
       - Ну что Вы, ни ради Бога!
       - Хорошо, пусть нам скажет первый помощник капитана: крутят они или нет?
       Помполит для солидности раскрыл свою заветную тетрадку, в которую записывал компромат обо всех, сверился с записями и важно кивнул головой.
       - Вот видишь, - сказал капитан Степе. - А ты тут нам наводишь тень на плетень. Правду надо говорить капитану! Правду, правду и ничего, кроме правды!
       За все время этого скорого капитанского "суда" никто из "присяжных" даже не кашлянул.
       - Значит так, - огласил свой "приговор" капитан. - Камбузницу списать, а вам, доктор, впредь усилить контроль за качеством приготовления пищи! Все свободны!

       ..."Хорошая девочка Лида" была списана, никто больше на камбузе не пел, а все бифштексы у Степы теперь были пережарены.

ОБЛИКО МОРАЛЕ
       На пассажирском теплоходе у пожилого капитана, страдавшего импотенцией, был свой «бзик» по части соблюдения членами экипажа библейской заповеди «не прелюбодействуй». Вероятно, этим он пытался искупить грехи своей молодости, поскольку за ним самим тянулся из прошлого длинный хвост его коротких связей. Правильно говорят, что хорошие советы дает тот, кто уже не в состоянии подавать дурные примеры.
       После полуночи капитан, которого мучала возрастная бессоница, выходил на «охоту» за нарушителями «облико морале» в «кошачий переулок», или «кошатник», как прозывали моряки жилой блок, где проживал женский обслуживающий персонал (бортпроводницы, официантки, уборщицы, прачки), прислушиваясь к звукам, доносившимся из кают.
       В одной из кают чуткий слух «охотника» уловил шорохи, поскрипывания, стоны и иные звуки библейского греха.
- Откройте! – громко застучал капитан в дверь каюты,
предусмотрительно запертой на ключ изнутри.
       Ну, какой же дурак откроет дверь в такой момент! Вместо этого раздалось приглушенное чертыханье, постукивание стекла убираемых фужеров и бутылки шампанского, шорох наспех надеваемых одежд и шлепание босыми ногами по палубе.
- Откройте! Капитан! – еще грознее стал стучаться в
закрытую дверь охотник за любовниками.
       В это время из машинного отделения в коридор вышел моторист.
       - Срочно сюда пригласите судового плотника с инструментами, - отдал ему распоряжение капитан, - пусть ломает филенку!
       Прибывший плотник лишь пару раз ударил молотком по четырехугольной вставке в нижней части двери, предназначенной для выбивания в экстренных случаях, чтобы выбраться из каюты, как дверь отворилась и из нее выскочил молодой третий штурман в слегка помятой морской форме и галстуке, сдвинутом набок.
       - А, это вы? – сделал удивленные глаза капитан. – А почему так долго не открывали? Я уж думал что-то случилось. Вот, пришлось среди ночи плотника вызывать, филенку ломать…
       Третий помощник капитана не знал, как отвечать на эти иезуитские вопросы, и молчал.
       Так же молча с опущенной головой он сидел в кают-компании на командирском совещании, срочно собранном капитаном на следующий день.
       - Вчера был апофеоз вашей безнравственности! – патетически провозгласил капитан в адрес своего третьего помощника! – Как вы могли?!
       Третий штурман в этой ситуации мог пойти двумя разными курсами. Одним – встать и выйти из кают-компании, собрать чемодан и покинуть борта судна. Вслед за ним в отдел кадров пойдет капитанская «телега», после которой вся карьера молодого штурмана пойдет под откос. Вторым – повиниться, пустить слезу, «намотать сопли на кулак»: «Я больше не буду…».
       Прагматичный судоводитель выбрал второй курс.
       Капитан тут же сменил свой гнев на милость, даже выразил сочувствие:
       - Все мы не без греха! Как сказано в Библии: кто сам без греха – пусть кинет первый камень! Но, смотрите! Если что – мы дадим этому делу ход! Поняли? Осознали?
- Понял… Осознал…
       Капитан остался доволен поведением своего помощника. Теперь третий штурман у него «на крючке», а руководить такими людьми проще. Ведь ничто не делает человека таким «шелковым», как собранный на него компромат.

ОТПУГИВАТЕЛЬ КОМАРОВ
       Представление о сдержанности, сухости и чопорности англичан, сложившееся у меня после чтения книг своего коллеги Конан-Дойля, одно время тоже подвизавшегося судовым врачом и написавшего еще до своего знаменитого "Шерлока Холмса" несколько морских рассказов, было опрокинуто навзничь при непосредственном общении с жителями туманного Альбиона.
       Во время морских круизов на пассажирском судне с англичанами на борту я даже сделал открытие, что чувство юмора у моих иностранных пациентов на порядок выше, чем у отечественных.
       Не было случая, чтобы они не ответили улыбкой и даже смехом на мои незамысловатые шутливые высказывания, типа: "У вас пульс даже лучше, чем у моего капитана!"
       Чаще всего пассажиры вызывали меня в каюты по поводу морской болезни – время было штормовое.
       И пока я, балансируя на ходившей, как качели, палубе набирал в шприц лекарство, помогавшее при укачивании, то позволял себе легкое подтрунивание для ободрения пациента.
       - О, а я думал, что все англичане бравые моряки, ведь Великобритания издревле считается владычицей морей!
       И каким бы трагичным не выглядело бледно-зеленое лицо страдальца, которого морская болезнь выворачивала наизнанку, он находил в себе силы раздвинуть губы в вымученной улыбке.
       - Да, вы правы, доктор: англичане - великая морская нация! Это я что-то выпал из общей колоды, подвел свою королеву.

       Одно время мою амбулаторию посещала симпатичная престарелая пара. Они приходили всегда вместе, взявшись за руки, как дети.
       У супруга были постоянные головные боли, вызванные радиооблучением носа по поводу злокачественной опухоли. Обычные обезболивающие средства ему не помогали. Мои английские коллеги не нашли ничего лучшего, как порекомендовать пациенту развеять свою головную боль в морском круизе. Однако в штормящем море страдания от постоянной головной боли не только не уменьшились, а даже усилились, так что путешествие ему оказалось не в радость, а в тягость.
       К счастью для моего пациента, я имел опыт лечения подобных состояний во время предшествующей работы в онкологическом центре, применил соответствующую терапию, которую почему-то не назначили мои английские коллеги, и, о чудо! - в одночасье хронический страдалец проснулся, с удивлением обнаружив, что боль ушла, словно из головы вынули вбитый в мозги гвоздь.
       Хотя и говорят, что если в пожилом возрасте ты проснулся и у тебя ничего болит, значит ты умер, к моему пациенту это не относилось. Он, напротив, ожил, смог, наконец радоваться свежим впечатлениям от экзотики Фарерских островов и красот норвежских фьордов, полноценно наслаждаться жизнью.
       Для него это было равносильно счастью. Ведь счастье – это разность потенциалов между плохим и хорошим. Чем хуже вам было, тем больше счастья вы ощутите, когда отрицательный знак сменится на положительный. Засветилась улыбкой и его престарелая супруга, переживавшая боль мужа, как собственную.
       В беседах с другими пассажирами они славили русского доктора, которому удалось сделать то, чего не сумели английские коллеги, и эта ходячая реклама лила воду на мельницу моего врачебного авторитета.

       Через некоторое время медицинская помощь понадобилась уже супруге моего пациента. Ее на стоянке в норвежском порту сильно покусали какие-то очень злые комары, особенно в неприкрытые чулками ноги, которые от аллергической реакции опухли донельзя.
       Я назначил соответствующие средства, но они заметного эффекта не давали. Требовалось время для лечения. Чтобы как-то сгладить юмором ситуацию, когда и у опытного доктора не все сразу получается, я выдал пациентке завирательную и, признаюсь, не очень остроумную историю.
       - Вы знаете, у меня тоже бывают проблемы с комарами. Всегда возвращаюсь с рыбалки с опухшим от комариных укусов лицом. А однажды почему-то комаров не было, и я пришел домой с нормальной физиономией. Так жена заподозрила, что я был не на рыбалке, а у любовницы. По поводу же предъявленной рыбы сказала, что я купил ее в магазине.
       Видели бы вы, как смеялись престарелые супруги от придуманной ради шутки истории! И как только отек ног у пациентки в результате упорного лечения стал спадать, так что эта пара получила возможность свободного передвижения, они словоохотливо пересказывали докторскую историю другим пассажирам.
       Что удивительно, в их пересказе моя малоудачная шутка имела непонятный успех. Теперь при встрече со мной многие пассажиры понимающе-сочувственно улыбались и при всяком удобном случае напоминали мне, как насмешила их история, когда доктор был заподозрен женой в неверности из-за отсутствия на рыбалке комаров.
       Мало того! Моя высосанная из пальца история имела своеобразное продолжение. С возвращением в Англию вышеупомянутая пожилая пара предприняла попытку с типично английским юмором отблагодарить судового врача за успешное лечение в рейсе. Они купили в магазине электроники и попытались мне преподнести занятную штучку - электронный отпугиватель комаров.
       Портативный прибор, не больше спичечного коробка, при включении издавал особо тонкий, не различимый человеческим ухом, комариный писк, означавший для этой назойливой мелюзги сигнал тревоги, отпугивавший их.
       - Теперь ваша супруга не сможет узнать, где вы действительно были: на рыбалке или у любовницы! - смеясь, говорили старики. - Всегда можно будет сослаться на этот аппарат.
       Большого труда стоило мне со всей возможной деликатностью отвергнуть этот чистосердечный и не без юмора подарок.
       Дело в том, что нам было категорически запрещено под страхом лишения визы принимать какие-либо материальные знаки внимания от пассажиров, чтобы не дискредитировать идею бесплатности отечественной медицины. Так что этот подарок мог мне выйти боком. А потому пришлось юлить и выкручиваться, чтобы ненароком не обидеть англичан, пытавшихся ответить добром на добро.
       - К сожалению, - привел довод я, - в нашей стране нет миниатюрных батареек для подобного прибора.
       - Нет проблем! - сказал старик. - Я вам завтра же привезу запасные.
       - Все равно срок их годности истечет раньше, чем я смогу воспользоваться аппаратом. Жаль будет, если эта ценная вещь окажется без дела. Полагаю, что для вашей супруги, у которой больше проблем с комарами, чем у меня, эта штука будет более полезна.
       Железный прагматизм доктора в какой-то мере убедил благодарных англичан, и они, по-моему, не обиделись.
       - Ну, тогда разрешите пригласить вас к себе на обед, - предложила уже вторая "половинка" супружеской четы.
       Вероятно, им очень не хотелось выглядеть неблагодарными. Ведь это довольно тяжкое душевное бремя - быть кому-то обязанным и не отплатить сторицей.
       - Боюсь, что капитан не отпустит.
       Не мог же я им открыть, что засекреченные "Правила поведения советского моряка за границей", под которыми я подписывался при приеме на работу, строго-настрого запрещали частные визиты к иностранным гражданам.
       Наивные старики, приняв мои слова за чистую монету, тут же отправились к капитану с убедительной просьбой разрешить судовому врачу отобедать в их доме.
       Капитану пришлось вежливо, но твердо отказать, мотивируя тем, что судовому врачу необходимо готовить амбулаторию к следующему рейсу.
       Когда старики удалились, несолоно хлебавши, капитан вызвал меня к себе выразить неудовольствие провоцированием подобных обращений.
       - И чем это вы, интересно, заработали такую особенную благодарность этих англичан, что они решили пригласить вас на семейный обед? - с иронией спросил капитан.
       - Юмором, наверное, - высказал предположение я.
       - Так вот, постарайтесь больше не юморить, - посоветовал капитан, - и не ставить меня в неудобное положение.
       - Постараюсь, - ответил я.
       Тем не менее на подозрительный вопрос о причинах "особой благодарности" англичан мне пришлось отвечать по возвращении в родной порт и сотрудникам "компетентных органов", курировавших экипаж. Они пытались выяснить: какую подспудную цель мог преследовать судовой врач, добиваясь теплого человеческого расположения иностранных граждан из враждебного капиталистического лагеря. Может, "мосты наводил", сбежать хотел?
       А вот это уже было не смешно!

КАК ЗВАЛИ ОТЦА «ОТЦА МАРКСИЗМА»?
       После завершения очередного круиза с англичанами на нашем пассажирском теплоходе неделю работала целая комиссия так называемых «компетентных органов», выясняя, не завербован ли кто-нибудь из моряков иностранной разведкой, а заодно – куда подевал «чаевые», которые нельзя было брать.
       Что касается меня, как судового врача, то в отличие от прочего обслуживающего персонала, «чаевые» мне никто даже не осмеливался предлагать, ибо по представлениям англичан доктора столь обеспеченные люди, что их можно просто обидеть мелкой подачкой.
       Тем не менее, мне, как и другим членам экипажа, было предложено составить реестр своих покупок за несколько месяцев с указанием цен. Но это было еще не все. Требовалось составить финансовый отчет не только в отношении себя, но и в отношении тех лиц, с которыми ходил в увольнение. Такой перекрестной проверкой комиссия надеялась выявить тех, у кого расходы превышали легальные доходы, чтобы обвинить их в незаконном получении и присвоении «чаевых».
       Задание, которое мы получили, сидя, словно школьники на экзамене, перед чистыми листками бумаги в кают-компании, только на первый взгляд могло показаться легким. Мало того, что я не помнил стоимости покупок своих спутников, во многих случаях я просто не знал их, ибо в нарушение инструкции по увольнению я по-человечески стыдился роли соглядатая и, будучи старшим группы, доверительно разрешал своим подчиненным разойтись в больших магазинах по своим интересам.
       - Я не помню, кто что покупал и почем, - заявил я «компетентному», разрабатывавшему меня. – Свои-то покупки с грехом пополам вспоминаю.
       - Только не надо, доктор, ссылаться на память! – ответил «сероглазый», сверля меня своим стальным и острым, как штык, взглядом, пронизывающим до самого позвоночника (их, наверное, этому специально обучают). – Вон у вас в судовой аптеке сколько лекарств, и все вы их прекрасно помните.
       - Ну, - смутился я, - откровенно говоря, и лекарства свои не все помню, ориентируюсь по фармакологическим справочникам. … А вот вы разве помните, сколько стоит ваш костюм?
       - Мой костюм стоит сто тридцать семь рублей сорок восемь копеек! – жестко отрезал чекист, не оставляя мне шанса вывернуться в отношении человеческой забывчивости.
       - Ну, если у вас такая отличная профессиональная память, - стал внутренне вскипать я, - тогда вы наверняка помните, как звали отца Карла Маркса.
       Был в нашем институте преподаватель, который «сажал» студентов такими вопросами.
       - Фридрих… - не совсем уверенно ответил мой визави.
       - Фридрихом звали Энгельса, - возразил я, - у отца Карла Маркса было другое имя… Вот видите, вы, коммунист, оказывается не помните как звали отца «отца марксизма», хотя наверняка изучали его биографию. Только не обратили внимания на отчество Карла Маркса, потому что в Германии не принято пользоваться отчествами. Вот и не отложилось в памяти, хотя могу держать пари, что помните, как звали жену Карла Маркса: Женни фон Вестфаллен. Потому что она была первой красавицей Трира и на год старше супруга. А это интересно и запоминается.
       - Так как же звали отца Карла Маркса? – спросил мой дознаватель, перестав высверливать во мне дырку, а напротив, доброжелательно и мило заулыбавшись (их этому тоже, наверное, учат).
       - А вы попытайтесь вспомнить! – уже более нахально посоветовал я. – И не ссылайтесь при этом на плохую память. Маркс ведь был единственным в своем роде, это вам не разнообразные товары, купленные в разных портах разных стран за разные цены! Тем более что каждый год пятого мая наша страна официально празднует день рождения Карла Маркса, и его биографию во всех вариациях повторяют газеты, радио, телевидение.
       - Ладно, - согласился «компетентный», убедившись на личном примере, что человеческая память может иметь изъяны, - можете быть свободны, доктор.
       Однако в конце рабочего дня мой «сероглазый» неожиданно нагрянул в мою каюту. Я внутренне напрягся, ожидая неприятностей.
       - Да нет, доктор, - заметив мою реакцию, успокоил меня мой «куратор», - я буквально на секундочку… Представляете, специально опросил всех своих – никто и вправду не может вспомнить, как звали отца Карла Маркса.
       - Отца Карла Маркса, - не стал я более «тянуть кота за хвост», - звали Генрих. И полное имя основоположника марксизма: Карл Генрих Маркс! Или «Генрихович» - как вам будет угодно…
       - Ну, спасибо… - словно разочарованый простотой ответа, поблагодарил «сероглазый», оставляя в моей каюте профессиональную улыбку «чеширского кота», прежде чем закрыть дверь с другой стороны.
       - Ну, - пожалуйста, - ответил я вслед.

ВЫСТРАДАННАЯ МУЖСКАЯ ГОРДОСТЬ
       Некогда на флоте бытовала пословица: "Моряк без усов - что корабль без парусов!"
       Мой коллега Антон Чехов тоже высказывался в пользу растительности на мужском лице: "Мужчина без бороды и усов - это все равно, что женщина с бородой и усами!"
       И потому, вступив еще в молодые годы в должность судового врача, я решил придать своему облику докторскую солидность с помощью бороды и усов.
       Замечено же, что доверие пациентов к бородатым докторам при прочих равных условиях всегда выше, будто бы борода сообщает эскулапу больше мудрости, особенно когда тот ее задумчиво оглаживает. Вспомним, что и магическая сила старика Хоттабыча тоже размещалась в бороде.
       Однако на фотографии в паспорте моряка, который был получен еще до принятия ответственного решения, я фигурировал с "голым", как куриное яцо, лицом, не облагороженным отросшей позднее бородкой и усами.
       Собственно говоря, никаких проблем названное обстоятельство при пересечении морских границ не вызывало. Пограничники при сравнении моей личины в паспорте моряка с предъявляемой им личностью претензий не предъявляли. Пока не грянул гром среди ясного неба.

       Я в то время работал на пассажирском судне в морских круизах с английскими пасажирами на борту. И вот однажды по судовой трансляции голос помполита перечислил пофамильно более десятка членов экипажа, включая меня, которым надлежит собраться в столовой команды.
       Окинув внимательным взором наши вытянутые в недобром предчувствии физиономии, первый помощник заявил:
       - Получена радиограмма из пароходства! Имеются случаи провокаций со стороны иностранных властей в связи с тем, что фотография на паспорте моряка и фактическая наружность не совпадают по факту растительности на лице. Поэтому тем, кто на паспорте зафиксирован без бороды и усов, но затем их зачем-то отрастил, бороду и усы надо категорически сбрить! Ну а тем, кто на паспорте моряка фигурирует с бородой и усами, но почему-то их сбрил, отрастить их срочно, чтобы точно соответствовать фото на официальном документе. Иначе в увольнение в иностранных портах я вас не выпущу! Всем все ясно?
       И тех и других "не соответствовавших" оказалось примерно поровну.
       Легче было тем, кому велено было обриться, труднее тем, кому следовало срочно восстановить растительность на лице. Ибо в момент обрести былую мужскую красу нельзя. Как говорит английская пословица: "Если хочешь иметь красивую бороду, то какое-то время придется ходить небритым".
       Что касается меня, то я мысленно проиграл ситуацию: что будет, если мои английские пациенты-пассажиры, которым я был официально на капитанском коктейле представлен с типично докторскими бородкой и усами и которые за время круиза уже успели привыкнуть к этому моему имиджу, вдруг неожиданно увидят меня с гладко выбритым лицом, на котором несимпатично, как следы от плавок, контрастно белеют незагорелые полоски кожи? Едва ли не каждый из моих пациентов такой традиционно консервативной нации, как английская, обязательно поинтересуется, что случилось, почему это вдруг солидный доктор так несерьезно, как мальчишка, в одночасье меняет привычный устоявшийся облик. И что я им буду отвечать? Да и с какой стати я буду вопреки собственной воле срезать свою заботливо выращенную и подстриженную аккуратно, как английские газоны, растительность? Ведь никто из пограничников, ни наших, ни не наших, ни разу не выразил ни малейшего сомнения в том, что лицо на моем документе и лицо, стоявшее перед ним, одно и то же.
       - Я не буду сбривать, - сообщил я помполиту.
       - Как хотите, - не стал уговаривать он. - Останетесь без берега!
       Остальные "прихваченные" моряки, опустив очи долу, молча покорились.
       Потом над ними в экипаже потешались, особенно над теми, кто после собеседования с помполитом дисциплинированно лишили себя мужской гордости с помощью помазка и бритвы. Иные даже стеснялись лишний раз показываться на людях, чтобы не подвергаться насмешкам. Хотя через некоторое время они,
осмелев, принялись в свою очередь зубоскалить над теми, кто усиленно отращивал бороды и усы, саркастично советуя удобрять компостом и почаще поливать растительность на лице.
       Один я, как старообрядец, остался верен избранному однажды канону внешности старых русских врачей чеховской поры. И так же, как староообрядец, вынужден был терпеливо нести свой крест в виде лишения меня увольнения на берег в портах, куда заходил наш круизный лайнер.
       Попытка обращения к капитану, как в высшей инстанции на судне, успеха не имела - тот только развел руками.
       - Сбрейте - и делов-то! - посоветовал он. - Что вы, в самом деле, за свои бороду и усы держитесь, будто они у вас волшебные, как у старика Хоттабыча?
       Гладкобритый, пахнущий дорогим коньяком и сладковатым трубочным табаком капитан вряд ли был способен понять психологию владельца бороды и усов, пропахшего йодом и лекарствами. И мне ничего не оставалось, как стоически переносить положение узника совести в замкнутом контуре судна, особенно обидное тогда, когда при заходе в очередной город-порт, наполненный достопримечательностями, большинство моряков вслед за пассажирами спешили по трапу навстречу береговым радостям.

       Моя дискриминация вызвала некоторое сочувствие в экипаже. Мне не отказывали в просьбах купить памятные сувениры в портах захода. Так у меня появилась фигурка сказочного тролля из норвежского порта Берген - симпатичного горбатенького уродца с почти живыми зелеными глазами, доброжелательно покачивавшего головой с длинным кривым носом, на кончике которого красовалась выразительная бородавка. Говорят, что при внешней уродливости сказочные тролли на самом деле добрые, проживают в лесу и помогают заблудившимся детям найти дорогу домой.
       С этим троллем мы и куковали на пару в каюте, когда пассажиры и моряки сходили на берег.
       - Ну что, братец, - грустно говорил я, - оба мы с тобой уродцы, только ты физический, а я моральный.
       И напевал песенку студенческих времен.
       Обгорев на кострах эмоций,
       Мы по жизни шагаем ногами -
       Симпатичнейшие уродцы
       С перевернутыми мозгами!
       После чего панибратски щелкал своего напарника по заточению по его длинному носу, и тот начинал забавно кивать парадоксально обаятельной при внешней уродливости головой, поблескивая смешливыми глазками, будто соглашаясь со сделанным мной выбором.

       История доносит, что юные египетские фараоны специально подвешивали фальшивые бороды, пока не вырастет собственная. Фараон не мог без бороды внушать уважения и почтения.
       На Востоке седая борода всегда считалась символом мудрости. Арабы торжественно клялись своей бородой. А чтобы выразить самые лучшие благожелания гостю или другу, обыкновенно говорили: да хранит Аллах твою бороду!
       Описан случай, когда некий араб, раненый в бою в нижнюю челюсть, отказался сбрить бороду для хирургического лечения, предпочитая умереть, но с бородой.
       Когда царь Аннон в древней Иудее решил нанести оскорбление царю Давиду, он приказал обрить бороды его посланникам. Более сильного оскорбления не существовало.

       С возвращением судна в родной порт я решительно направился в отдел кадров пароходства с логичной просьбой поменять мне паспорт моряка, коль скоро мои нынешние внешние данные не соответствуют фотографии, удостоверяющей личность.
       Инспекторы отдела кадров, курировавшие наш теплоход, внимательно посмотрели на мои "незаконные" бороду и усы, потом на снимок в паспорте и высказались в один голос.
       - Ничего менять не надо! Ваша растительность на лице не мешает идентификации личности.
       - Как же так? Первый помощник объявил, что по этому поводу пришла от вас служебная радиограмма, на основании которой он мне в связи с моим отказом сбрить бороду и усы запретил увольнение в иностранных портах.
       - Это он "перебдел"... Радиограмма действительно была, но она касалась тех случаев, когда зарастают так, что и глаз не видать. Вот полиция где-то к кому-то и придралась, об этом мы и проинформировали.
       - Значит, помполит был не прав, лишив меня берега из-за усов и бороды?
       - Помполит не всегда прав, но он всегда помполит, - мудро заметили кадровики.
       Понимая, что плетью обуха не перешибешь, упущенных заграничных впечатлений не вернешь, я огладил свои злосчастные бороду и усы, заложником которых я оказался, и решил для себя, что теперь уж их точно не сбрею. Ведь свою мужскую гордость я выстрадал!

ТОСТ С ПРОТИВОГАЗОМ
       Когда пассажир-англичанин на круизном теплоходе обнаруживает в своей каюте таракана, он излавливает бедное насекомое и с британской державностью несет его
через все судно на вытянутой руке для предъявления пассажирскому администратору. Если же ему на пути встретились, скажем, сто соплавателей, то это будет означать, что пойманы с поличным не один, а все сто тараканов, потому что каждый из заинтересованных свидетелей сочтет своим долгом поведать об этом директору круиза и капитану.
       Поскольку тараканы на пассажирских судах не редкость, ибо их регулярно заносят в каюты сами же пассажиры с чемоданами и картонками, то пассажирские администраторы научились лукавить.
       - О, сэр, - делали они круглые, как пятаки, глаза при виде неопровержимой улики, - вообще-то у нас на судне тараканы не водятся, за этим строго следит доктор. Однако в вашей каюте как раз перед вами проживал один престарелый английский джентльмен. У него, как мы заметили, было очень много старых чемоданов, из которых, наверное и вылез этот наглец, так возмутивший вас. Взгляните, по внешнему виду он явно не русской наружности. Наши тараканы и толще, и усы у них длиннее. Этот же сухопарый, как англичанин, к тому же рыжий. У нас же водятся только черные тараканы, рыжих в России нет!
       В части случаев эти доводы заставляли добропорядочного англичанина смутиться. Ему становилось неловко за соотечественника. Из чувства патриотизма претензии снимались.
       Тем более, что после каждого двухнедельного круизного рейса, как только последний пассажир покидал судно, во всей его надстройке проводилась тотальная дезинсекция силами экипажа. При этом пасажирские каюты я орошал противотараканьими аэрозолями лично, чтобы быть уверенным в полноте и тщательности этого мероприятия.
       Готовясь к этой операции, я надевал длиннополый противочумный халат и резиновые перчатки. На голову натягивал противогаз, потому что от частых контактов с ядохимикатами иммунитет к последним у меня, в отличие от тараканов, не возникал, а возникала, напротив, повышенная чувствительность к этому химическому оружию, которая на медицинском языке называется аллергией, или идиосинкразией.
       В опустевшую после извлечения противогаза матерчатую зеленую сумку я укладывал большие аэрозольные баллоны и с возгласом "Банзай!" шел в очередную газовую атаку на превосходящие силы противника.
       Я приспособился локтем (поскольку обе кисти были заняты баллонами) нажимать на ручку каютной двери, энергично толкая последнюю ногой, быстро напускать в открытое помещение сразу из двух "стволов" ядовитого аэрозольного облака и тут же захлопывать дверь за собой, тяжело дыша и потея под противогазом. Очки последнего быстро запотевали, и у меня было ощущение ежика в тумане.

       Итак, вытащив два свежих аэрозольных баллона, я толкнул носком ноги очередную каютную дверь и пустил в открывшееся пространство две мощных струи ядохимиката, практически ничего не различая перед собой через запотевшие очки.
       В ответ из каюты неожиданно раздались истеричные женские визги и грубые мужские вопли.
       Я опешил, потому что все каюты пассажиров должны были быть пусты, подготовлены к дезинсекции, о чем повторно объявлялось по судовой трансляции.
       Оказалось, что, презрев объявление, официанты и официантки из судового ресторана решили, пользуясь временной передышкой из-за отсутствия пассажиров на борту, устроить "междусобойчик" и облюбовали для этой цели пасажирскую каюту-люкс - подальше от глаз начальства. Стол был сервирован излишками ресторанных трапез: красной и черной икрой, крабами, креветками, бужениной, овощами-фруктами, алкогольно-безалкогольными напитками. Красиво жить не запретишь!
       Как выяснилось, в описываемый момент веселая компания на секунду притихла с наполненными бокалами, чтобы выслушать традиционный тост бармена.
       - Мы здесь собрались, чтобы выпить. Так выпьем за то, для чего мы здесь собрались!
       Только он это произнес, как ударом ноги широко раскрылась дверь каюты, а на пороге весь в белом, как привидение, возник лупоглазый урод с хоботом вместо носа и стал с обеих рук опрыскивать широкими струями всех присутствовавших какой-то мелкодисперсной жидкостью с резким запахом.
       Психический шок был таков, что на мгновение все оцепенели, затем последовала разрядка в виде женского визга и мужской брани.
       Эта картина и предстала моему взору, когда я, вздрогнув от неожиданности, стащил с головы противогаз с запотевшими очками.
       - Прошу большого пардону! - с некоторой иронией высказал я пирующей на ресторанный счет компании, окинув завистливым взглядом богато сервированный стол - На судне, некоторым образом, проводится плановая дезинсекция, о чем было официально объявлено по трансляции... Не слышали, разве?
       Завидев превращение страшного монстра в знакомого доктора, которому многие из присутствовавших были обязаны за консультацию и лечение, ошарашенная компания сменила проявление ужаса на гомерический хохот. Вслед за ними рассмеялся и я.
       - Милости просим к нашему столу! - заикаясь от смеха, пригласил меня старший официант.
       - Да со своим пузырем! - в тон ему ответил я, потрясая аэрозольным баллоном. - К сожалению, не могу, на службе... Мне вон еще сколько кают надо опрыскать!
       Но когда к приглашению присоединились голоса красивых официанток, тут уж я не мог устоять, оправдывая себя тем, что следует как-то сгладить впечатление от неприятного инцидента.
       И потому, взяв в руки рюмку с кубинским ромом, я позволил себе произнести морской тост, зажав снятый противогаз под мышкой.
       - Старый пират, уже на покое, рассказывает своим внукам разные смешные истории из своей бурной биографии. "Дедушка, - спрашивают внуки, - а страшные
случаи у тебя были?" Задумался старый пират, раскурил трубку... "Да, - наконец сказал он, - припоминаю один страшный случай... Это когда у нас ром на борту… чуть не кончился!" Так вот, я хочу выпить за то, чтобы за вашим столом никогда не было таких "стра-а-шных" случаев!
       Тост был встречен "на ура!", и доктор, который "пришел и все испортил", был прижизненно реабилитирован.
       Долго потом эту историю работники ресторана вспоминали при очередных застольях. Может быть, до сих пор им икается при одном только воспоминании.

Продолжение:

Авиационные рассказы:

ВМФ рассказы:

Юмор на канале:

Другие рассказы автора на канале: