— А ещё… ещё мы со Стасом решили пожениться!
Бокал с оглушительным, хрустальным звоном выскользнул из чьих-то пальцев и разлетелся по паркету на тысячу сверкающих, злых осколков. В наступившей мёртвой тишине этот звук прозвучал как выстрел в упор. Весь гул весёлого предновогоднего корпоратива, густой, как сироп, смешанный с запахами дорогого парфюма и перегретой еды, в один миг испарился, словно его и не было. Десятки глаз, как по команде, впились в неё. В законную жену. В Алису.
Она сидела за центральным столом, идеально прямая, как аршин проглотила, и медленно, невыносимо медленно подносила к губам бокал с ледяным просекко. Казалось, она оглохла. Или, может, просто не хотела слышать тот визгливый, торжествующий голос, который только что разорвал её жизнь на «до» и «после» на глазах у всего честного народа?
Вечер с самого начала был пропитан фальшью. Такой густой и липкой, что её можно было резать ножом вместе с заветренным осетром на сервировочных тарелках. Коллеги мужа, сотрудники его разросшейся строительной фирмы, улыбались Алисе натянуто, сочувственно, тут же отводя глаза, словно боялись обжечься о её горе. Они всё знали. Ну конечно, все всё знали. Служебные романы распространяются быстрее сезонного гриппа. Её муж, Станислав, и его новая пассия, смазливая, хищная начальница отдела маркетинга Илона, уже несколько месяцев не считали нужным особо скрываться. Ну, почти.
Они вели себя как восторженные подростки, абсолютно уверенные, что их тайные знаки никто не видит. «Случайные» касания у кулера, затянувшиеся до полуночи «совещания» за наглухо закрытыми дверями его кабинета, его рука на её талии, когда он думал, что из-за гигантского фикуса их не заметят. Заметят, конечно. Всё заметят. Алиса смотрела на это и вспоминала другого Стаса. Того, двадцатилетней давности, который клялся ей, что главное в семье — честность. «Алис, что бы ни случилось, я тебе никогда не совру». Какая ирония.
Она знала об этом не от сердобольных сплетников. Она знала это уже давно, с того самого осеннего вечера, как увидела в его телефоне, беззаботно оставленном на зарядке в спальне, тошнотворно-сладкое: «Мой котик, жду тебя в нашем гнёздышке. Надела то самое бельё, от которого ты сходишь с ума».
Тогда она не стала бить посуду. Не закричала, не разбудила его. Просто молча, с ледяными пальцами, сфотографировала экран на свой телефон. И следующий. И ещё один. И всю их похабную переписку за месяц. Зачем? Для себя. Чтобы в те редкие моменты слабости, когда предательская память подсовывала ей счастливые картинки их долгой совместной жизни — вот они строят дом, вот он встречает её из роддома с их дочкой, вот они смеются на пляже в Испании — она могла открыть эту потайную папку в телефоне и вспомнить. Вспомнить, что того человека, за которого она когда-то выходила замуж, больше нет. Есть вот этот. Скользкий, лживый, самовлюблённый Стас, упивающийся своей властью и мнимой неотразимостью.
А сейчас Илона стояла посреди зала, сияя в своём кричащем платье из дешёвых пайеток, которое так отчаянно хотело казаться вечерним нарядом от кутюр. Она держала Стаса под руку, вцепившись в него как оголодавший клещ, и смотрела с неприкрытым вызовом. Прямо на Алису. Это был её триумф, её звёздный час, срежиссированный и исполненный. Она, видимо, решила, что этим публичным заявлением загоняет Стаса в угол, как бычка на бойне, заставляет его наконец выполнить все те обещания, которыми он кормил её последние полгода. Мужчинам же нужен толчок, да? Особенно таким нерешительным, застрявшим между комфортом и страстью.
Алиса видела, как побледнел Стас, как его лицо вытянулось и стало серым. Он-то точно не ожидал такого вероломного удара под дых. В его планы, видимо, входило и дальше комфортно сидеть на двух стульях, получая дома горячий борщ и безупречно выглаженные рубашки, а на стороне — острые ощущения и иллюзию вечной молодости с девицей, которая годилась ему в дочери. Он что-то пролепетал, пытаясь превратить всё в неуклюжую шутку, но Илона мёртвой хваткой держала его локоть и победоносно, хищно улыбалась.
— Да-да, дорогие мои, не удивляйтесь! — её голос звенел от счастья и плохого шампанского. — Любовь, знаете ли, не спрашивает паспорт и не смотрит в свидетельство о браке! Мы так счастливы, так безумно счастливы! И хотим разделить эту огромную радость с вами, наши дорогие коллеги, ведь вы — наша вторая семья!
«Вторая семья». Алису почти физически передёрнуло от этого запредельного лицемерия. Она окинула взглядом застывшие, выжидающие лица. Кто-то смотрел с откровенной, унизительной жалостью. Кто-то — с нескрываемым злорадством. Особенно старалась главбух Верочка, которую Алиса однажды мягко, но твёрдо отчитала за слишком уж откровенный флирт с её мужем на прошлом корпоративе. Теперь-то она торжествовала, её лицо было чистым воплощением злорадства.
Алиса сделала ещё один маленький, обжигающий глоток. Просекко показалось невыносимо горьким. Она чувствовала, как все ждут её реакции. Ждут слёз, истерики, разбитых тарелок и вырванных волос. Ждут, что она вскочит, бросится на эту наглую девицу с криками и проклятиями. Этого они ждут. Этого и добивалась Илона — выставить её жалкой, брошенной, неадекватной истеричкой, на фоне которой она, Илона, будет выглядеть ангелом-спасителем, вырвавшим несчастного мужчину из лап стареющей мегеры.
Но Алиса не собиралась доставлять им такого дешёвого удовольствия. Её план был совершенно другим. Развод. Тихий, быстрый, цивилизованный, с разделом совместно нажитого имущества строго пополам, как и положено по закону. Заявление уже неделю лежало в сейфе у её адвоката. Она просто ждала подходящего момента, чтобы сообщить об этом Стасу. Что ж. Момент, кажется, настал. Даже более подходящий, чем она могла себе представить.
Она медленно, подчёркнуто спокойно поставила бокал на стол. Звук тонкого стекла, коснувшегося накрахмаленной скатерти, прозвучал в мёртвой тишине оглушительно. Она подняла глаза. Не на мужа. На его любовницу. И чуть заметно, самым уголком губ, улыбнулась.
— Как мило, — её голос прозвучал ровно, без единой дрожащей нотки, и даже как-то скучающе. — Свадьба — это всегда так трогательно. Только вот… странно всё это.
Илона нахмурилась. Её идеальный сценарий давал сбой.
— Что странно? — процедила она враждебно, уже не скрывая раздражения.
Алиса чуть наклонила голову, словно припоминая что-то незначительное, какую-то мелочь.
— Ну… странно, что ты решила, будто ты у него единственная. Кроме меня, я имею в виду.
По залу пронёсся тихий, но отчётливый гул. Стас дёрнулся так, словно его ударили, и попытался высвободить руку, но Илона вцепилась в него ещё крепче, хотя в её глазах уже плескался животный страх.
— Что ты несёшь? — взвизгнула она, теряя остатки самообладания. — Это от злости! Ты просто хочешь всё испортить, старая ведьма! Стасик, ну скажи ей!
Но Стасик молчал. Он смотрел на Алису так, будто видел призрака из прошлого. Он-то знал, что она никогда не бросает слов на ветер. Если она что-то говорит, значит, у неё есть доказательства. Железные.
Алиса не удостоила мужа даже взглядом. Весь её спектакль был для неё, для этой самодовольной хищницы.
— Испортить? Милая, портить тут уже давно нечего, — Алиса говорила тихо, но в звенящей тишине её слышал каждый. — Ты просто… как бы это тебе помягче сказать… не первая в очереди на «обещанную свадьбу». Понимаешь, у него ведь ещё Светочка есть. Из бухгалтерии. Ты не знала? Ой, какая неловкость.
Она изобразила такое искреннее, такое неподдельное удивление, что кто-то в дальнем углу не выдержал и громко фыркнул. Та самая Верочка из бухгалтерии выронила вилку прямо на платье. А Светочка, маленькая серая мышка, сидевшая рядом с ней, залилась густым пунцовым румянцем и, кажется, вообще перестала дышать.
— Ты врёшь! — закричала Илона, её лицо исказилось от ярости и унижения. — Докажи!
И вот этого, именно этого вопроса Алиса и ждала. Это был ключевой момент. Она не стала повышать голос или что-то кричать в ответ. Она просто взяла со стола свой маленький элегантный клатч, неторопливо достала телефон и, разблокировав его одним движением, протянула сидящей рядом с ней женщине, жене заместителя Стаса, интеллигентной даме в очках.
— Да вот, полюбуйтесь, будьте добры. Он такой романтик, мой муж. Пишет всем практически одинаковые стихи. Ну, только имена меняет, понимаете. И сердечки шлёт. Розовые — Илоночке, — она с лёгкой брезгливостью кивнула в сторону опешившей любовницы. — А красненькие — Светочке. Видимо, какая-то градация глубины чувств.
Женщина с сомнением взяла телефон, и её глаза полезли на лоб из-под оправы. Она ахнула и толкнула локтем своего мужа. Тот заглянул в экран и громко присвистнул. Телефон пошёл по рукам за их столом, а затем и за соседними. С каждой новой парой глаз, увидевших содержимое экрана, по залу прокатывалась новая волна смешков. Сначала тихих, сдержанных, потом всё более и более громких и откровенных. Люди передавали телефон друг другу, как эстафетную палочку позора.
Там было всё. Вся переписка Стаса с молоденькой, наивной бухгалтершей Светочкой. Те же самые обещания скорого развода, те же клятвы в вечной любви, те же планы на совместный отпуск в Турции, о котором Алиса, конечно, и не подозревала. Всё то же самое, что он, без сомнения, писал и самонадеянной Илоне. Банальный, дешёвый, поставленный на поток серийный обман.
Илона смотрела на это с немым ужасом. Её триумф, её звёздный час рассыпался в прах. Она больше не была роковой женщиной, победительницей, отбившей мужа у стареющей жены. Она была просто одной из… Одной из глупых дурочек в его гареме. Такой же, как эта серая мышь Светочка, которая уже не таясь рыдала, уткнувшись в мятую салфетку. Слёзы потекли и по лицу Илоны, смешиваясь с дорогой тушью и оставляя на безупречном тональном креме грязные, уродливые разводы.
Апофеозом стал дружный, раскатистый хохот, когда кто-то из менеджеров, парень без комплексов, громко и с выражением зачитал особо пылкое сообщение от Стаса: «Моя заинька, дождись меня, осталось совсем чуть-чуть, и мы будем вместе навсегда! Твой тигр!»
«Тигр» стоял посреди зала, обмякший, раздавленный, жалкий. Он что-то мычал, пытался вырвать телефон из чужих рук, но было уже поздно. Механизм публичного унижения был запущен и работал на полную мощность. Его репутация, его авторитет сурового начальника, его образ неотразимого мачо — всё это было уничтожено за пять минут. Не криками и скандалами, а тихим, спокойным голосом и несколькими скриншотами.
Алиса поднялась. Она чувствовала себя невероятно, непривычно лёгкой. Словно бетонная плита, которую она носила на плечах все эти мучительные месяцы, наконец-то упала и разбилась. Она подошла к столу, где сидел её муж, вернее, уже почти бывший муж. Сняла с безымянного пальца обручальное кольцо, которое не снимала семнадцать лет. Оно больше не грело, оно холодило кожу. Она аккуратно положила его на белоснежную скатерть рядом с его нетронутым десертом.
— Думаю, на этом всё, — сказала она ему тихо, чтобы слышал только он. — Не беспокойся. Мой адвокат свяжется с твоим в понедельник.
Она развернулась и пошла к выходу. Прямо, с высоко поднятой головой, не оборачиваясь. Она слышала за спиной надрывные всхлипывания Илоны, растерянный лепет Стаса и возбуждённый гул голосов, жадно, со смаком обсуждающих самую громкую сенсацию уходящего года.
Она толкнула тяжёлую дубовую дверь ресторана и вышла на морозный, колючий воздух. Снег медленно, лениво кружился в свете старинных фонарей. Она вдохнула полной грудью. Впервые за долгое время она дышала по-настоящему свободно. Это была не месть. Нет. Это было восстановление справедливости. И начало её новой, тихой, спокойной жизни. В которой больше никогда не будет места лживым «тиграм» и их наивным, плачущим «заинькам».