Инна с детства боролась с комплексами из-за своей внешности. Это формировало её характер и отношения с людьми. Наконец она смогла увидеть себя по-новому. Это случилось благодаря неожиданной встрече, которая изменила её самооценку. Она замерла перед огромным зеркалом в коридоре и пристально вгляделась в собственное отражение.
Ещё всего несколько суток назад, если бы кто-то поинтересовался у неё, какой предмет вызывает наибольшую неприязнь, она без колебаний указала бы именно на зеркало. Обязанность ежедневно в него смотреть, хотя бы для того, чтобы избежать выхода на улицу с остатками зубной пасты на щеке или следом от яичницы на подбородке, казалась ей подлинным испытанием.
Инна презирала свою внешность. Даже во время расчёсывания она привычно прищуривалась, ограничивая поле зрения исключительно волосами, которые считала своим единственным преимуществом. Волосы действительно выделялись: густые, крепкие, с блеском и лёгкой волнистостью, окрашенные в тёмно-каштановый тон с намёком на рыжину.
Инна Громова никогда не обманывалась относительно своего облика. Она всегда осознавала, что выглядит непривлекательно. Даже в раннем детстве, будучи пухлой крохой, она не вызывала у окружающих того восторга и нежности, которые обычно провоцируют малыши. Она не страдала от горба или кривизны. Голова, конечности — всё находилось на положенных местах, а пышные тёмно-каштановые локоны спускались по плечам, словно у игрушки. Однако стоило девчонке устремить взгляд на взрослого, как тот почему-то отводил глаза. У неё вытянутое лицо, светлая кожа, которая отказывалась загорать, а сразу покрывалась краснотой и начинала раздражённо чесаться. Откровенно удлинённый нос, широкий лоб и тонкие губы. Но самым примечательным элементом на её лице оставались глаза.
Они глядели с какой-то недетской сосредоточенностью и проницательностью, почти без моргания, словно на детском личике поселились глаза зрелого человека, уже повидавшего немало. От этого необычного ощущения людям делалось не по себе. Взрослые отводили взоры, будто испытывая стыд, и спешили отойти от странного ребёнка.
Хотя сами по себе глаза Инны отличались красотой: теплого оттенка тёмного янтаря, с золотистыми вспышками на радужке, обрамлённые длинными пушистыми ресницами. Но из-за того необычного, недетского взора, которым она обычно одаривала людей, прелесть этих глаз замечали немногие.
Конечно, в её существовании встречались те, кому длина её носа казалась совершенно безразличной. В семье старшую дочь обожали не меньше, чем двух младших отпрысков, а возможно, даже сильнее, подсознательно чувствуя вину за её непривлекательность.
Тем более что младшие Громовы, сын Влад и дочь Ира, оказались весьма миловидными. Да чепуха это всё, — утешал супругу Виктор Громов. Подумаешь, Инка не блещет внешними данными! И что с того? Зато она сообразительнее Иры и Влада, вместе взятых. Подрастёт, изменится, вытянется, и всё наладится. Инна взрослела, но черты лица по-прежнему казались несоразмерными, словно составленными из частей, не совсем подходящих друг к другу.
Всё это идеально отражалось в зеркалах и на протяжении многих лет терзало Инну одним-единственным вопросом: «Почему? Почему именно я такая неказистая?»
Но в этот день всё изменилось кардинально. Она разглядывала своё отражение и видела юную женщину с искрящимися привлекательными глазами и радостной улыбкой. Ни удлинённого, печального, как она мысленно его окрестила, носа, ни огромного лба, занимающего половину лица, ни сжатых тонких губ, которые искажали любое выражение, — ничего этого она не замечала. Это напоминало волшебство. Словно из её облика мгновенно улетучилось всё, что его портило, а все плюсы внезапно усилились, стали заметнее и вышли на первый план. Теперь бросались в глаза идеально изогнутые прямые брови, высокие скулы и аккуратный подбородок. А волосы, её главное украшение и повод для гордости, словно обрадовавшись такому вниманию, не стянутые резинками или шпильками, свободно разметались по лбу и плечам мягкими сияющими волнами.
Как он выразился, этот удивительный молодой человек: «Полюби себя саму, ты заслуживаешь этого больше, чем кто-либо иной». Кажется, именно так. И вот она подняла взгляд, посмотрела на себя прямо и искренне и, наконец, осознала, что всё в порядке.
«Это поистине поразительно!» — вымолвила Инна, адресуя слова своему отражению, и засмеялась.
Семья Громовых в маленьком поселении представляла собой своеобразную местную диковинку. У них всё шло не так, как у остальных. Всё началось с того, что Виктор Громов, здешний парень, внезапно зажил совершенно иначе, чем поколения его земляков до него. Он не отправился в районный техникум, не записался на курсы шофёров, не начал просто пропивать время в компании бездельников, а просто уехал куда-то очень далеко, сразу после своего восемнадцатилетия.
«А кто его знает, куда его понесло?» — пожимал плечами немногословный отец, когда к нему приставали с расспросами о сыне. Ткнул пальцем в карту, заявил: «Вот тут моё счастье!» И укатил. Чудак, что с него взять?
Спустя несколько лет этот чудак объявился на пороге отчего дома, но не в одиночку, а с молодой женой, нарушив ещё одну незыблемую местную традицию — выбирать спутниц среди своих. Ольга являлась типичной городской жительницей, невысокой, хрупкой, слабоватой и такой бледной, какой у здешних не бывают даже животы в зимнее время. Она прибыла с направлением на должность в школе, но, глядя на неё, матери местных сорванцов скептически качали головами. Ну и отхватил Витёк клад, — перешептывались по домам. Ещё помрёт здесь не вовремя. Да и в школе что она сможет? Она же ростом с шестиклассника. Однако бледный клад Виктора Громова на деле оказался не таким простым, как полагали. Она без жалости сбросила высокие каблуки, сменив их на комфортные кроссовки, собрала пышные волосы в узел и, неожиданно громким и уверенным для такой миниатюрной особы, хорошо поставленным голосом, взялась наводить порядок в местной школе. Через год при виде Ольги Владимировны даже у самых отъявленных школьных проказников головы сами собой вставали на место. Учебники открывались на нужной странице, а планы вечерних набегов на чужие огороды сменялись размышлениями над алгебраическими примерами. Виктор вернулся в родной поселок с редкой специальностью техника по деревообработке. Побродив несколько дней в раздумьях вокруг разваливающейся лесопилки, которая простаивала шесть дней в неделю, он твёрдо распахнул дверь в дом своего школьного товарища, местного главы администрации.
— Лёха, всё сидишь, задницу отсиживаешь? — прогремел Виктор с порога.
— Ну и отсиживаю, может, перед дальней дорогой, — проворчал Алексей. — Мне, кстати, завтра с утра в соседний район за досками тащиться. Видел, поди, я крышу собрался перекрыть.
— Вот именно, я об этом и хочу потолковать. — Виктор решительно уселся напротив товарища. — Слушай, Лёшка, почему мы такие идиоты? У нас лес под носом, а мы за досками полторы сотни вёрст мотаемся, как при царе Горохе.
— Ну так лес сам в доски не превратится, — разумно возразил Алексей. А наша лесопилка уже вся развалилась. Её признали этой, ну как там слово — нерентабельной.
— Ерунда, — отмахнулся Виктор. — К завтрашнему утру найди мне всю документацию на оборудование. Посмотрим, посчитаем и определимся, что дальше. Давай, Лёшка, давай. — Виктор хлопнул ошарашенного напором друга по плечу. — Хватит сидеть, пора делом заняться. Нам с тобой ещё детей растить.
С детьми дело не заставило себя ждать. Через год после возвращения в семью Громовых появилась девочка. Правда, при виде малышки, которая почти беззвучно хмуро и осуждающе взирала на суету вокруг, все немного притихли, но ненадолго.
— Умница моя, — провозгласил сияющий отец. — Правильно, нечего всем подряд улыбаться. Улыбку её тоже заслужить надо.
После девочки, которую нарекли по местным меркам странным именем Инна, Громовы произвели на свет одного за другим ещё двоих. Эти младенцы оказались вполне обычными, крикливыми и очаровательными, какими и положено быть новорождённым. После рождения Владика и Иришки Ольге простили первую неудачную дочь. Инна росла очень самостоятельным ребёнком и, как её за глаза именовали, несколько чудаковатым. Она предпочитала одиночество и проводила время за книгами и своими набросками. Отношения с одноклассниками складывались ровными, хотя иногда детская жестокость прорывалась в виде насмешек вроде «длинноносая» или «привидение». После школы Инна твёрдо решила уехать в город, чтобы поступить в институт.
— Вот и ладно, пусть едет, — поддержал Виктор выбор дочери. Там внешность не играет никакой роли. Главное, что у человека в голове. А с этим у Инки полный порядок.
Сам Виктор тем временем крепко встал на ноги. Лесопилка превратилась в небольшой комбинат по обработке древесины. Виктора Громова в поселке уважительно величали капиталистом и фабрикантом.
— Погодите, — посмеивался капиталист. — У меня скоро ни одного бездельника-алкоголика в поселке не останется. Всех к делу пристрою.
Инна поступила на экономический факультет.
— А что? — шутила она. — Стану крутым финансистом, вернусь домой и покажу вам, как правильно вести хозяйство.
Учеба давалась ей без труда. А чтобы городская жизнь стала для неё удобной, Виктор сделал любимой дочери невероятный подарок — квартиру.
Она была скромной и не в самом престижном районе города, но для Инны казалась лучшей на свете.
Отношения с противоположным полом у Инны не складывались. Парни-студенты единодушно считали, что Инка Громова — отличная девчонка, которая всегда поделится конспектом, поможет, если нужно одолжить денег, и даже с риском для себя попытается подсказать на экзамене или зачёте. Её приглашали на вечеринки.
Да и собственная квартира Инны, надо сказать, большая редкость для студента, не раз служила местом для молодежных гуляний. В общем, Инна не была изгоем, но и в любви ей никто не признавался.
«Ну ещё бы, — философски размышляла она, разглядывая себя в зеркале исподлобья. — Кому такая прелесть сдалась?»
Инна училась на последнем курсе университета. Стояли ранние осенние сумерки, когда непонятно, день ещё продолжается или уже вечер, и голова напоминала переполненный гудящий котёл. Стараясь ничего не расплескать из этого котла, она попрощалась с однокурсниками и побрела к автобусной остановке.
Вечер выдался удивительно тёплым для поздней осени, и, с наслаждением вдохнув влажный воздух, наполненный ароматами, она замедлила шаг. Наверное, именно поэтому она и заметила сгорбленную фигуру, сидевшую на одной из скамеек, тянувшихся цепочкой вдоль университетской аллеи. Подойдя ближе на несколько шагов, она пригляделась.
Фигура излучала почти осязаемое отчаяние и беспомощность.
Но тут до Инны донёсся еле уловимый звук.
— Это вы? Что с вами случилось? — поинтересовалась девушка.
Продолжение: