⏮️ Часть вторую рассказа читать здесь:
Часть третья. Крушение
Глава 8. Возвращение блудного сына
Павел вернулся из армии в ноябре, через год после рождения дочери. Лиза ждала его на вокзале с Катей на руках — годовалая девочка уже ходила, цепляясь за материнскую юбку, и говорила первые слова: «мама», «дай», «нет». Но «папа» ещё не говорила — не было того, к кому обратиться.
Поезд опаздывал на три часа. Лиза стояла на перроне под моросящим дождём, укрывая дочь шалью. Катя хныкала — устала, хотела есть, хотела спать. Наконец вдали показался дым паровоза, потом раздался гудок, и состав медленно подполз к платформе.
Демобилизованные высыпали из вагонов — худые, бритые наголо, в мятой форме без погон. Лиза искала глазами Павла, но не могла найти. И вдруг увидела — он стоял в стороне, у багажного вагона, и курил.
Похудел страшно — скулы заострились, под глазами залегли тени. Но главное — глаза. Они были пустые, потухшие, словно выгоревшие изнутри. Когда он увидел Лизу с ребёнком, на лице мелькнула тень улыбки, но тут же погасла.
— Павел! — Лиза бросилась к нему, но он отступил на шаг.
— Привет, — сказал глухо, не глядя на неё. — Это... дочка?
— Да. Катя. Катенька, это папа. Скажи папе «здравствуй».
Девочка спрятала лицо в материнское плечо. Павел протянул руку, чтобы погладить её по головке, но Катя заплакала — испуганно, жалобно.
— Не признаёт, — усмехнулся он горько. — И правильно. Какой я ей папа? Год не видела.
— Павел, что с тобой? Ты какой-то... странный.
— Устал. Дорога долгая. Поехали домой.
Домой — это была та самая комната в коммуналке, шестнадцать квадратных метров на троих. Елена Сергеевна с Виктором Павловичем переехали к дальним родственникам, чтобы дать молодым пожить отдельно. «Наладить семейную жизнь», как деликатно выразилась мать.
Но никакой семейной жизни не получалось. Павел был словно не здесь — смотрел сквозь стены, отвечал невпопад, по ночам вскакивал с криком. На вопросы Лизы отмахивался — приснилось, мол, всякое.
На третий день после приезда он пошёл к матери. Вернулся под утро, пьяный, еле держась на ногах.
— Она тебя споила? — спросила Лиза, помогая ему раздеться.
— Сам напился, — буркнул он. — И вообще... может, она права. Может, зря мы поженились. Что я тебе дать могу? Нищету? Комнату в коммуналке?
— Павел, что ты говоришь? Мы же любим друг друга!
— Любим... — он засмеялся горько. — Любовь — это в сказках. А в жизни — вот это вот всё. Грязь, вонь, безысходность.
Лиза не узнавала его. Где тот весёлый, уверенный в себе парень, который обещал ей золотые горы? Который говорил, что никакая сила их не разлучит? Армия сломала его, выпила все соки, оставила пустую оболочку.
А может, не только армия. Может, и мать постаралась — письмами, где капля за каплей вливала яд сомнений. «Подумай, сынок, какое у тебя будущее с этой девкой?» «Она тебя в нищету затащит». «Ребёнок — обуза, ты молодой, вся жизнь впереди». «Ольга тебя ждёт, хорошая девушка, с приданым».
Павел попытался устроиться на работу, но везде требовался опыт, которого у него не было. Или связи, которых тоже не имелось. В милицию не брали — нужна была безупречная характеристика, а у него в военном билете стояла отметка о дисциплинарном взыскании (подрался с сержантом, чуть под трибунал не попал).
Екатерина Петровна приезжала каждую неделю — якобы внучку проведать. Но на Катю даже не смотрела, зато с сыном часами сидела на кухне, что-то нашёптывала, уговаривала.
— Возвращайся домой, — говорила она. — Дом пустой стоит, хозяйство разваливается. А тут что? В коммуналке гнить будешь?
— Мам, у меня семья...
— Семья! Где она, твоя семья? Жена, которая ничего не умеет, кроме как детей рожать? Ребёнок, который тебя боится? Это семья?
После её визитов Павел напивался. Сначала по чуть-чуть — рюмку-другую для настроения. Потом больше. Потом начал пить запоями — по три дня, по неделе. Лиза пыталась бороться — прятала деньги, выливала водку, уговаривала. Бесполезно.
Однажды пришёл домой в стельку пьяный, с приятелем — таким же опустившимся демобилизованным.
— Это мой корешок Серёга, — представил он, шатаясь. — Мы с ним в одной роте служили.
Серёга, рыжий детина с наглыми глазами, бесцеремонно уставился на Лизу:
— Ого, Пашка, да у тебя жёнка — красавица! Повезло тебе!
— Повезло... — Павел засмеялся. — Вот, полюбуйся на моё везение. Комната — во! Жена с ребёнком на шее. Работы нет. Денег нет. Везение, блин!
— Павел! — Лиза покраснела от унижения. — Как ты можешь!
— А что? Правду говорю! Мать права была — не надо было жениться. Молодой я ещё, жить хочу, а не в этом болоте киснуть!
Серёга заржал:
— Правильно, Пашка! Гулять надо, пока молодой! А семья — это потом, когда на ноги встанешь!
Лиза молча взяла Катю и ушла к соседям. Вернулась через час — приятель ушёл, Павел спал на полу, обнимая бутылку.
На следующее утро он ничего не помнил. Извинялся, плакал, клялся, что больше не будет пить. Продержался три дня.
Потом всё повторилось. И ещё раз. И ещё.
Глава 9. Развод
Весной Лиза поняла, что больше так жить не может. Павел окончательно спился, работать не хотел, жил на её зарплату медсестры (она устроилась в районную больницу после академического отпуска). Екатерина Петровна торжествовала — вот, мол, довела сына до ручки, теперь пожинай плоды.
Последней каплей стал случай в мае. Павел пришёл пьяный и полез к Лизе с кулаками — за то, что плохо встретила, за то, что косо посмотрела, за то, что вообще существует. Катя проснулась, заплакала, и он замахнулся на неё:
— Заткнись, дрянь!
Лиза встала между ним и ребёнком:
— Не смей! Тронешь её — убью!
— Убьёшь? — он засмеялся пьяно. — Ты? Меня? Да я тебя сейчас...
Удар пришёлся в лицо. Лиза упала, ударилась головой об угол стола, потеряла сознание. Очнулась в больнице — соседи вызвали скорую.
— Сотрясение мозга, — сказал врач. — И гематома на пол-лица. Кто это вас так?
— Упала, — соврала Лиза.
— Упала, как же... Заявление писать будете?
— Нет.
Но заявление на развод подала на следующий день. Павел к тому времени протрезвел, пришёл в больницу — с цветами, со слезами, с раскаянием.
— Прости, Лиза! Я не знаю, что на меня нашло! Бес попутал! Больше никогда, клянусь!
— Уходи, — сказала она, отворачиваясь к стене. — И не приходи больше. Мы разводимся.
— Лиза, ну нельзя же так! Мы же муж и жена! У нас ребёнок!
— Были мужем и женой. Теперь — нет. А ребёнка ты чуть не ударил. Какой ты отец после этого?
Павел ушёл. А через день приехала Екатерина Петровна — в чёрном, как всегда, с каменным лицом.
— Ну что, догулялась? — сказала она с порога. — Довела сына до греха?
— Ваш сын сам до всего дошёл. С вашей помощью.
— Молчать! Это ты во всём виновата! Окрутила парня, ребёнка навязала, жизнь сломала! Он из-за тебя пить начал!
— Он пить начал, потому что слабый. Потому что маменькин сынок, который без мамочки шагу ступить не может. Вы его таким воспитали.
Екатерина Петровна побагровела:
— Как ты смеешь!
— Смею. И вот что я вам скажу: забирайте своего сына. Он мне больше не муж, а моей дочери — не отец. Живите вдвоём, раз вам больше никто не нужен.
— И заберу! И правильно сделаю! А ты со своей девкой хоть сдохни — мне всё равно!
Она ушла, хлопнув дверью. А Лиза долго лежала, глядя в потолок. Слёзы текли по вискам, капали на подушку. Не от обиды — от усталости. От разочарования. От крушения всех надежд.
Развод оформили быстро — Павел не сопротивлялся. На суде стоял понурый, на вопросы судьи отвечал односложно. Когда судья спросила, будет ли он платить алименты, Екатерина Петровна вскочила:
— Какие алименты? С чего платить? Он безработный!
— Это не освобождает от обязанности содержать ребёнка, — сухо заметила судья.
— Буду платить, — буркнул Павел. — Как найду работу.
Но работу он так и не нашёл. Вернулся к матери в посёлок, спивался дальше. Екатерина Петровна нашла ему невесту — не Ольгу (та уже вышла замуж за вдовца с ребёнком), а другую, Валю, тихую девушку-сироту, которая согласна была на что угодно, лишь бы крыша над головой.
Но Павел на Валю даже не смотрел. Пил, дрался, буянил. Несколько раз попадал в вытрезвитель, один раз — в больницу с белой горячкой. Екатерина Петровна бегала по врачам, по знахаркам, тратила последние деньги на лечение. Бесполезно.
В тридцать лет Павел выглядел на пятьдесят — седой, опухший, с трясущимися руками. Красота его давно увяла, от былого обаяния не осталось и следа. Местные его боялись и презирали одновременно. «Вот что баба с мужиком сделала», — говорили одни. «Сам виноват, слабак», — возражали другие.
Глава 10. Новая жизнь
Лиза осталась одна с дочерью в коммуналке. Родители к тому времени сняли отдельную квартиру на окраине — крохотную однокомнатную, но свою. Предлагали переехать к ним, но Лиза отказалась — хотела самостоятельности.
Работала в две смены — днём в больнице, вечером подрабатывала частными уколами. Платили неплохо, особенно за капельницы на дому. Катю оставляла с соседкой — той самой недовольной старухой, которая оказалась не такой уж злой. За небольшую плату присматривала за девочкой, кормила, укладывала спать.
— Хорошая у тебя дочка, — говорила старуха. — Умная не по годам. Только взгляд больно тяжёлый. Не детский.
И правда — Катя росла странным ребёнком. Серьёзная, молчаливая, с внимательным взглядом исподлобья. В детском саду воспитательницы жаловались — не играет с детьми, всё одна. Зато рано научилась читать, в четыре года уже складывала слова, в пять читала по слогам.
Внешне она всё больше походила на Екатерину Петровну — те же правильные черты лица, тот же властный подбородок, те же серые глаза. Иногда Лиза ловила себя на мысли, что боится собственной дочери. Когда Катя смотрела своим тяжёлым взглядом, казалось, что она видит насквозь, знает все тайны, понимает все слабости.
— Мама, почему у меня нет папы? — спросила она однажды, когда ей было шесть.
— Есть папа. Просто он живёт далеко.
— А почему он с нами не живёт?
— Потому что... так получилось.
— Он нас не любит?
Лиза не знала, что ответить. Сказать правду — что отец спился и забыл о них? Соврать — что любит, но не может быть рядом?
— Он болеет, — наконец сказала она. — Очень сильно болеет.
Катя кивнула и больше не спрашивала. Но Лиза видела, как дочь смотрит на других детей с отцами — внимательно, изучающе, словно пытаясь понять, что она теряет.
Годы шли. Лиза работала, растила дочь, старалась не думать о прошлом. Иногда до неё доходили слухи о Павле — то он попал в больницу с циррозом, то подрался с кем-то и сел на пятнадцать суток, то украл что-то и чуть не попал под суд. Екатерина Петровна спасала его раз за разом, вытаскивала из передряг, откупалась от пострадавших.
А потом пришла весть — Павел умер. Утонул в пруду за посёлком, куда ходил рыбачить. Нашли через три дня — всплыл. Экспертиза показала — в крови запредельная доза алкоголя. То ли упал пьяный, то ли сам... Кто знает.
Хоронить Лиза не поехала. Катя к тому времени уже всё понимала — ей было четырнадцать.
— Мама, он умер из-за водки? — спросила она.
— Да.
— Жалко его?
Лиза подумала. Жалко ли? Человека, который сломал ей жизнь? Который бил её? Который отказался от дочери?
— Жалко, — честно ответила она. — Он был слабым. А слабых всегда жалко.
Катя кивнула:
— Я не буду слабой. Никогда.
И сдержала слово. Училась отлично, окончила школу с золотой медалью. Поступила в медицинский — решила стать врачом, как мечтала когда-то мать. Специализацию выбрала психиатрию — хотела понять, почему люди становятся алкоголиками, почему ломаются, почему не могут бороться.
— Это из-за отца? — спросила Лиза.
— Отчасти, — ответила Катя. — Но не только. Мне интересно, как работает человеческая психика. Почему одни выживают в любых условиях, а другие ломаются от первой трудности.
В институте у неё появился молодой человек — Игорь, будущий хирург. Серьёзный, целеустремлённый, из хорошей семьи. Лиза обрадовалась — может, дочь будет счастлива в личной жизни.
Но за неделю до восемнадцатилетия Кати случилось несчастье.
Глава 11. Нападение
Это произошло в сентябре, за несколько дней до дня рождения. Катя возвращалась из института поздно — засиделась в библиотеке, готовилась к экзамену. Автобус опаздывал, пришлось идти пешком от метро — три квартала по тёмным улицам.
На неё напали в подворотне — двое наркоманов, которые хотели отобрать сумку. Катя сопротивлялась, кричала. Один из нападавших ударил её ножом — в живот, чуть ниже рёбер.
Прохожие услышали крики, вызвали милицию и скорую. Катю увезли в больницу истекающую кровью. Оперировали три часа — задета печень, сильное внутреннее кровотечение.
Лиза сидела в коридоре, вцепившись в руки матери. Елена Сергеевна шептала молитвы, Виктор Павлович ходил из угла в угол.
— Проклятие, — бормотала Елена Сергеевна. — Она же сказала — до восемнадцати лет...
— Мама, прекрати! — оборвала её Лиза. — Никакое не проклятие! Просто несчастный случай!
Но в душе она тоже думала — неужели? Неужели слова, сказанные в злобе восемнадцать лет назад, имеют такую силу?
Хирург вышел под утро — усталый, в заляпанном кровью халате.
— Жить будет, — сказал коротко. — Молодая, сильная. Выкарабкается.
Лиза заплакала — впервые за эту страшную ночь.
Катя пришла в себя через сутки. Слабая, бледная, но живая. Игорь не отходил от неё — взял академический отпуск, дежурил у постели день и ночь.
— Я думала, умру, — сказала Катя, когда смогла говорить. — И знаешь, что я подумала? Что не успела ничего. Не успела стать врачом. Не успела выйти замуж. Не успела родить детей. Не успела пожить.
— Всё успеешь, — Игорь целовал её руки. — Всё у нас будет.
День восемнадцатилетия Катя встретила в больнице. Утром пришла медсестра — знакомая Лизы — с огромным букетом роз:
— С днём рождения, красавица! И знаешь что? Тебе письмо пришло. На адрес больницы. Странное какое-то.
Письмо было без обратного адреса. Внутри — пожелтевшая фотография и записка.
На фотографии — молодая женщина с ребёнком на руках. Женщина красивая, статная, с тяжёлой русой косой. Ребёнок — годовалый мальчик с тёмными кудрями и озорными глазами.
Записка была короткой:
«Катя! Это я и твой отец. Мне тогда было двадцать пять, ему — год. Я прокляла тебя в злобе, не ведая, что творю. Прости меня. Ты — моя кровь, моя внучка. Единственная, кто остался от моего сына. Прости старую дуру. И живи. Живи долго и счастливо. Екатерина Петровна Воронцова».
Катя долго смотрела на фотографию. Потом порвала её на мелкие кусочки.
— Выброси это, — сказала она матери. — И письмо тоже.
— Катя, но она же...
— Она — женщина, которая уничтожила моего отца. Которая прокляла меня ещё до рождения. Которая сделала тебя несчастной. Слишком поздно она спохватилась. Пусть доживает со своей виной.
Лиза молча взяла обрывки фотографии и письма, выбросила в мусорное ведро.
⏭️ Часть четвертую рассказа читать здесь:
© Оккультный Советник. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.