— Ну и отлично. Когда начнем? Предлагаю прямо с утра, — сказал Кузьма и вопросительно посмотрел на Фиму, ведь именно от неё зависело, насколько точно они зададут направление и вектор зова, поскольку только она знает ту кошку.
— А зачем до утра тянуть? Давайте сейчас, Анафема все равно пока спит, как раз и управимся, наверное. Или нет?
— Да дело-то не в том, сколько времени потребуется, а просто ночь же.
— И что? — спросила Фима домового; она явно не понимала, при чем тут ночь. Одно дело, если много времени надо, чтобы этот самый зов создать и, как там Горазд говорил, «заткнуть уши реальности», а другое дело, если он подразумевает ночь как время суток.
— Ну, как что… — Кузьма аж затылок почесал, пораженный недогадливостью кошки, — Ночь же: спят все, отдыхают. У них время ведь там такое же, это же не Америка. Ты же сама сказала, что Томасина в нашем городе живет. Ну, то есть в этом же.
Фима от облегчения фыркнула. — Да чтоб ты знал: ночь — прекрасное время для кошек, гораздо более подходящее, чем день. Неужели ты никогда не замечал, какие у нас глаза? — и кошка вперила взгляд своих янтарных или, скорее даже, топазных глаз прямо в глаза домовому. Зрачок, который у обычной кошки в темноте расширился бы так, что радужка была бы не видна, у Фимы был тонкий, как игла. И она по своему желанию то расширяла, то сужала его, она ведь не была обычной кошкой, и продолжала смотреть на домового.
Зрелище было настолько гипнотическое, что Кузьма еле смог отвести взгляд.
— Я ить что-то забыл как-то, не подумал…
— Не подумал он!
— Ладно, ладно, прости. Тогда что, начинаем?
— Конечно. Тем более, что и у Томасины люди скорее всего спят, так что никого не потревожим.
И закипела работа. Первым делом подготовили всё необходимое — имеющиеся амулеты, сырье и заготовки для амулетов, если придется делать дополнительные прямо на ходу. Затем определили место, где происходила встреча представителей двух параллельных миров, и, наконец, отправились в ту самую точку. Она, кстати, была не так уж и далеко от дома Анафемы. Впрочем, для Фимы это особого значения не имело: она просто вместе с домовыми телепортировалась в нужное место. Как они пояснили ей чуть раньше, можно и не выходя из дома зов ткать, но лучше все-таки из той самой точки, они же с Томасиной не знакомы, а точность в этом деле, ох, как важна.
Вскоре все уже были там, где надо. Домовые, правда, удивленно смотрели по сторонам.
— Фима, ты точно уверена, что это здесь?
— Точно, точно.
— Но дома-то никакого нет…
— Это здесь нет, а в той реальности он есть.
— Ну, если ты уверена…
— Да.
— Тогда начнем.
Отошли на несколько метров от дороги, устроились в кустах поудобнее, и домовые тут же накинули полог неслышимости и невидимости, да еще на всякий случай морок напустили, чтобы уж точно никто их не увидел и случайно не наткнулся на них.
Кузьма с Гораздом сидели, их глаза были закрыты, губы что-то шептали, а руки, тут Фима не совсем была уверена, что они делают: в какой-то момент ей казалось, будто они что-то плетут, типа пояса, ниточку за ниточкой, одну к другой, а в другой момент ей чудилось, словно они вожжи в руках держат и понукают что-то, будто это лошадь. Фима сидела рядом с ними, не шевелилась и не отводила взгляд — боялась пропустить момент, когда все сработает и когда Томасина откликнется. Она очень надеялась, что Томасина все-таки откликнется и согласится помочь.
Минуты текли одна за другой, а домовые продолжали ткать что-то видимое и понятное только им. Выхватывали нужные нити подпространства, переплетали их и ткали зов, умело направляя его столь нужному и важному для них адресату — кошке Томасине. И знали, чувствовали — она их слышит. Теперь оставалось только ждать. Откликнется Томасина или нет, придет на помощь или откажется.
Томасина перевернулась с боку на бок и открыла глаза. Чутко прислушалась к окружающей её тишине — ведь что-то её разбудило. Но все было тихо. Тишину нарушало только дыхание спящих да шум изредка проезжающих по улице машин.
Кошка продолжала лежать и старалась уловить, что её тревожит. С подопечными человеками, с их близкими, а также с их собаками, кошками и прочей живностью — всё было в порядке и всё было хорошо. И, слава богу. Но что-то, буквально на краю сознания, продолжало цеплять её внимание. Как комар, который пищит где-то там, с той стороны, за сеткой, и никакой опасности не представляет, но отвлекает, не дает сосредоточиться или просто спокойно уснуть. Так и здесь. Что-то еле слышно царапалось, скреблось и стучалось в сознание Томасины.
Кошка встала, прошлась по квартире, вылавливая место, где «звуки» будут лучше слышны. Вот оно: неуловимые для обычного уха вибрации исходили не из окружающего пространства. Вибрировала сама тонкая материя. Вибрировала и звала.
Настроиться на зов, как только он был «выловлен», не составило труда: за помощью к Томасине обращалась кошка. Только не сама, а с помощью каких-то странных созданий…
— Господи, не может быть, домовые! Неужели они где-то сохранились…
***
Кошка Фима смотрела на домовых, те все также сидели, шептали что-то и плели. С момента, как они начали ткать зов, прошло всего пять минут, а ей казалось, что целая вечность. Вдруг Кузьма открыл глаза, и Фима аж вздрогнула.
— Она услышала нас.
— И? Ну, говори же скорей, что?!
— Она согласна, только…
— Что только?
— Сознание свое она может хоть сейчас к нам отправить: здесь оно примет фантомную или голографическую форму — как именно я не совсем понял — и поможет…
— Так пускай отправляет!
— Так, э, как бы сказать…, физическое-то тело там останется, а дело-то не пяти минут, люди-то её еще перепугаются, решат еще, что с ней что-то случилось, она же ни на что в этот момент реагировать не будет.
— А физически, целиком, она, что, не может к нам перейти?
— Нет.
— И что делать?
— Есть одна мысль…
Продолжение следует...