Третью ночь подряд видела Наталья один и тот же сон, и заканчивался он до жути явственно. Так явственно, что вспоминая его, она холодела от ужаса.
Она просыпалась среди ночи, потерянно ходила по дому, по привычке начинала утренние хлопоты. Но нет-нет да наваливались туманные видения сна, и Наталья, опираясь на столешницу, стояла, опустив голову, стараясь не думать, не думать об этом.
А снилась ей дочь. Будто б малая ещё совсем, будто б тонет она в реке. И так явственно тянет к ней ручки: помоги, мол, помоги. А она будто б тоже тут, под водою, но какие-то густые потоки и пласты воды никак не дают ей ухватить дочку. И воздуха не хватает, она задыхается, всплывает.
И видит: река спокойная, вода глубокая черная, ивы – по берегу. И далеко на мостках стоит сват Федор. Она кричит ему, а он не слышит, уходит и растворяется.
А вдали, на пригорке – церковь, три купола ярко сияют на солнышке, и берег странный – каменные плоские светлые глыбы на берегу, а меж ними – зелёный мох.
И тогда понимает она, что помощи ждать неоткуда, уходит опять под воду, плавает по глубинам – ищет дочь... А ее нигде нету. А она все ищет ищет...
Просыпалась Наталья в поту с гулко клокочущим сердцем, крестилась, читала молитву.
Третью ночь подряд видит Наталья один и тот же сон. А сегодня, после сна этого, коротко и больно толкнуло сердце очень сильно, словно встало оно поперек груди.
Она с каким-то испугом оглядела свою спальню, и засобиралась. Надо пробежаться по соседкам, поручить дом да хозяйство и ехать.
Дочь с семьёй и родителями мужа жила в трёх часах езды на автобусе. А это значит выделить на поездку нужно минимум пару дней.
**
Федор Егорыч был неутомим. Немолод годами, но бодр, полон ходовой силы и желания жить долго и в радости.
Конечно, любил он к вечеру опрокинуть стаканчик, но лишь для крепкого сна и бодрости души. Утром вставал он ни свет ни заря, искал себе дела. Вот и в этот день отправился он на рыбалку, прихватив с собой, уже не первый раз, восьмилетнюю внучку Настасью.
Дни стояли сентябрьские, теплые, но выехали они рано, оделись тепло. На резиновой лодочке, ещё по темени перебрались через реку Тигровку на остров.
И было Федору ещё по силу дотянуться на веслах до тех островков. А надо сказать, что многие его ровесники считали это уж за великий труд.
Внучку он любил, как не задеревенел натурою, тянулся к ней. А она – к нему.
Ася, как привычно звали ее все, кроме упрямого деда, не соглашающегося на столь явное несоответствие имени полному, рыбалки с дедом любила. Ребенком она была тихим, чуть зажатым в коллективе детском. Но друзья у нее имелись, к ней тянулись, потому что была она девочкой вдумчивой, никого не обижала, а ещё очень хорошо рисовала, умела разрисовывать удивительными картинками всякие девчачьи дневники и тетрадочки.
Колыхалась вода, серебристо стелился по ней туман, уже розово потек из-за горизонта луковый отсвет первых лучей солнца. Ася смотрела туда, где входило солнце. Надо было запомнить, чтоб завтра нарисовать.
Дед, сегодня что-то долго греб, тяжело дышал. А она слушала утреннюю свежесть просыпающейся реки, зябкий шелест ив и невнятную дедову бубню.
На острове ждал их шалаш, сооружённый летом. Дед специально привозил сюда доски, чтоб сотворить его. Ася сразу залезла внутрь, но там было ещё сыро от ночной влаги, и она начала помогать деду расставлять удочки. Дед натянул литые сапоги до паха, полез в воду, чтоб заглубить снасти.
Настасья помогала – подавала деду то одно, то другое, летая по берегу стрекозой.
На ней была надета старая куртка бабушки, резиновые сапожки. Бабушка заставила надеть платок, но было тепло, платок уже съехал, болтался на шее.
Дед, натягивая морщинистую шею, закидывал леску, устанавливал удилища. Они поймали несколько рыбин, Ася радовалась улову, смотрела на беспокоящихся в сети пленниц. А когда солнце пригрело землю, когда уже сняли они куртки, когда стащила Аська сапоги и начала бродить с любопытством по кромке прохладной уже воды, дед приказал доставать трапезу.
Они пили чай из термоса, ели хлеб с салом и бабушкины булки. Дед говорил о рыбах, о речке, вспоминал былое, вздыхал и потирал грудь.
А на душе Аси было спокойно....И когда загудели трели птиц и жужжание медуниц, ее сморил сон. Она улеглась на голубом плотно-тканом покрывале на солнышке и крепко уснула.
Сколько она проспала – не помнила. Проснулась оттого, что солнце нагрело щеку до горяча. Она завозилась на коленках, решила переползти в шалаш, спрятаться от солнца и спать дальше.
Уже из шалаша глянула она в сторону реки и деда не увидела. Она лежала, щурясь, глядя в щель, ожидая, что дед вот-вот появится в зоне видимости, но его не было долго.
Тогда Ася вылезла, пошла к берегу. И тут же увидела деда. Он как-то неряшливо лежал на боку, рука отброшена за спину, ноги его были в камышах, в воде.
Ася начала его тормошить, будить, звать. Но странно – от деда не пахло куревом и костровой горечью, как обычно. Он совсем ничем не пах, был какой-то стылый и чужой.
И тут пришло осознание, и Ася отскочила всторону.
Дедушка! Неужели дед умер?
Она опять бросилась к нему, толкала, открывала глаза пальцами, а отчаявшись разбудить, разревелась. Наревевшись до дурноты, сопя носом, она начала стаскивать лодку в воду.
Ещё раз подбежала к деду – показалось шевелился, но, почуяв запах тлена, испугавшись его, столкнула резиновую лодку в воду, намочив ноги, забралась в нее.
Казалось, догребет до берега быстро. Но весла месили воду, как кофейную гущу, сноровки у нее было мало, от припекающего солнца и навалившегося отчаяния она очень быстро утомилась и сдалась крутой водяной силе.
А сила северной реки была велика – она стремилась к более сильной водяной ветке, а уж та ветка – стремилась к морю. Девочку повлекло, потянуло из этой протоки на речную крутую стрежь, стремительно несущуюся вдаль.
Ася опускала весла в воду, пыталась бороться, заболели ладошки, она аккуратно убрала весла и просто смотрела на берега. Но берега были покрыты лесом, большими камнями, и не было рядом ни людей, ни домов.
Река все несла и несла, унося девочку все дальше и дальше от родного дома.
***
Наталья приехала к дочке уж после обеда. Дома – только сватья Ольга и маленький внук Сашенька, хоть и субботний день. Начала Ольга хлопотать, нужно покормить неожиданно приехавшую мать невестки. Наталью потянул Саша, демонстрировал свои игрушки.
А ей было как-то не очень хорошо, страх сидел в груди, не отпускал. С подоконника душно пахло геранью как-то печально и сладко. Герани у сватьи стояли по широкому подоконнику в разномастных горшках в два ряда, оттого подоконник горел багровым огнем.
– Так когда они вернутся-то?
Дети уехали на рынок, сватья сообщила ей.
– Да бес их знает. Кажную субботу мотаются, все что-то берут, деньги тратят. Чего их не тратить -то, коли есть? Ну, да пусть. Молодые ж, хочется. А Федор-то с Асей уж к вечеру будут.
– Что? – Наталья поначалу решила, что Ася с матерью и отцом, – Аська не с ними что ли?
– Не-ет, – Ольга отерла руки о вытертый фартук, – В прошлую субботу брали. Туфли красивые купили ей на школу, да ещё там... Чего же еще-то? – вспоминала сватья.
– Оль, а далеко ль они рыбачат? – сердце сжалось в комок.
– На лодке на остров чалят. Ругаюся, говорю, зачем девчонку -то берешь? Да разе его переупрямишь. Да и Ася – в охотку.
Но Наталья уже не слушала. Опять навалился на грудь камень, не давал дышать.
– Наташ, чего это ты? Чего?
– Да не знаю. Сумка вон... Навалила, видать поднатаскалась.
– Сейчас, сейчас. Сердечные вот выпей, только купила капли-то.
Ольга накапала из пузырька, Сашенька заполз на колени, вроде поотпустило. Они говорили о том о сем, а потом вышли во двор, ходили по хозяйству и гуляли с Сашей до приезда Кати и Бориса.
– Мама! Чего это ты? – удивилась Катерина, мать увидеть не ожидала.
– Соскучилась. Да и закрутки вон привезти нужно было.
– А дом на ком?
– Так Нюре поручила, присмотрит до завтра. Побуду у вас.
Сказала и удивилась сама тому, что явственно почуяла – не уедет. Прям, услышала, как ворчит Нюра, потому что не вернулась она по-обещанному, задержалась прилично.
Странно это. Наталья никому не говорила, но бывало частенько, что кружилась ее голова, и она чувствовала одновременно прошлое, настоящее и будущее, словно точно наперед знала, что будет в дне завтрашнем.
Витя, муж покойный, знал эту ее особенность, приметил. Долго сам себе не верил, а потом махнул рукой.
– Так и знал, что на ведьме женат.
А как не верить, коль рогом упиралась жена перед покосом, идти отговаривала, сама отказывалась, утверждая, что будет дождь. Тогда шел он сам, ругая жену за лень и упрямство ослиное, а через полчаса возвращался – мокрый от хлынувшего непонятно откуда взявшегося ливня.
Она ничего не говорила, молча наливала чай.
– Откуда знала-то? – смотрел изподлобья.
– Так пахло дождем. Неуж не чуял?
Он не чуял. И никто не чуял. Одна она только всё чуяла. Сколько раз психовал сын Колька, когда не отпускала она его то туда, то сюда. А там и правда случались казусы и даже беды. И когда из военкомата пришел, объявил отцу, что зовут поступать в Москву, в суворовское, Витя смеялся:
– Куда? Рехнулись они там что ли? Там одни генеральские сынки учатся. Только деньги промотаешь! Вот увидишь, не отпустит мать.
А она вечером выслушала спокойно, кивнула.
– Штаны надо новые, коротки больно брюки-то.
– Ты чего, мать!? Отпускаешь что ли? Не поступит он. Это ж... Это Москва! Суворовское! Думаешь ли башкой-то?
– Поступит, – сказала твердо и глянула так, что он притих.
И поступил Николай. Двое из района поступили.
Вот и сейчас смотрела она на своих близких, жизнерадостную, раскладывающую обновки и мелочи дочку, деятельного зятя и понимала наперед, что скоро все это растает, а останется только какое-то горе. И это горе копилось уже в углах светлого дома, затеняя, затягивая его.
Она прилегла, лежала, и лёжа играла с Сашенькой.
– Мам, ты чего-то грустная. Плохо себя чувствуешь? – глянула на нее Катя.
– Нет-нет, с дороги это просто. Ночь почти не спала. Кать, а отец-то во сколько с Асей вернутся, не знаешь?
– Ну, до темноты, обычно. А что?
– Да ничего. Соскучилась по ней, – попыталась улыбнуться Наталья.
Но волнение матери дочь подметила. Разговоры отца о материнской интуиции она помнила, частенько хвасталась девчонкам материнскими способностями. Но ведь это всё девчоночьи глупости. Она стряхнула думы, и занялась своими делами.
И лишь, когда начало смеркаться, заволновалась.
Пошли с Борисом они на берег, вглядывались в острова. Да разве разглядишь что? По крайней мере – лодки видно не было. А сумерки надвигались. Тогда побежал Боря к Михаилу Мясоедову, чтоб на машине поехать на местную речную базу, попросить помощи.
И дело закрутилось.
Вскоре нашли на острове отца. Вот так, отправился из дому в полной силе, а тут хватил, видать, удар, захлебнулось и разом умолкло сердце.
Борис бегал по острову, искал дочку. Но и без того было ясно – лодки нет, значит села она в нее, пытаясь попасть домой. Но разве переборет восьмилетняя девчонка такую реку?
Тело отца погрузили в моторку, везли, говорили о ветре, о песчаных кошках, о камнях – рассуждали, куда могло отнести лодку с девочкой. А Борис оцепенел, сидел над телом отца, страх сковывал: отец умер, темнеет, а его восьмилетняя Аська где-то на воде. Она и плавать -то не умеет, а река вон какая сильная, с водоворотами, протоками, поднявшимся к ночи ветром и витыми струями.
И так ненавидел сейчас он эту реку, забравшую у него отца и похитившую маленькую дочку.
И думать он сейчас совсем не мог, только кивал, когда мужики его успокаивали, рассуждали, обещали помощь.
***
А река тенисто-зелёная в забегах выплывала словно бы ниоткуда и сонно утекала в небо. Ася то и дело принималась за весла, стараясь послать лодку вправо к берегу, куда, собственно, и нужно ей было, но западный ветер относил ее влево по течению. Если б на ее месте был человек взрослый, он бы сообразил, что теперь уж все равно куда причаливать, лишь бы причалить, но в лодке был ребенок.
Она то принималась плакать и звать маму, потом вспоминала про дедушку и принималась звать его. Вспоминала папу, бабушек, так хотелось, чтоб оказались они тут, рядом...
От зеркально вспыхивающей на заходящем солнце воды щемило глаза, взгляд перекидывался на берег и разглядывал что-то неопределённое и смутное. Лодка несла ее средь берегов, покрытых камышом и лесом, берегов песчано-скалистых отвесных, мимо виднеющихся вдали домов и распаханных полей.
Ася не надела куртку. Казалось ей, что вернётся она к деду, позовет всех быстро и вернётся. В лодке – две деревянные скамьи-перекладины, дедов рюкзак с чем-то рыболовным и весла. А к вечеру поднялся ветер, небо затянулось густыми страшными тучами, а к ним добавился мелкий дождь. Лодку начало мотать из стороны в сторону, поднялись сильные волны, Ася испугалась, опять пыталась вырулить веслами, но от слабости и волнения, одно весло вдруг выскочило и сразу оказалось в отдалении. Она смотрела на него отрешенно, не пытаясь догнать, выловить. Она очень устала и замерзла.
И когда окончательно стемнело, она свернулась калачом, забралась под скамью, и лежала так, стуча зубами от холода на сыром и холодном дне лодки. Ей и в голову не приходило, что она погибает. Она думала о маме, о близких, о том, что ее уже ищут и скоро, очень уже скоро, найдут. А когда замёрзла окончательно, вылезла, потерла себя руками и стало чуть легче.
Она хотела покричать, глянула на берег и вдруг очень сильно испугалась. Смотреть туда было страшно, спустилась чернота ночи и берег казался сказочным черным злым царством. Горизонта не было видно, зато дождик утих, и лунная дорожка скользила по речной глади от самого ее края.
Эту лунную дорожку она и разглядывала. Хотелось побежать по ней и прибежать прямо к маме, прямо в теплую постель. Ася опять заплакала, а потом тихонько, себе под нос, запела мамину любимую песню:
– По синему морю к зелёной земле
Плыву я на белом своём корабле.
На белом своём корабле-е...
На белом своём корабле-е...
Меня не пугают ни волны, ни ветер.
Плыву я к единственной маме на свете.
Плыву я сквозь волны и ветер
К единственной маме на свете.
И эта песенка вдруг придала силы и уверенность. Чего она пригорюнилась-то? Вон же он, берег. И мама с папой ее уже ищут, и найдут обязательно, надо просто потерпеть. Потерпеть немного и всё.
Она притянула рюкзак, обняла его руками и положила на него голову. Она то дремала, то просыпалась. Было ей очень холодно, она терла себя, махала руками, а потом опять впадала в сонное забытье.
Если б смотрела она внимательней на берег, если б не случилось этого детского испуга черных берегов, то заметила бы Ася, что река снесла ее в довольно узкую камышово-ивовую протоку, из которой выбраться, догрести до берега даже одним веслом было бы гораздо легче, но она этот момент продремала и река опять вынесла ее на середину широкой реки.
Эта река называлась Юток, была она мельче, встречались отмели. Оттого рыбаки ее не любили, оттого и не встретил никто бегущую дальше по волнам лодку с потерянным ребенком.
А Ася проснулась, когда начало светать. Она дрожала, как осиновый лист. Прикрывала спину рюкзаком от ветра, но это помогало плохо. Наконец, догадалась – заглянула в рюкзак, нашла там дедушкины принадлежности рыбалки, высыпала их на дно лодки и нашла складной нож. Она решила разрезать рюкзак, на секунду задумалась о том, что дедушка станет ругаться, потом вспомнила, что он, наверное, умер, и начала раскладывать ножик. Далось это с трудом. Она старательно резала рюкзак, чтоб распахнуть его, сделать накидку. И ей это удалось. С разрезанным рюкзаком на плечах стало теплее.
Студеная, прозрачная река текла быстро, извивалась как-то неправильно. Ася опять взялась за весло, стараясь причалить к берегу. Это немного согрело, да и солнце поднималось все выше. Ласточки залетали над головой, высокий тростник шумел по берегу. Вообще, берега тут были крутые и отвесные, по ним тянулся лес, кое-где возвышались курганы.
– Ма-ама! – закричала она в приступе нахлынувшего отчаяния что было сил, подняв подбородок, задыхаясь в рыданиях.
Но шумную тишину реки этот голосок совсем не разрезал. Он слился с нею. Слился с шумом воды, стрекотание стрекоз, пением птиц на берегу.
Разве способна маленькая девочка перекричать, победить полноводную силу большой реки?
***
Они все были тут, на речной базе. Катя, Наталья, соседи и друзья. Все кроме Ольги, ее оставили дома с Сашей, да и горе оплакивать – потерю мужа. К ней пришли соседки, все поддерживали их.
Отсюда на моторке уезжали мужики. Уже подняты были все службы, искали девочку и из других мест, и даже машина скорой помощи стояла с утра тут, не уезжая. Было кому оказывать помощь – в комнате спасателей на кушетке лежала Катерина. Ей совсем было плохо.
Мужики возвращались для дозаправки, старались на мать не смотреть – нечего сказать. Ни девочка, ни лодка не находились.
А Наталья, как ни странно, держалась стойко. Как только все это началось, так и отпустило сердце – пришла уверенность, что внучка найдется.
– Мам, скажи, ты поэтому здесь, да? Папа говорил, что ты..., – спросила Катя, когда остались они одни.
– Ой, – махнула Наталья рукой, – Да нет. Глупости. Случайно я. А ты держись, хватит раскисать. Живая она, найду-ут.
-- Мам, мам, как жить, если...если ..., – опять и опять плакала Катя.
С ними была подруга Катерины Галя, ее муж тоже был тут. Обследовали мужики и берега. Тут же на скамье у реки сидела молодая девушка-фельдшер. Водитель скорой помогал мужикам тут, но был уж стариком, к тому же хромым, в поиске не участвовал.
Услышав гул приближающейся лодки, все устремлялись к мужчинам, но они отводили глаза, разводили руками.
– Борь, подь-ка сюда, – оттянула Наталья зятя в сторону, – А есть по реке место такое: берег будто в светлом плоском камне и церковь в три купола на берегу?
– Церковь? Да есть церкви, полно, но берег такой не помню, – хмурился зять.
Все были усталые, сказывалась бессонная ночь. Они шли своим поисковым планом и вмешательство – только лишнее.
Они перекурили, перекусили, заправили лодку и уехали опять.
– Чего ты говорила? – старик, водитель скорой помощи, подошёл к ней, – Знаю такое место. Только не по Тигровке оно. Это на Ютоке будет. Монастырь там. Но ведь она...
– Съездим? Дорога долгая туда? – она вцепилась глазами.
– Да нет, не больно. Минут двадцать на машине-то. Только ведь зря поедем. Вряд ли...
Но Наталья уж шла к машине.
– Куда это вы? – спросила фельдшерица.
– Да съездим в одно место, просят вон, – отмахнулся водитель, – Все равно без дела сидеть.
***
А у Аси борьба с рекой сменялась отчаянием. Она то хваталась за весло, то плакала. Солнце припекало нещадно, и сейчас разрезанный рюкзак лежал на голове.
В один момент она решила грести стоя. Но лодку качнуло, она наступила ногой на рассыпанное на дне имущество деда. Не порезалась. Но лишь потом, когда лодка начала наполняться водой, догадалась, что не закрыла дедов нож. Видимо наступила на рукоять и лезвие порезало дно лодки.
Ладошками она стала выгребать воду, наивно прикрывать рукой порез дна. Но лодка тонула и тонула. Воды сначала было по щиколотку, потом уж почти по колено. Ася ухватилась за надувные бока, но с лодкой происходило что-то совсем нехорошее – один ее бок вообще уходил под воду.
Ася испугалась очень. До берега далеко, а плавать она не умела. Наступил момент, когда лодка накренилась, и девочка оказалась в воде. Лодка тут же перевернулась, накрыла ее, ударила.
Ася ушла под воду, с открытыми глазами, в панике и страшном испуге, все же вынырнула, ухватилась за край лодки. Теперь уже лодку несло перевернутой, а Ася цеплялась за нее.
И вот странно, плавать она не умела, но в воде было не так уж холодно, и, уцепившись за ремень лодки, последними детскими силенками пыталась тянуть Ася лодку к берегу. Она больше не плакала, не сдавалась, она боролась за жизнь.
И вдруг в один момент почувствовала под ногами твердь. Это был какой-то камень или выступ с камнями. Потому что до берега было ещё далеко, а если шагнуть в сторону – ноги проваливались в глубину.
Но лодку сносило течением, надо было сделать выбор: держаться за нее или... И Ася уцепилась за этот кусок тверди. Он был надёжнее лодки. По крайней мере так ей казалось. Она отпустила лодку, зацепилась ногой за камень и осталась стоять тут.
Над головой ее кружили ласточки, она смотрела на них, на каменистый берег. Понимала, если упустит твердь – утонет. От бегущей воды кружилась голова и она решила смотреть на берег.
Но время шло и шло, на берегу ничего не менялось, а сознание плыло, цепляясь только за одно – держаться ногами на этой мели.
И где-то внутри ещё звучала песенка:
– Скорей до земли я добраться хочу
"Я здесь, я приехал!" - я ей закричу
Я маме своей закричу-у
Я маме своей закричу-у...
И тут, сквозь пелену солнечных бликов, увидела она на берегу какое-то движение. Она уже не понимала, что происходит там, но это придало ещё сил, она держалась.
А на берег спустились Наталья с Леонидом, водителем. Он увидел темное пятно на воде сразу, но принял за камень. Наталья шла впереди, вдруг встала, оглянулась на него и побежала вперёд. Он не успел сообразить, а она уж мчалась ему навстречу.
– Чего в машине есть надувное? Есть? Есть, что не тонет? Скорей, она там! Принесите! Скорей.
Он нашел какую-то небольшую надувную подушку от аппарата, типа грелки и доску. Вернулся бегом, задыхаясь, она уже в лифчике и трусах стояла по колено в воде много левее, махала ему руками.
Он тоже уже видел девочку. Картина эта ужасала. Казалось, ребенок стоит посреди реки, а воды несутся мимо, и сейчас снесут девочку. Догадался – Наталья ушла по течению вверх, чтоб плыть, чтоб ее сносило к внучке.
Но ... Не молода ведь. Как же... Но спорить не стал. Сам он плавал плохо.
А она, как ни странно, на вид была спокойна. Положила подушку на доску и поплыла.
А у Натальи состояние было странное. Сначала охватила ее по-осеннему студеная вода, позашлось сердце, но вскоре она уже уверенно плыла вперёд, в глубину. Доска мешала очень. Плавала она хорошо, с детства, воду любила. Правда, не была в воде реки уж лет десять. Как-то не принято было у них купаться в столь солидном возрасте.
Но сейчас пришла уверенность и какая-то здоровая злость на свою немощь – внучку она спасет. И пусть только попробует ей кто помешать! Сейчас вот конкретно мешала доска, и она опустила ее. С одной подушкой плыть стало легче.
Течение несло быстро, а она ещё не сравнялась с Асей, она направилась левее, начала грести против течения, стало тяжелее, но она, как спортсмен, считала гребки и не думала ни о чем. Даже об Асе не думала. Ася была сейчас целью. Как бездушный предмет, как фокус, к которому надо стремиться , а потом взять и доставить его на берег.
Оглянулась – ага, можно расслабиться, она примерно там, где надо. Теперь важно – не промахнуться. Навряд ли победит она течение, если снесет ее мимо.
Наталья никогда никого не спасала, но сейчас как-то интуитивно многое сделала правильно. Она не окликнула внучку. Совсем не окликнула. Она приземлилась на тот же выступ неожиданно, обхватила ее свободной рукой.
Ася забила ручками по воде, вытаращила на нее глазенки. И Наталья поняла – хорошо, что не окликнула, Ася сейчас плохо соображала, что происходит, она была в глубоком стрессе. Окликнула бы, оторвалась бы внучка от этой отмели, и тогда...
– Тихо, тихо, Асенька. Я бабушка Наташа, с тобою я. Тихо, – прижала к себе внучку и ужаснулась холоду ее тельца и синеве губ.
Но быстро взяла себя в руки. Нет – эмоциям. Всё потом.
Ей тоже надо было передохнуть, она одной рукой обнимала Асю, просила ее стоять на выступе. А потом тихо зашептала ей на ухо.
– Я поплыву, и тебя потащу. Ты будешь держать вот это, – она сунула ей подушку, и тут увидела, что подушка совсем обмякла, – Поняла? – спросила строго, почти грубо.
Ася кивнула, молчала.
– Ася, ответь. Скажи вслух – поняла?
Ася пыталась, но кроме "пэ-пэ", произнести синими губами ничего не смогла.
– Ладно. Вперёд! Держись вот так. Вот так...
Наталья посмотрела на берег. Леонид стоял напротив них, а сзади него – машина скорой. Каким-то образом он ее смог перегнать прямо на берег, на камни. Конечно, их отнесет. Машину можно было поставить левее.
Но сейчас важнее было настроить Асю. Чтоб не запаниковала, чтоб не утопила ее, и не утонула сама.
– Ася, будешь сильного работать ногами. Держаться за меня и работать ногами. Ты сможешь, – сказала уверенно.
Но как только из-под ног внучки твердь ушла, пришла к ней паника. Она заваливалась на подушку, а подушка уходила под воду, тогда она бросила ее и начала руками и ногами цепляться за Наталью.
Наталья подушку успела ухватить. Гаркнула громко:
– Спокойно! Успокойся. Держу тебя!
Она и правда обняла ее, работая под водой ногами. И тут поняла, что лучше, удобнее будет плыть на спине.
– Ногами, Ася. Бей! Бей!
Дыхания не хватало, но Ася сейчас сама держалась за ее шею, вроде поуспокоилась. Лучше б – за плечи, но ... шок в глазах внучки еще стоял, и Наталья решила, что плыть будет так.
Она гребла и гребла, побеждая метры, не спуская глаз с Аси, даже не смотрела – приближается ли берег и куда их сносит. Она видела берег противоположный, и ей казалось, что несет их мощная и жестокая река по течению, а тот берег совсем не удаляется.
А река, и правда, несла, сердце колотилось. Но бабушка Наташа сейчас была холодна и тверда, как глыба. Что может сделать сила реки против силы удвоенной любви материнской? Там на берегу рыдала и не хотела жить ее дочь, а тут – дрожала в холодных водах ее маленькая внучка.
И эту борьбу двух великих сил наблюдал сверху кружащий орёл, он не улетал, а кружил и кружил над ними. А Наталья лишь раз немного посмотрела на приближающийся берег, дала передышку рукам, которые просто отказались работать, а потом опять толкала и била тяжёлую воду.
А Ася берег как раз видела. Глаза ее оживали, она, наконец, осознала спасение и заработала ножками чаще.
Наталья готова была плыть вечно, она и не поняла, что произошло: вдруг она наткнулась на что-то мягкое, сбилась с ритма, и Ася уплыла из ее рук. Она перевернулась на воде и только тогда все поняла: Леонид, тяжело ступая, по пояс в воде, выносил на руках Асю на берег. Она спустила ноги, почувствовала камни, хотела встать, но ноги не слушались, она опять упала в воду. Тело отяжелело, ноги отказывались его держать. Она пыталась ещё и ещё раз, но результат – тот же.
Через пять минут прибежал Леонид. Только опершись на него, добрела она до машины. Асю он успел раздеть, завернуть в простынь и медицинский бушлат. Он надеялся, что Наталья вот-вот подойдёт сама, но пришлось и ее вести. Даже в машину Наталья забралась с трудом.
– Давай, давай, русалочка... На воде вона какая плыла, а тут..., – пыхтел он, затаскивая Наталью.
Одежда ее была уже тут. Она не стесняясь переоделась, сняла все мокрое нижнее, Леонид растирал ей ноги, дал глотнуть спирта. А она смотрела на Асеньку. Внучка лежала на каталке, свернувшись калачом, торчала только макушка. Она смотрела на бабушку.
И вот теперь бабушка поплыла-а, отпустило напряжение. Неуж она победила... победила эту проклятущую реку, и внучка ее здесь? Наталья упала на колени перед Асей, обняла ее и заплакала.
– Не плачь, не плачь, бабушка, – высунула внучка голую ручонку, гладила Наталью по мокрой голове, – Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны де-ети, – пропела тихонько.
Скорая прыгала на камнях, колени было больно, но Наталья боли почти не чувствовала. Разве это боль?
***
– Мам, а я теперь верю в то, что папа про тебя говорил. Только он шутил, что ты – ведьма. А ты не ведьма, ты – добрая волшебница.
– Ой, скажешь тоже... Хотя ... я не против.
Они сидели в больничном дворе. Неделю Катерина пролежала в больнице вместе с Асей. Приезжала домой лишь на похороны свёкра. Сегодня уже поминали – девятый день.
Случай их прогремел на всю округу, приезжали и журналисты, и сотрудники администрации. Наталья этих вопросов и хвалебных од стеснялась, отмахивалась. А на вопрос: "Как догадались, где искать внучку?", отвечала чистую правду:
– Приснилось.
Никто не верил. Вот разве что Катюша. Наталья отошла от "заплыва" довольно быстро. Конечно, болели плечи, мышцы ног, колени, но это мелочи. Ася шла на поправку. Конечно, настудилась, воспаление лёгких. Обследование прошла полное. Но теперь могла уже остаться в больнице сама. Она много рисовала, ей купили мольберт, краски. На картинах ее – река. Лунная дорожка, лесной берег, луковый восход... Психолог сказала, что все хорошо. Краски позитивные.
Сегодня Катя собиралась уезжать домой. Да и Наталье было пора. Хлопоты с похоронами свата были окончены.
– Ох и ругается уж, поди, там Нюра! – хлопала себя по коленям Наталья.
– Да ладно. Расскажешь всё – простит. А теперь и в газете написали. Возьми с собой.
– Кать, а мне ведь снилось, что ты тонула-то. Хорошо я так видела, четко. Ты, а не Ася. Вот и поехала – тебя спасать, – улыбалась Наталья, она и сама не верила, что привел ее на то место сон. Может случайность?
– Так ты меня и спасла, мам, – посмотрела дочь на нее серьезно, – Разве не спасла? Это река моих слез тебе снилась, в которой тонула я. И не знаю, смогла б выплыть или уже нет? Так что... Хошь не хошь, а добрая ты моя волшебница, – положила дочь матери голову на плечо.
***
🙏🙏🙏