— Нет, Игорь, нет! Я сказала — нет! — голос Ирины звенел от подступающих слёз и с трудом сдерживаемого гнева. — Они не приедут. Не в эти выходные. Не в следующие. Никогда!
Она стояла посреди своей идеальной кухни, с дизайнерским ремонтом, которую они с мужем отремонтировали год назад, и чувствовала, как стены начинают давить на неё. На другом конце провода, в динамике дорогого смартфона, Игорь что-то растерянно мямлил.
— Ирочка, ну ты чего? Это же мама... Марина с детьми... Они просто хотели на свежий воздух. Шашлыков поесть. Что такого-то?
«Что такого?» — мысленно взорвалась Ирина. Это был не просто вопрос. Это был приговор её спокойствию, её личному пространству, её даче. Той самой даче, что досталась ей от бабушки и которую она последние десять лет превращала из старенького домика с заросшим участком в райский уголок.
— Что такого, Игорь? — повторила она вслух, и в голосе её заскрежетал металл. — Ты хочешь, чтобы я напомнила тебе, что было в прошлый раз? Или в позапрошлый? Ты забыл, как твоя мама решила «облагородить» мои клумбы и выдрала весь мой сортовой флокс, потому что он, видите ли, «сорняк какой-то, место только занимает»? А на его место воткнула чахлую рассаду укропа?
— Ну, она же из лучших побуждений... Она думала, укроп к шашлыку...
— А твоя сестрица Марина? — не унималась Ирина, переходя на крик. — Которая привезла своих маленьких вандалов, и они сломали мне качели, которые мой отец своими руками делал? А на мой вопрос «почему?» она заявила, что «мальчикам нужно выплёскивать энергию»! Пусть выплёскивают её в своей хрущёвке, а не на моей частной территории!
Игорь вздохнул. Этот вздох Ирина знала слишком хорошо. Это был вздох человека, зажатого между двух огней, который больше всего на свете не хотел ничего решать. Игорь был прекрасным мужем: заботливым, любящим, успешным менеджером в «Газпроме», который обеспечивал семью. Но у него был один колоссальный недостаток — его семья. Для них он так и остался Игорьком, послушным сыном и братом, который никогда не скажет «нет».
— Ириш, я поговорю с ними. Я всё проконтролирую. Честное слово. Они будут вести себя тихо. Мама обещала испечь свой фирменный яблочный пирог.
Ирина закрыла глаза. Яблочный пирог. Вечный аргумент. Манипуляция чистой воды, завёрнутая в аромат корицы.
— Хорошо, — выдохнула она, сама не веря, что снова сдаётся. — Последний раз, Игорь. Слышишь? Это последний раз, когда я впускаю твою семью в свой дом.
В тот момент она ещё не знала, насколько пророческими окажутся её слова.
Субботнее утро началось с рёва мотора старенького «Рено», принадлежавшего Олегу, мужу Марины. Машина, фыркая и чихая, вкатилась на гравийную дорожку и остановилась в опасной близости от клумбы с гортензиями. Дверцы распахнулись, и на волю вырвался ураган в лице двух племянников, Димы и Саши, восьми и десяти лет. Они с гиканьем понеслись по идеальному газону, который Ирина стригла и поливала с религиозным усердием.
Следом, с достоинством королевы-матери, выплыла свекровь, Светлана Анатольевна. В её руках была корзинка, прикрытая полотенцем, из-под которого шёл тот самый аромат яблочного пирога. За ней, лениво потягиваясь, показалась Марина с мужем.
— Ирочка, здравствуй, дорогая! — пропела Светлана Анатольевна, подставляя напудренную щёку для поцелуя. — А мы вот приехали! Как тут у тебя хорошо, просторно! Не то что в наших каменных джунглях.
Ирина заставила себя улыбнуться.
— Здравствуйте, Светлана Анатольевна. Проходите.
Игорь суетился вокруг, помогая выгружать бесчисленные пакеты. Он бросал на Ирину виноватые взгляды, словно ища поддержки.
Первые несколько часов прошли в состоянии хрупкого перемирия. Мальчишки носились по участку, Марина разлеглась в шезлонге с телефоном, Олег тут же начал «инспектировать» мангал, а Светлана Анатольевна отправилась на экскурсию по дому, сопровождая каждый шаг громкими комментариями.
— Ой, а диванчик-то у тебя какой... маркий! У нас вот кожаный, протёр — и чистота! А занавесочки... блёклые какие-то, Ирочка, тебе бы что-нибудь повеселее сюда. С рюшами, например.
Ирина стискивала зубы и отвечала односложно, спасаясь на кухне, где она готовила обед. Она надеялась, что если будет вести себя как можно незаметнее, то катастрофы удастся избежать. Как же она ошибалась.
Первым тревожным звонком стал крик Димы со стороны небольшого прудика, который Ирина выкопала сама и заселила декоративными золотыми рыбками.
— Мам, смотри, это рыба!
Ирина выскочила на крыльцо и остолбенела. Десятилетний Саша держал её дорогой садовый сачок, которым он с азартом пытался выловить из пруда ошалевших золотых рыбок, а восьмилетний Дима прыгал на клумбе рядом от счастья.
— А ну прекратите! — закричала Ирина, бросаясь к пруду. — Вы что делаете, изверги?!
Марина лениво оторвала взгляд от телефона.
— Дима, Саша, не балуйтесь. Ирочка, ну что вы так кричите? Это же просто рыбы. Дети познают мир.
— Они его не познают, они его уничтожают! — голос Ирины сорвался. — Это мои рыбы! Я каждую по имени знаю!
Светлана Анатольевна, услышав шум, тут же оказалась рядом.
— Ирочка, ну что за трагедия? Рыбы... Подумаешь! Мы в деревне в детстве лягушек палками били, и ничего, нормальными людьми выросли. Не надо детей дёргать по пустякам, а то невротиками вырастут.
Игорь, который пытался разжечь мангал, сделал вид, что ничего не слышит.
Ирине удалось спасти лишь половину рыбок. Остальные безжизненно плавали кверху пузом. Она стояла, глядя на это побоище, и чувствовала, как внутри закипает ледяная ярость. Это был уже не просто визит родственников. Это было вторжение. Оккупация.
К вечеру ситуация накалилась до предела. Шашлык, приготовленный Олегом, подгорел. Светлана Анатольевна заявила, что мясо «резиновое», потому что Ирина купила его «не на рынке». Марина пожаловалась на комаров и на то, что в её бокале с вином плавает мошка.
А потом Ирина заметила, что со стены в гостиной исчезла старинная тарелка — реликвия, привезённая её прадедом из Германии после войны.
— А где тарелка, которая здесь висела? — тихо спросила она, хотя сердце уже колотилось от дурного предчувствия.
Все за столом замолчали. И тут младший, Дима, гордо заявил:
— А мы эту тарелочку как НЛО запускали! Она так классно летает!
— Где она? — голос Ирины был едва слышен.
— Там, — махнул рукой Саша в сторону оврага за забором. — Она в дерево врезалась и разбилась.
В повисшей тишине было слышно, как стрекочут сверчки. Ирина медленно повернула голову к мужу. Игорь сидел бледный как полотно и смотрел в свою тарелку.
— Игорь. — произнесла она его имя так, что он вздрогнул.
— Ир, ну... это же дети... — пролепетал он.
— Дети?! — взорвалась Ирина. Она вскочила из-за стола, опрокинув стул. — Это не дети, это Маугли! Невоспитанные дикари! А вы — их вожаки! Вам всем плевать на меня, на мой дом, на мои вещи!
— Да как ты смеешь так говорить! — взвилась Светлана Анатольевна, поднимаясь ей навстречу. — Мы к тебе с душой, с пирогом! А ты из-за какой-то черепушки истерику закатила! Неблагодарная! Игоря нашего прибрала к рукам, а теперь и семью его за порог хочешь выставить?
— Семья — это там, где есть уважение! — кричала Ирина, размахивая руками. — А вы пришли сюда, как саранча! Вы сожрали мою еду, уничтожили моих рыб, разбили мою память! Зачем вы вообще приехали? Чтобы в очередной раз показать мне моё место? Чтобы доказать, что я здесь никто?
— Это дача сына! — топнула ногой свекровь. — А значит, и наша! Всё, что у Игоря есть, — общее!
И тут произошло то, что стало последней каплей. Марина, до этого молчавшая, лениво протянула:
— Мам, да что ты с ней споришь. Мы лучше завтра с Олегом встанем пораньше, пока она спать будет, и перекопаем вон ту клумбу с розами. Картошечки посадим. Своей, домашней! А то в магазинах одна химия.
Ирина замерла. Она посмотрела на Игоря. Он молчал. Он просто сидел и молчал, опустив голову. И в этот момент она всё поняла. Поняла, что она одна. Что защиты и поддержки от этого человека она не дождётся. Он не плохой, нет. Он просто слабый. И эта слабость разрушала её жизнь.
— Вон, — сказала она тихо и отчётливо.
— Что? — не поняла Марина.
— Вон отсюда. Все. Убирайтесь из моего дома. Немедленно.
— Ты с ума сошла? — ахнула Светлана Анатольевна. — Игорь, скажи ей!
Ирина посмотрела на мужа пустыми глазами.
— Игорь. Если они сейчас же не уедут, можешь уезжать вместе с ними. И больше не возвращаться.
Она не блефовала. И он это понял. В его глазах мелькнул испуг. Он медленно поднялся.
— Мам, Марин... уезжайте.
— Куда уезжайте? Игорь! Ты что, под каблук залез? Она нас выгоняет, а ты?!
— Уезжайте, я сказал! — впервые за весь вечер рявкнул он.
Сборы были короткими и злыми. Пакеты и сумки запихивались в машину под злобное шипение Марины и причитания Светланы Анатольевны. Когда «Рено», наконец, развернулось, вырвав колесом клок газона, и скрылось за поворотом, Ирина повернулась к мужу.
Он стоял посреди разгрома, жалкий и потерянный.
— Ира... прости.
— За что ты извиняешься, Игорь? За них? Или за себя? За то, что сидел и молчал, пока они топтали мою душу?
— Я... я не знал, что сказать...
— Вот именно! — горько усмехнулась она. — Ты никогда не знаешь, что сказать. Тебе проще, чтобы унижали меня, чем один раз поставить на место твою мать. Знаешь, в психологии есть такое понятие — сепарация. Это когда взрослый человек отделяется от родителей и начинает жить своей жизнью, строить свою семью. Так вот, Игорь, тебе тридцать пять лет, а ты до сих пор не сепарировался. Ты всё ещё маленький мальчик, который боится, что мама будет недовольна.
Она говорила спокойно, без крика, и от этого спокойствия ему становилось ещё страшнее.
— А я больше не могу так жить. Я не могу быть буфером между тобой и твоей семьёй. Я не могу быть вечной жертвой, которую приносят на алтарь твоего спокойствия. Поэтому ты сейчас поедешь домой. Соберёшь свои вещи. И поживёшь отдельно. Подумаешь. О сепарации. О том, кто для тебя важнее. А когда надумаешь — позвонишь. Если я захочу с тобой говорить.
Она развернулась и пошла в дом, оставив его одного стоять под огромным звёздным небом, посреди руин её маленького рая.
Следующие две недели были похожи на туман. Ирина взяла на работе отпуск за свой счёт. Она жила на даче. Она не плакала. Она действовала.
Первым делом она позвонила своему другу детства, Пашке, который теперь был преуспевающим юристом.
— Паш, привет. Нужна консультация. Дача. Куплена мной за три года до брака. Наследство от бабушки плюс мои личные накопления. Документы все есть. Что может сделать муж или его родственники?
— Ничего, — уверенно ответил Павел после короткой паузы. — Иришка, расслабься. Согласно 36-й статье Семейного кодекса Российской Федерации, имущество, принадлежавшее каждому из супругов до вступления в брак, а также имущество, полученное одним из супругов во время брака в дар, в порядке наследования или по иным безвозмездным сделкам, является его собственностью. Эта дача — твоя и только твоя. Совместно нажитым имуществом она не является. Они могут хоть в Европейский суд по правам человека обратиться, закон на твоей стороне.
На душе у Ирины стало немного легче.
На следующий день у неё на даче уже работала бригада. Старый штакетник сносили. На его место ставили высокий, глухой забор из профлиста с автоматическими воротами. Ирина заказала самую лучшую систему видеонаблюдения с датчиками движения и возможностью просмотра в реальном времени с телефона. Она сменила все замки в доме.
Потом она села за стол, взяла лист бумаги и начала писать. Она составила подробный перечень всего ущерба: десять кустов сортовых английских роз Дэвида Остина — по пять тысяч рублей за куст; пятнадцать золотых рыбок — по тысяче за штуку; реставрация антикварной мейсенской тарелки (она нашла в овраге все осколки) — экспертная оценка показала сорок тысяч рублей; восстановление газона, ремонт качелей, вывоз мусора... Итого набежала весьма круглая сумма — чуть больше ста тысяч рублей.
К этому списку она приложила короткое письмо.
«Уважаемая Светлана Анатольевна! Направляю Вам счёт за ущерб, причинённый Вами и членами Вашей семьи моему имуществу, расположенному по адресу... Прошу возместить указанную сумму в течение десяти банковских дней. Также официально уведомляю Вас, что отныне Вам, а также Вашей дочери Марине, её мужу Олегу и их детям, запрещён доступ на территорию моей частной собственности. Любая попытка проникновения будет расценена как нарушение статьи 139 Уголовного кодекса РФ, и я незамедлительно обращусь в правоохранительные органы».
Она отправила это письмо с описью вложения и уведомлением о вручении.
Игорь звонил каждый день. Сначала он пытался давить на жалость, потом — на чувство вины. Ирина была непреклонна.
— Игорь, я сказала тебе подумать. Ты думаешь или просто пытаешься вернуть всё как было?
— Ира, мама в шоке! Она плачет целыми днями! Говорит, ты хочешь разрушить нашу семью!
— Вашу семью разрушает не мой забор, а её нежелание видеть в сыне взрослого мужчину, а в его жене — отдельного человека со своими границами, — отрезала Ирина. — Пусть плачет. Иногда это полезно. Говорят, со слезами выходят токсины. Может, и из её души что-нибудь выйдет.
Развязка наступила в субботу. Ирина сидела на веранде с чашкой чая и книгой, когда на её телефон пришло уведомление от системы безопасности: «Обнаружено движение у ворот». Она открыла приложение.
Картинка была чёткой и по-своему комичной. У её новых, высоких, неприступных ворот стояли Светлана Анатольевна и Марина. Свекровь трясла в руках какой-то бумажный лист — видимо, то самое письмо со счётом. Марина тыкала пальцем в объектив камеры. Они что-то кричали, но микрофон был отключён, и сцена напоминала немое кино.
Светлана Анатольевна подбежала к воротам и начала дёргать ручку. Потом достала из сумки старый ключ и попыталась вставить его в новый замок. Конечно, ничего не вышло. Она в бессилии ударила кулаком по металлическому листу.
Ирина откинулась на спинку кресла и рассмеялась. Она смеялась так, как не смеялась уже много лет. Это был смех освобождения. Она смотрела, как две женщины, которые годами отравляли ей жизнь, стоят перед рукотворным символом её независимости и не могут ничего сделать. Они были бессильны. Вся их власть, все их манипуляции рассыпались в прах перед лицом простого и твёрдого «нет», подкреплённого двухметровым забором.
Они постояли ещё минут десять, помахали кулаками в сторону дома и, наконец, сели в свою машину и уехали.
Вечером позвонил Игорь.
— Я всё видел, — сказал он тихо.
— Что видел?
— Мама прислала мне видео. Как они стоят у ворот. Она написала, что ты построила между нами стену.
— Я построила стену там, где должен был быть мост, который вы сожгли, — спокойно ответила Ирина. — Я защитила свою территорию, Игорь. То, что ты должен был сделать много лет назад.
Он долго молчал.
— Я поговорил с ними, Ира. По-настоящему. Впервые в жизни. Я сказал, что если они хотят когда-нибудь видеть меня или своих внуков, если они у нас будут, то они должны извиниться перед тобой. И оплатить счёт. И больше никогда, никогда не появляться на твоей даче без твоего личного приглашения.
— И что? — спросила Ирина, не веря своим ушам.
— Мама сказала, что я предатель. Марина обозвала меня подкаблучником. А потом они бросили трубку.
— Мне жаль, — искренне сказала Ирина.
— Не жалей, — ответил он, и в его голосе появились новые, твёрдые нотки. — Мне не жаль. Я... я чувствую себя так, будто с меня сняли тяжёлый рюкзак, который я таскал всю жизнь. Ира... можно я приеду? Не жить. Просто... поговорить.
— Приезжай, — ответила она после паузы.
Он приехал через час. С букетом её любимых пионов и саженцем редкой голубой розы. Он не просил прощения. Он просто сел рядом с ней на веранде и взял её за руку.
— Я хочу научиться, — сказал он. — Научиться быть тебе мужем, а не маменькиным сынком. Я не знаю, получится ли. Но я хочу попробовать. Если ты дашь мне шанс.
Ирина посмотрела на его лицо — повзрослевшее за эти две недели, с новыми морщинками у глаз — и поняла, что тоже хочет дать ему этот шанс. Она ещё не простила его до конца, но впервые за долгое время почувствовала надежду.
Они сидели в тишине, держась за руки, и смотрели на звёзды. Где-то там, в большом и шумном городе, кипели обиды и взаимные обвинения. Но здесь, в её маленькой крепости, в её личном раю, царили покой и умиротворение. Ирина знала, что впереди ещё много трудностей. Отношения с его семьёй были разрушены, и неизвестно, можно ли их будет когда-нибудь восстановить. Да и нужно ли?
Но сейчас это было неважно. Важно было то, что она отстояла себя. Она не позволила себя сломать. Она доказала, в первую очередь самой себе, что бороться за своё счастье, за своё достоинство и за свои границы можно и нужно. И иногда для этого достаточно просто построить забор. И снаружи, и внутри.