Я стояла у окна с чашкой остывшего чая и смотрела, как по нашей тихой улице медленно падают жёлтые листья. Октябрь выдался на редкость тёплым, и я думала о том, что надо бы собрать последние яблоки в саду. Николай обещал помочь на выходных, но я знала — опять найдёт причину отложить. Двадцать восемь лет замужем научили меня не ждать обещанного.
Жёлтое такси свернуло к нашим воротам, и я удивлённо нахмурилась. Мы никого не ждали. Водитель вышел, открыл багажник и начал выгружать чемоданы. Два больших, один поменьше и какие-то коробки. Сердце неприятно ёкнуло — я узнала фигуру, выходящую из машины.
Светлана. Золовка. Сестра Николая, с которой мы виделись от силы раз в год на семейных праздниках. За ней из такси выбралась Алёна, её пятнадцатилетняя дочь — худенькая девочка с вечно насупленным лицом.
Я поставила чашку на подоконник и пошла открывать дверь. Ещё не дойдя до прихожей, услышала, как щёлкнул замок — у Светланы были ключи от нашего дома. Николай дал ей запасной комплект лет десять назад, на всякий случай.
— Вера, ты дома? — голос золовки звучал так, будто она зашла не в чужой дом, а вернулась с работы в свой собственный. — Помоги с вещами!
Я вышла в прихожую. Светлана уже стаскивала осенние сапоги, а Алёна топталась у порога, уткнувшись в телефон.
— Света? Что случилось? — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё сжалось от дурного предчувствия.
— Мы будем жить у вас, — сказала она так просто, будто сообщала, что зашла на чай. — Алёнка, не стой столбом, занеси свои вещи в комнату Саши. Он же в армии, так что она свободна.
Я почувствовала, как пол уходит из-под ног. Комната сына была для меня святым местом — я оставила там всё как было, ждала его возвращения через полгода.
— Подожди, Света... Николай знает? Мы же не обсуждали...
— С Колей я сама поговорю, — она махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Вер, ну что ты стоишь? Водитель ждёт, надо расплатиться и вещи занести. У меня спина болит после переезда.
Я машинально полезла за кошельком — у Светланы, как всегда, денег не оказалось. Пока расплачивалась с таксистом и помогала затаскивать чемоданы, в голове крутилась одна мысль: что происходит? Почему она здесь?
— Развелась я, — бросила Светлана, проходя на кухню. — Игорь, подлец, не только бизнес просадил, но ещё и квартиру заложил. Банк отобрал. Пришлось съезжать. О, у тебя борщ есть? Отлично, мы с дороги голодные.
Она уже гремела кастрюлями, разогревая еду, а я стояла в дверях собственной кухни и не могла выдавить ни слова. Вторжение произошло так быстро, так нагло, что я просто не успела среагировать.
Новые порядки
Прошла неделя, и я чувствовала себя гостьей в собственном доме. Светлана переставила мебель в гостиной — теперь диван стоял у другой стены, потому что "так больше света". Мою любимую вазу она убрала в кладовку — "старомодная какая-то". На кухне появились её кастрюли и сковородки, а мои задвинули в дальний шкаф.
— Вер, ты не против, если я выброшу эту рухлядь? — Светлана держала в руках мою старую эмалированную кастрюлю с отбитым краем. В ней ещё моя мама варила компоты.
— Не надо, я ей пользуюсь, — тихо сказала я.
— Да ладно тебе! Купим новую, нормальную. Алёнка, иди завтракать!
Девочка спустилась в пижаме, села за стол и уставилась в телефон. Я поставила перед ней тарелку с кашей.
— Фу, я овсянку не ем, — она даже не подняла глаз. — Мам, сделай блины.
— Вера сделает, — Светлана уже красила ресницы перед зеркалом в прихожей. — Я на собеседование еду. К вечеру вернусь.
Она уходила каждый день — то на собеседования, то по делам. Возвращалась поздно, уставшая и раздражённая. Алёна целыми днями сидела в комнате Саши, переставила там всё по-своему. Учебники сына я нашла сваленными в коробку под кроватью.
Николай приходил с работы, молча ужинал и уходил в гараж. Когда я пыталась поговорить, он отмахивался:
— Вер, ну что ты хочешь? Она же моя сестра. Не на улице же ей жить. Потерпи немного, устроится на работу и съедет.
— Коля, но она даже не спросила! Просто приехала и...
— Господи, Вера! Ну что ты из мухи слона делаешь? Временно поживут и всё. Не жадничай.
Жадничай. Это слово ударило больнее пощёчины. Я, которая всю жизнь молча терпела его родню на все праздники, готовила на толпу народа, принимала его друзей в любое время дня и ночи — я жадничаю?
Ночью я лежала без сна и слушала, как за стеной, в комнате сына, играет музыка. Алёна допоздна сидела в интернете, громко разговаривала по телефону. А утром Светлана будила весь дом своим феном в шесть утра.
— Вера, кофе сделай покрепче! — кричала она из ванной. — И бутерброды собери Алёнке в школу. Я опаздываю!
Я вставала, шла на кухню и механически выполняла её распоряжения. Сопротивляться не было сил. Да и как сопротивляться родственникам? Николай сразу встанет на сторону сестры, я это знала.
В пятницу вечером я вернулась из библиотеки и застала в гостиной незнакомую женщину. Полная, с ярким макияжем, она сидела на моём месте на диване и пила чай из моей любимой чашки.
— О, Вера! — Светлана появилась из кухни с тарелкой печенья. — Это Марина, мы вместе работали. Марин, это жена моего брата, я тебе рассказывала.
— Очень приятно, — женщина окинула меня оценивающим взглядом. — Света говорит, вы тут вдвоём живёте в таком большом доме. Хорошо, что пустили их пожить. Не каждый так поступит с родственниками.
Пустили. Будто мы разрешали. Будто нас спрашивали.
Правда в МФЦ
В понедельник утром я сказала Николаю, что иду в МФЦ узнать про перерасчёт коммунальных платежей. Он кивнул, не отрываясь от телефона — в последнее время он вообще старался со мной не разговаривать. Наверное, чувствовал вину, но признать это не мог.
В МФЦ было людно, я взяла талончик и села ждать. Рядом две женщины обсуждали какие-то документы на жильё, и я невольно прислушалась. Одна рассказывала, как родственники прописались без её ведома и теперь претендуют на квартиру.
Меня словно холодной водой окатило. А что если... Нет, Светлана не могла. Или могла?
— Следующий! Окно номер три!
Я подошла к окошку, где сидела молодая девушка с усталым лицом.
— Здравствуйте, я хотела узнать... У нас в доме сейчас временно живут родственники. Нужно ли их как-то регистрировать?
— Если больше девяноста дней, то да, нужна временная регистрация. А что конкретно вас интересует?
Я замялась, потом решилась:
— Можно проверить, не зарегистрирован ли кто-то по нашему адресу без моего ведома? Вот мой паспорт.
Девушка что-то набрала в компьютере, нахмурилась, набрала ещё раз.
— Так... По вашему адресу неделю назад оформлена временная регистрация на Светлану Игоревну Морозову и её несовершеннолетнюю дочь Алёну. Сроком на год. Вот копия заявления.
Она повернула монитор. Я увидела документ, подписанный Николаем. Мой муж. Втайне от меня зарегистрировал сестру в нашем доме.
— А ещё... — девушка замялась, — Есть обращение в отдел социальной защиты. Гражданка Морозова подала документы на постановку в очередь на муниципальное жильё как мать-одиночка, не имеющая собственного жилья. И указала ваш адрес как место фактического проживания.
В ушах зашумело. Я схватилась за край стойки.
— Но это же... Это наш дом! Мой и мужа! Как она может претендовать...
— Она не претендует на ваш дом, — успокоила меня девушка. — Но используя регистрацию у вас, может рассчитывать на социальное жильё. А пока его не дадут... Ну, год точно у вас проживёт. Легально.
Я вышла из МФЦ на ватных ногах. Села на лавочку у входа и попыталась успокоиться. Значит, всё это было спланировано. Светлана приехала не просто пожить немного. Она обосновалась надолго. И Николай ей в этом помог.
Телефон зазвонил — муж.
— Вера, ты где? Света говорит, обеда нет. Ты что, в магазин поехала?
— Я в МФЦ, — мой голос звучал чужим. — Николай, ты зарегистрировал Свету в нашем доме?
Молчание. Потом раздражённый вздох:
— Ну и что? Для соцзащиты нужно было, чтобы помощь оформить. Не выдумывай проблем, Вера.
— Ты не спросил меня. Это же и мой дом тоже.
— Господи, опять ты за своё! Моя сестра в беде, а ты тут права качаешь! Не позорь меня, Вера. Приезжай и приготовь нормальный обед.
Он бросил трубку. Я сидела и смотрела на потухший экран телефона. Двадцать восемь лет брака. И я для него никто. Просто бесплатная прислуга, которая не имеет права голоса в собственном доме.
Мимо прошла пожилая пара, держась за руки. Женщина что-то говорила, мужчина смеялся. Нормальные люди. Которые уважают друг друга.
А я? Что я делала все эти годы? Молчала, терпела, уступала. И вот результат — чужие люди хозяйничают в моём доме, а родной муж говорит мне "не позорь меня".
Ночные мысли
Я сидела на тёмной кухне и смотрела на старую эмалированную кастрюлю. Светлана днём опять пыталась её выбросить, но я отобрала. Теперь держала её в руках и вспоминала маму.
— Не давай себя в обиду, Верочка, — говорила она перед свадьбой. — Мужнина родня — это испытание. Но помни: ты не служанка. Ты хозяйка в своём доме.
Я не послушала. Думала, любовью и терпением всего добьюсь. Что Николай оценит, как я принимаю его семью, никогда не жалуюсь, всё делаю для его удобства. Наивная дура.
За стеной, в гостиной, громко работал телевизор. Светлана смотрела какое-то шоу и комментировала вслух. Алёна топала по лестнице — спускалась на кухню за едой каждый час. А Николай, как всегда, сбежал в гараж.
Я достала телефон и открыла переписку с сыном. Саша служил в Подмосковье, иногда удавалось созвониться.
"Мам, как дела? Как папа?"
Последнее сообщение было три дня назад. Я не ответила — что писать? Что в его комнате поселилась двоюродная сестра? Что отец за моей спиной прописал в доме свою сестру?
Пальцы сами набрали: "Сынок, у нас всё сложно. Тётя Света с Алёной переехали к нам. Живут в твоей комнате."
Ответ пришёл неожиданно быстро: "Мам, ты что, серьёзно? А ты как?"
"Терплю. Папа сказал — временно."
"Мам, какое временно? Тётка же прилипала. Помнишь, как она у бабушки жила? Выгнать потом не могли."
Я помнила. Старая история — Светлана после первого развода полгода жила у свекрови Николая. Обещала съехать, как только найдёт работу. В итоге свекровь сама съехала к своей сестре, не выдержав.
"Мам, не молчи. Дай им от ворот поворот."
Легко сказать — дай поворот. Как? Николай уже решил всё за меня. Подписал документы, впустил их в дом. А я, как всегда, узнала последней.
На лестнице послышались шаги. В кухню вошла Светлана в халате и тапочках — моих тапочках, которые я искала уже неделю.
— О, ты чего не спишь? — она включила свет, и я зажмурилась. — Чай будешь?
Не дожидаясь ответа, она поставила чайник, достала печенье. Села напротив и внимательно на меня посмотрела.
— Вер, ты чего дуешься? Я же не навечно к вам. Вот устроюсь нормально, сниму квартиру.
— Ты регистрацию оформила. На год.
Она пожала плечами:
— Ну и что? Для социалки нужно. Алёнке льготы в школе положены, пособие мне как матери-одиночке. Без регистрации не дают. Колян же понимает.
— А меня никто не спросил.
Светлана фыркнула:
— Вер, ну что ты как маленькая? Мы же семья. Должны помогать друг другу. Или ты хочешь, чтобы мы на улице жили?
Старый приём. Emotional blackmail, как говорят психологи. Я столько лет на него велась.
— Света, это мой дом тоже. Мой и Николая. Ты могла спросить, предупредить...
— Ой, всё! — она встала, громко двинув стул. — Я думала, ты нормальная, а ты жадная оказалась. Колян правильно говорит — ты вечно проблемы из ничего делаешь. Спокойной ночи!
Она ушла, хлопнув дверью. А я осталась сидеть с остывшим чайником и мыслью, которая билась в голове как пойманная птица: "Колян говорит". Значит, они обсуждали меня. Сестра и брат против глупой, жадной Веры.
В окно постучал дождь. Осенний, холодный. Я подумала, что впереди долгая зима. И прожить её в собственном доме, чувствуя себя чужой — это слишком.
Надо что-то делать. Но что? Как бороться, если против тебя твой же муж?
Последняя битва
Утро началось со скандала. Алёна разбила мою любимую чашку — ту самую, из которого сервиза, что подарила мама на свадьбу. Из двенадцати осталось только три, и вот теперь две.
— Подумаешь, чашка! — Светлана собирала осколки. — Старьё какое-то. Купим новые, современные.
Что-то во мне оборвалось. Как струна, натянутая слишком сильно.
— Не трогай! — я вырвала из её рук совок с осколками. — Это моя чашка! В моём доме! И я сама решу, что с ней делать!
Светлана опешила:
— Вера, ты чего?
— Я того, что устала! Вы живёте здесь месяц, ведёте себя как хозяева, всё переставили, вещи мои выбрасываете! А теперь ещё и прописались без моего ведома!
— Это Колян разрешил...
— Дом принадлежит нам обоим! Обоим, понимаешь? И я не давала согласия на твою регистрацию!
В кухню вбежал Николай — видимо, услышал крики из гаража.
— Вера, ты что орёшь? Соседи услышат!
— Пусть слышат! — я повернулась к нему. — Ты прописал свою сестру в нашем доме без моего согласия! Это незаконно!
— Не ори на меня!
— Буду орать! Это мой дом! Я имею право!
Я достала телефон и набрала номер. Николай попытался выхватить его, но я отошла.
— Участковый? Здравствуйте, это Вера Михайловна с Садовой, дом пятнадцать. Приезжайте, пожалуйста. У меня в доме незаконно зарегистрированы люди.
Светлана побледнела:
— Ты что делаешь, дура?
— То, что должна была сделать месяц назад.
Участковый приехал через полчаса. Молодой лейтенант, деловитый и спокойный. Выслушал всех, проверил документы.
— Так, понятно. Гражданка Морозова, регистрация оформлена только с согласия одного собственника. Нужно согласие обоих. Гражданка Вера Михайловна, вы можете обратиться в суд для признания регистрации незаконной.
— Это же моя сестра! — взвыл Николай.
— Это не отменяет закона, — лейтенант был невозмутим. — Гражданка Морозова, вы должны покинуть данное жилое помещение. Если откажетесь, хозяева имеют право выселить вас через суд.
Светлана смотрела на меня с ненавистью:
— Ты пожалеешь об этом.
— Не пожалею, — я удивилась, какой твёрдый у меня голос. — Собирайте вещи. Даю вам два дня.
— Коля!
Но Николай молчал. Он стоял, опустив голову, и не смотрел на сестру. Может, впервые в жизни ему было стыдно. А может, просто понял — я дойду до конца.
— Мам, а как же школа? — Алёна вдруг заплакала.
Мне стало жаль девочку. Но не настолько, чтобы отступить.
— Светлана найдёт выход. Она всегда находит.
Участковый ушёл, пообещав всё запротоколировать. Светлана с Алёной поднялись наверх собирать вещи. А мы с Николаем остались на кухне.
— Ты довольна? — он наконец поднял на меня глаза. — Выгнала мою сестру.
— Она сама виновата. И ты тоже. Вы решили всё за моей спиной.
— Я хотел помочь...
— Нет. Ты просто не считаешься со мной. Никогда не считался. Но это мой дом тоже, Коля. И я больше не позволю вытирать об меня ноги.
Он вздохнул, потёр лицо руками:
— Прости. Я... я правда думал, что делаю правильно.
— Правильно было бы спросить меня. Обсудить. Вместе решить. Но ты привык, что я молчу и соглашаюсь. Больше так не будет.
Наверху хлопали двери, что-то падало. Светлана собиралась демонстративно громко. Но меня это больше не трогало. Я отстояла свой дом. Свою жизнь. Себя.
Тишина дома
Прошёл месяц. Дом снова стал тихим и спокойным. Я вернула мебель на места, достала из кладовки свои вещи. Комнату Саши привела в порядок — он должен вернуться через два месяца, и всё будет как прежде. Нет, лучше, чем прежде.
Николай изменился. Стал внимательнее, чаще помогает по дому. Вчера сам предложил съездить за продуктами. А на выходных починил калитку, которая скрипела последние полгода.
— Вер, — сказал он вечером, когда мы пили чай на кухне. — Я правда виноват. Не должен был так поступать.
— Знаю.
— Света звонила. Сняла квартиру, устроилась на работу. Говорит, на тебя обижена.
— Это её право.
— А ты... ты её простила?
Я подумала. Простила ли? Наверное, да. Но доверять больше не буду. И впускать в свою жизнь — тоже.
— Я простила, Коля. Но в наш дом она больше не войдёт. Никогда.
Он кивнул. Мы допили чай в тишине. Хорошей, спокойной тишине, которой мне так не хватало.
На работе, в библиотеке, заметили перемены. Сказали, что я будто помолодела. А я просто перестала бояться. Научилась говорить "нет". Защищать своё.
Вчера позвонил Саша:
— Мам, ты молодец! Папа рассказал. Правильно сделала, что выгнала тётку.
— Это было непросто.
— Знаю. Но ты справилась. Я горжусь тобой, мам.
Я положила трубку и заплакала. Первый раз за этот месяц. Но это были хорошие слёзы. Слёзы облегчения.
Сегодня утром я нашла в шкафу тапочки, которые носила Светлана. Без сожаления выбросила их в мусор. А потом достала мамину кастрюлю и сварила компот. Из последних яблок, которые мы с Николаем всё-таки собрали.
Дом пах яблоками и корицей. За окном падал первый снег. А я сидела в своём любимом кресле, пила компот из уцелевшей чашки и думала: как хорошо быть хозяйкой в собственном доме. И в собственной жизни.
Светлана была права в одном — семья должна помогать друг другу. Но помощь не должна превращаться в оккупацию. А доброта — в слабость. Этот урок дался мне дорого. Но я его усвоила.
На всю жизнь.