Рита мыла посуду, когда зазвонил телефон. «Папа» на экране — плохой знак.
— Ритуля, где документы на дачу?
— Зачем они тебе?
— Продаю участок. Оксане квартира нужна, хорошая.
Тарелка выскользнула из рук, разбилась о кафель.
— Ты продаёшь мамину дачу? Для Оксаны?
— А что такого? Ей с детьми теснота, а вы как-нибудь обойдётесь.
— Мы всегда как-нибудь обходимся.
— Ну вот и хорошо. Документы в секретере, да? Завтра приеду.
Рита смотрела на осколки тарелки. Пятнадцать лет назад они с Оксаной выходили замуж в одно лето. Оксана получила от родителей квартиру, машину, оплаченную учёбу. Рите подарили этот сервиз — теперь вот по кусочкам разлетается.
Дача встретила запахом прелых листьев. Рита толкнула дверь, прошла к старому секретеру. В верхнем ящике — пустота. Во втором — счета за свет. В третьем наткнулась на тетрадь в клеёнчатой обложке.
Открыла случайно — и сердце остановилось. Мамин почерк.
«Виталий опять уехал к Оксане — ремонт помогать делать. А Рита звонила, у них труба прорвало, квартиру затопило. Денег на ремонт нет. Говорю мужу — помоги младшей тоже. Он: "Сами справятся, привычные". Господи, да они потому и привычные, что помощи никогда не видели...»
«Покупаем Оксане вторую машину. Рита на автобусах ездит уже шестой год. Спрашиваю Виталия — справедливо ли так? "Оксана просит, а та молчит". Но она молчит от гордости! Не понимает...»
«Скоро уйду из жизни, чувствую. Прошу Виталия — будь справедлив с дочками. Обе родные. Говорит "конечно", но вижу — не слышит. Боюсь за Риту...»
— Рита! Где ты?
Голос отца. Рано приехал.
— Здесь, ищу документы.
Он вошёл, увидел тетрадь в её руках.
— Это мамино. Зачем читаешь?
— Случайно нашла. Интересно, что она писала про справедливость.
Лицо отца изменилось.
— Мама многое преувеличивала под конец...
— Преувеличивала? Три квартиры Оксане — это преувеличение? Или то, что ты ко мне в год раз приезжаешь, а к ней каждый месяц за шестьсот километров мотаешься?
— У неё дети, ей тяжелее...
— А у меня что — праздник жизни? Мы с мужем пахаем на двух работах, ипотеку тянем, а ты даже не спросишь — как дела, не нужна ли помощь.
— Ты же не просишь никогда...
— А зачем просить, если заранее знаешь ответ? "Справитесь, вы сильные".
Отец сел на диван, состарившись на глазах.
— Рита, когда мама ушла из жизни, я растерялся. Оксана плакала, цеплялась за меня. А ты сказала: "Справимся, пап". И я подумал...
— Что я в отце не нуждаюсь?
— Что ты сильнее её. Самостоятельнее.
— Я не хотела быть сильной! Я просто научилась не ждать от тебя ничего!
Слова вырвались сами, громкие и болезненные.
— Знаешь, что мама в последней записи написала? "Виталий так боится разочаровать Оксану, что забыл — у него две дочери. А Рита уже почти потеряна. Она молчит, но больно ей. Скоро будет поздно что-то менять".
Отец закрыл лицо руками.
— Она этого не писала...
— Написала. За месяц до ухода.
Тишина стояла долго. За окном шумели мамины яблони.
— Что теперь делать? — глухо спросил отец.
— Не знаю. Мне нужно подумать.
Рита убрала тетрадь в ящик.
— Документы в письменном столе. Нижний ящик, красная папка.
— Ритуля, можно я в воскресенье приеду? К вам домой. Поговорим нормально.
— Посмотрим.
В воскресенье отец пришёл с пустыми руками — впервые за много лет.
— Я всю неделю думал. И решил — дача остаётся тебе.
— Не нужно мне твоя дача как плата за чувство вины.
— Не плата. Справедливость. Мама там счастливая была, и ты маленькая там бегала.
— А квартира для Оксаны?
— Найдём деньги.
Рита внимательно посмотрела на отца. Постаревший, уставший. Впервые она увидела в нём не строгого судью, а просто человека, который ошибался.
— Папа, дача мне не нужна. Мне нужно другое.
— Что?
— Чтобы ты приезжал не на двадцать минут "проведать". Чтобы помнил мой день рождения. Чтобы спрашивал, как дела, не для галочки.
— Буду приезжать. И... можно, я научу твоего мужа рыбачить? На речке рядом с дачей.
— Можно.
Вечером, когда отец уехал, зазвонил телефон. Оксана.
— Рита! Папа сказал, дачу тебе отписывает! С какой стати?!
— Оксана, а сколько квартир тебе папа подарил?
— При чём здесь квартиры?!
— А дача при чём? — спокойно ответила Рита и положила трубку.
Впервые в жизни она повесила первой. И почувствовала — что-то изменилось. Не мир вокруг. Она сама.