— Ты понимаешь, что он испугался? «По-настоящему испугался», —говорила Катя, энергично размешивая сахар в чашке. Они сидели на кухне у Светы через два дня после первого заседания. — Его лицо в суде, когда Сергей Иванович про сберкнижку сказал… Это было лучше любого кино! Он же думал, ты тихая овечка, которую можно просто выставить за дверь. А тут такой контрудар!
Светлана слабо улыбнулась. Ощущение победы, такое яркое в первый день, сменилось тревожным затишьем. Роман не появлялся дома, но его вещи оставались на своих местах, как молчаливое напоминание о его присутствии.
— Я боюсь, Кать. Что он еще придумает? Он ведь не остановится. Он так просто не отступит, я его знаю.
— А мы и не ждем, что он отступит! — Катя поставила чашку на стол с таким стуком, что чай выплеснулся в блюдце. — Мы будем бить первыми! Светка, пойми, лучшая защита — это нападение. Ты нашла одну его ложь. Большую, наглую ложь про деньги на ремонт. А ты уверена, что она единственная? Человек, который способен на такое, врал тебе двадцать лет. В мелочах, в крупном — везде.
— Что ты предлагаешь? Нанять частного детектива? — горько усмехнулась Света. — У меня на юриста-то еле хватает.
— Зачем детектив, когда у тебя есть… — Катя сделала театральную паузу, — …его логово! Его комната! Его стол! Его старый ноутбук!
Светлана похолодела.
— Лазить по его вещам? Катя, это… это неправильно.
— Неправильно?! — взвилась сестра. — А выгонять мать своего ребенка из ее же дома — это правильно? Приводить любовницу и обсуждать, куда выкинуть кресло твоего отца — это правильно? Света, очнись! Идет война! А на войне все средства хороши. Ты должна знать своего врага. Ты должна найти его слабые места. И я уверена, они все задокументированы и лежат где-нибудь в ящике его стола под стопкой старых журналов «За рулем».
Слова Кати, резкие и циничные, попали в цель. Страх боролся в душе Светланы с гневом, но гнев, подогретый унижением последних недель, побеждал. Она вспомнила хищную улыбку Ангелины, шипение свекрови, ледяные глаза мужа. Нет. Хватит быть правильной.
— Шкатулка… — тихо сказала Света.
— Что, прости?
— Шкатулка с документами. Где я нашла сберкнижку. Там не только мои бумаги. Там и его старые документы тоже лежат. Свидетельство о рождении, аттестат, военный билет… И какие-то еще бумаги. Я никогда в них не вникала. Он сказал, это его «архив».
Глаза Кати загорелись азартным огнем.
— Архив, говоришь? Ну что ж. Пора провести в этом архиве ревизию! Неси свою шкатулку! Будем изучать историю болезни нашего пациента.
Резная палехская шкатулка, которую Света достала с антресолей, пахла нафталином и прошлым. Они высыпали ее содержимое на кухонный стол. Вот ее документы, аккуратно сложенные в отдельную стопку. А вот — его. Целый ворох бумаг, пожелтевших от времени.
— Так, посмотрим, — Катя надела очки, которые придавали ей вид строгого следователя. — Свидетельство о браке, о рождении Антона… старый паспорт… договор на покупку той самой «девятки», которую он якобы продал на ремонт… Ага, вот это уже интересно!
Она протянула Свете пожелтевший листок.
— Смотри. Договор датирован маем две тысячи шестого года. А ремонт у вас был, ты говоришь, в пятнадцатом. Он что, девять лет деньги с продажи машины в чулке держал? Бред.
— Он говорил, что вложил их куда-то, в какой-то бизнес друга, а потом забрал с процентами, — неуверенно сказала Света.
— Конечно, говорил. Он много чего говорил, — проворчала Катя, роясь дальше. — А это что за прелесть?
Она извлекла из пачки бумаг какой-то официальный бланк. Это было свидетельство о праве на наследство по закону, выданное Роману Орлову нотариусом города N-ска в две тысячи четырнадцатом году. Наследство состояло из 1/3 доли в квартире по такому-то адресу и денежного вклада в банке.
Светлана смотрела на документ, и у нее темнело в глазах.
— Какое наследство? От кого? У него же… у него же из родни только мама. Его отец умер, когда Рома был совсем маленьким.
— А вот тут написано, что наследодатель — Орлова Анна Григорьевна, — прочитала Катя и посмотрела на Свету поверх очков. — Тебе это имя что-нибудь говорит?
— Нет… Постой. Его отца звали Григорий. Значит, это его сестра? Тетя? Рома никогда не говорил, что у него есть тетя. Он всегда говорил, что они с мамой одни на всем белом свете.
— Видимо, была, — констатировала Катя. — И, судя по дате, умерла как раз за год до вашего ремонта. И оставила ему долю в квартире и деньги. И он об этом тебе ни слова не сказал. Вместо этого он взял твои наследственные деньги, провернул всю аферу с дарственной, а свои деньги, надо полагать, припрятал.
Светлана молчала. Она пыталась осознать масштаб обмана. Он не просто солгал. Он цинично и расчетливо использовал ее, ее доверие, ее деньги, в то время как у самого на счету лежала круглая сумма. Это было так чудовищно, что не укладывалось в голове.
— Но зачем? — прошептала она. — Зачем ему это было нужно? Мы же были семьей…
— Затем, что он никогда не считал эту квартиру своей! — отрезала Катя. — Она всегда была твоя, бабушкина. И это его бесило. Он хотел стать здесь полноправным хозяином, но не за свой счет, а за твой! Он получил от тетки наследство, но решил, что это будет его «подушка безопасности». А твое наследство можно пустить в расход. И еще и поиметь с этого половину твоей же квартиры! Гениальный план, не находишь?
Слезы катились по щекам Светланы. Но это были уже не слезы жалости к себе. Это были слезы гнева и отвращения.
— Что… что мне теперь с этим делать? — спросила она, глядя на сестру.
— Как что? Нести нашему Сергею Ивановичу! — воскликнула Катя. — Это не просто козырь, это джокер! Это полностью меняет дело! Теперь мы можем доказать не просто введение в заблуждение, а умышленный обман с целью завладения чужим имуществом! Это уже почти мошенничество пахнет!
Она достала телефон.
— Алло, Сергей Иванович? Добрый вечер. У нас тут новые обстоятельства по делу Орловой. Весьма пикантные. Мы, кажется, нашли еще одну «копченую паприку». И она гораздо острее первой.
Второе заседание суда отличалось от первого. Роман пришел один, без группы поддержки. Он выглядел осунувшимся и злым. Его адвокат держался не так уверенно. Они не смогли предоставить никаких документов, подтверждающих вложения Романа в ремонт. Их позиция строилась на туманных фразах о «вкладе трудом» и «моральной поддержке».
Когда слово взял Сергей Иванович, в зале повисла напряженная тишина.
— Ваша честь, — начал он, — сторона истца не смогла предоставить доказательства своих финансовых вложений. Зато мы можем предоставить доказательства того, что у истца в тот период были собственные значительные средства, которые он скрыл от своей супруги.
Он положил на стол судьи копию свидетельства о наследстве.
— В две тысячи четырнадцатом году, за год до ремонта и оформления дарственной, господин Орлов получил наследство от своей тети, о существовании которой моя доверительница даже не подозревала. Наследство включало в себя как долю в недвижимости, так и денежный вклад. Однако истец, вместо того чтобы вложить эти средства в семейный бюджет и ремонт, скрыл их, и убедил свою жену отдать на эти цели ее личные, также наследственные, деньги. А в качестве «благодарности» потребовал подарить ему половину ее квартиры.
Судья медленно надела очки и взяла документ. Адвокат Романа вскочил.
— Протестую! Это не имеет отношения к делу! Личные средства моего доверителя — это его личные средства!
— Отклонено, — спокойно сказала судья, не отрывая глаз от бумаги. — Это имеет самое прямое отношение к делу, поскольку характеризует намерения истца в момент совершения сделки. Продолжайте, пожалуйста.
— Таким образом, — продолжил Сергей Иванович, — мы видим целенаправленную схему. Истец умышленно ввел свою супругу в заблуждение относительно своего финансового положения и своих намерений, чтобы безвозмездно, то есть даром, получить в собственность дорогостоящее имущество. Это не просто заблуждение. Это обман. И мы просим суд признать договор дарения ничтожной сделкой.
Роман сидел, вжав голову в плечи. Он был бледен. Он смотрел на Светлану с ненавистью.
В этот момент в зале суда произошло то, чего никто не ожидал. Дверь открылась, и на пороге появился их сын, Антон. Он был в военной форме — приехал в увольнение из своей части. Он прошел по залу и сел на скамью позади матери. Его лицо было серьезным и напряженным.
Судья объявила перерыв.
В коридоре Антон подошел к ним. Он обнял мать.
— Мам, я все слышал. Прости, что меня не было. Мне ребята рассказали, что происходит. Я взял увольнительную.
Потом он повернулся к отцу.
— Пап, как ты мог? Это же мама. Это наш дом. Как ты мог так с ней поступить?
Роман вздрогнул, но тут же напустил на себя привычную надменность.
— Не твоего ума дело! Вырастешь — поймешь. Мужчина должен иметь свое.
— Свое? — переспросил Антон, и в его голосе прозвучал металл. — За счет обмана? За счет маминых денег? Этому ты хочешь меня научить? Я не хочу иметь такое «свое».
Он посмотрел на отца долгим, тяжелым взглядом, в котором не было ни капли сыновней любви. Только презрение и разочарование. Потом взял мать под руку.
— Пойдем, мам. Выпьем кофе.
Это был самый сильный удар для Романа. Сильнее, чем разоблачение в суде. Он мог выдержать гнев жены, козни ее сестры, вопросы судьи. Но этот взгляд сына… Он сломал его. Светлана видела, как ссутулились его плечи, как он постарел за одну минуту. В этот момент она впервые почувствовала к нему не гнев, а что-то похожее на жалость.
Суд вынес решение через месяц. Встречный иск Светланы удовлетворили. Договор дарения признали недействительным. Квартира снова полностью принадлежала ей. Иск Романа о нечинении препятствий в продаже доли отклонили за отсутствием самого предмета спора.
В тот вечер Роман пришел домой, чтобы забрать свои вещи. Он был тихим и каким-то опустошенным. Он молча складывал в коробки свою одежду, книги, рыболовные снасти. Светлана стояла в дверях, наблюдая за ним. Двадцать лет совместной жизни уместились в три картонные коробки.
— Куда ты теперь? — спросила она, сама не зная, зачем.
— К матери, — не оборачиваясь, ответил он. — Ангелина… она ушла. Сказала, что не хочет связываться с неудачником, у которого нет ни денег, ни квартиры.
Он горько усмехнулся.
— Она права. Я все проиграл.
Он повернулся к ней. В его глазах не было злости. Только усталость и какое-то запоздалое раскаяние.
— Прости, Света. Если можешь. Я… я не знаю, что на меня нашло. Захотелось доказать всем, и себе в первую очередь, что я чего-то стою. Что я не просто муж в квартире жены. Вот и наворотил дел…
— Ты мог бы просто поговорить со мной, Рома, — тихо сказала она. — Все эти годы. Просто сказать, что тебя гложет. Мы бы что-нибудь придумали. Купили бы вместе дачу, гараж… Что-то, что было бы нашим. Общим.
— Мог бы, — кивнул он. — Но гордость не позволила. А теперь поздно.
Он взял коробки и пошел к выходу. Уже в дверях он обернулся.
— Антон… Он звонил мне. Сказал, что я ему больше не отец.
С этими словами он ушел. Светлана закрыла за ним дверь и прислонилась к ней спиной. Она не чувствовала ни радости, ни триумфа. Только горечь и опустошение. За окном шел дождь. Казалось, он смывает с этого дома, с ее жизни, всю грязь, ложь и боль последних месяцев.
Через неделю в квартире снова пахло краской и свежестью. Антон, взяв отпуск, помогал матери доделывать ремонт. Они вместе сдирали старые, те самые, «привет из девяностых», обои в гостиной. Под ними обнаружился слой старых газет.
— Мам, смотри! — засмеялся Антон. — Тут новости за восемьдесят пятый год! Про перестройку пишут!
Они смеялись, читая старые заголовки. И в этот момент Света поняла, что все сделала правильно. Дом, очищенный от прошлого, снова наполнялся жизнью. Ее жизнью. И жизнью ее сына.
В дверь позвонили. На пороге стояла Катя с огромным пирогом в руках.
— Ну что, новоселы! — прогремела она. — Принимайте провиант! У меня сегодня по особому рецепту. С двойной порцией «копченой паприки»! Для закрепления эффекта!
Они сидели на кухне, пили чай с невероятно вкусным пирогом и строили планы. Антон собирался после армии поступать в институт. Катя звала их в отпуск на Алтай. А Света… Света просто смотрела на своих самых близких людей и впервые за много лет чувствовала себя по-настоящему счастливой и свободной.
Судьба Романа сложилась незавидно. Доля в квартире тети оказалась обремененной долгами, а на денежный вклад нашлись другие наследники. Он так и остался жить с матерью в ее маленькой квартирке, работая простым менеджером и выплачивая кредиты, которые набрал для жизни с Ангелиной. Тамара Павловна, не выдержав позора, перестала выходить из дома и общаться с подругами. А Ангелина быстро нашла себе нового, более успешного покровителя.
Иногда, глядя на старую палехскую шкатулку, Светлана думала о том, как хрупко бывает семейное счастье и как легко его разрушить ложью. Но потом она смотрела на фотографию, где они с Антоном и Катей смеются на фоне гор, и понимала, что на руинах можно построить что-то новое, гораздо более прочное и настоящее.
От автора:
✨ В каждой истории есть тень реальности, и она отражается в наших поступках.
Спасибо, что уделили время чтению. Ваши слова в комментариях помогают мне увидеть новые грани сюжета.