Рома плыл по реке. Сверху палило яркое солнце и речная вода не приносила прохлады, она была горячей. Рома задыхался от жары и понимал, что ему не выплыть. Он совершенно выбился из сил. До берега еще так далеко, но там на том берегу стояла мама, она махала рукой и кричала:
— Ромашка, плыви, плыви!
Потом неожиданно оказалась рядом, погладила по голове, повторяя:
— Ромашка мой, Ромашка!
И Рома выплыл из очередного сна навеянного высокой температурой. Он потерялся в днях, засыпая и просыпаясь в больничной палате. Отмечал только темно за окном или светло, день или ночь.
Иногда становилось полегче, когда температура спадала. Но она поднималась вновь, хоть не такая высокая, как дома. Дома дошла до отметки 40 градусов, но все равно Рома не хотел вызывать скорую. Говорил другу:
— Ничего, отлежусь, отлежусь. Мне нельзя болеть, мне надо к Лене.
— Какая Лена? — психовал Витя. — Тебе из-за твоей Лены совсем башню снесло. Зачем в реку полез? Хорошо еще не утонул по пьянке. Ромка, я тебя не узнаю. Что ты творишь из-за какой-то девчонки?
— Она не какая-то. Она одна, одна такая. Мама, я тебя с ней познакомлю.
И вот тогда Виктор испугался, понимая, что друг начинает заговариваться от жара. Вызвал скорую, не спрашивая больше разрешения.
В больнице обнаружили, что у Романа воспаление легких. И вот уже несколько дней он засыпал и просыпался в больничной палате, чувствуя жар, ломоту во всем теле. Появился кашель, да такой, что разрывал грудь от боли.
Рома проснулся, но не хотел открывать глаза, хотел подольше остаться во сне, где была мама. Он будто физически чувствовал, как она гладит его по голове. Нет, это на самом деле так. Кто-то трогает лоб, касается волос.
Парень приоткрыл глаза, сощурился от света ярких ламп на потолке.
Лена! Она склонилась над кроватью, каштановые волосы упали, касаясь лица Ромы.
— Ты пришла, или это очередной сон? Я хотел поговорить, хотела объяснить, — прохрипел парень.
— Тихо, тихо, тебе больно разговаривать. Говорить буду я. Я была не права. То, что было у тебя с этой..... это было до меня. Просто мне показалось это как-то очень грязно, и еще ревность. Ром, я никогда и никого так не ревновала, меня прямо захлестнуло.
— Ты права, это грязно. Стыдно вспоминать...
— Все, все, я уже знаю. Мне Витя рассказал. Что было, то было, и прости меня за то, что я убежала. Я не права. Отныне все трудности мы будем разруливать вместе, если ты не против, конечно.
— Подожди, я должен тебе кое-что сказать, — Рома убрал руку девушки со своей головы, постарался сфокусировать на ней взгляд. — Это очень важно, Лен.
Он проклинал себя за то, что говорит, боялся, что это может стать их последним разговором. И все равно должен был сказать, чтобы расставить все точки над i прямо сейчас.
— Я не брошу ребенка, буду помогать и участвовать в ее жизни. У Марго будет девочка. Я терпеть ее не могу, но дочку не брошу.
— Почему ты говоришь с таким напряженным лицом? — улыбнулась Лена. — Ты мне сейчас не открыл Америку. Я знала, что ты так поступишь. Если бы поступил иначе, то я бы задумалась. Если ребенок.... дочка, если она действительно твоя, то это нормальный мужской поступок. А я буду рядом, и начну прямо сейчас. Останусь здесь, с тобой, до полного выздоровления.
— Тебе не разрешат. Я удивлен, как тебя вообще пустили. Витька ни разу не прорвался.
— Ну, во-первых, я без пяти минут медработник. Во-вторых, я умею разговаривать с людьми. И в-третьих, а это самое главное, я проходила в этой больнице практику и у меня здесь много знакомых.
— А как же твой институт? Как ты сможешь быть со мной?
— К черту институт! Ты для меня важнее. Пока не пойдешь на поправку, я отсюда не уйду. И, кстати, если ты действительно хочешь, чтобы я помогла тебе на комбинате, я готова. Успею еще поработать в своей любимой медицине.
— Ну, нет! Таких жертв я от тебя не потребую, достаточно того, что ты рядом сейчас. Мне кажется, теперь я сразу пойду на поправку.
Через три с половиной недели Рома входил в дом Маргариты. Вернее, в свой по документам дом, в который он даже не смог попасть, не позвонив в звонок на воротах. Красивый особняк, но перешагивая порог у Ромы возникло ощущение, что заходит в логово врага. А вот и она — лживая лисица с зелёными глазами и большим животом. Она враг. И не она одна.
За спиной Маргариты стоял неопрятный мужик в засаленных джинсах. Он смотрел тяжёлым взглядом, от которого у Ромы пробежали мурашки по спине. В прошлый раз этот мужик тоже был в доме, но тогда Рома к нему не приглядывался. А сейчас странная ассоциация, когда посмотрел в хмурое лицо с глубокими носогубными складками. Почему-то возник неосознанный страх сырой земли и ночного леса. Этот страх живёт Роме с самого детства. Но почему сейчас? Неважно.
Рома посмотрел на Марго, переключаясь. Не за этим он пришёл. Мужик, скорее всего, тот самый дядька Маргариты, которого так боялся отец. Вроде, бывший уголовник. Поэтому, наверное, и ассоциации.
Маргариты хозяйским жестом показала на дверь гостиной.
— Проходи. Будешь кофе?
— Какой кофе, ты что, Марго, — скривился Рома, стояв холле. — Это не светский визит, я пришел поговорить. Разговаривать будем здесь, потому что разговор недолгий. Я признаюсь, что дочка может быть моей, но мне нужно знать это точно. Сразу, как родишь, ты должна позвонить мне, и мы вместе обратимся в клинику. Забор материала для анализа будет проходить при мне. Я должен быть уверен на сто процентов. Если отцовство подтверждается, ты можешь записать девочку на меня, я не против. Можешь подать на алименты. Я буду платить честно. И кроме этого буду помогать, но только девочке. Ты будешь получать минимум и только до того времени, пока не сможешь выйти на работу.
— Рома, но у меня долги, долги за этот дом. Ты должен их погасить, — разволновалась Маргарита.
— Хорошо, я и это сделаю, — вздохнул Рома. — Но, как я посмотрю, в доме живут двое, а я не собираюсь содержать нахлебников. Твой дядька, или кто он там, должен либо съехать, либо тоже платить за дом. В общем, не надо рассчитывать, что ты будешь жить, как раньше, при отце. Этого точно не будет.
— А ты приедешь встретить меня из роддома. То есть, не меня, а дочку свою. Заберешь нас? Ты можешь вообще сюда переехать. Здесь места намного больше, чем в квартире.
— Стоп-стоп, Марго, по-моему, ты неправильно меня поняла. Ты крайне мне неприятна, если не сказать больше. Я еле заставил себя приехать сюда. У меня есть девушка, она ждёт сейчас в машине.
— Та самая девчонка, что сбежала? — скривилась Маргарита. — Что, простила тебя? Даже если простила, она всю жизнь будет попрекать и не сможет принять твою дочку.
— Она убежала потому, что была в шоке. И да, у нас все нормально. Наши отношения тебя не касаются, тебя вообще ничего не должно касаться. Просто позвони мне когда родишь. Это все. И выгони нахлебника.
Рома круто развернулся и, не попрощавшись, ушёл. Борис оскалил жёлтые зубы, собираясь высказаться насчёт нахлебника, но не успел. Тогда он злобно посмотрел на Маргариту.
— А этот щенок много себе позволяет. Это тебе не, Лёха, этот отчитываться за каждую копейку потребует. Не получится у нас с тобой, Ритка, жить как раньше. Права ты была, убирать его надо. Тогда это не имело смысла, а сейчас, пусть только запишет на себя ребенка. Ребенок автоматически становится наследником...
— Не смей, дядь Борь, не смей его трогать! Он еще изменит свое мнение, ему придется приходить к дочке и он оттает. Я знаю, я смогу... Что это? — широко распахнув глаза, Рита смотрела на мокрые ноги и лужицу под собой. Тут же вскрикнула, загнувшись от боли. — Ой, дядь Борь, у меня воды отошли. Верни Рому, скажи ему.
— Какой Рома? Сдался тебе этот щенок. Скорую надо вызывать. Иди ляг, я сейчас вызову.
— Нет, этот долго, пусть он меня отвезёт.
Загнувшись от боли, Рита поспешила следом за Романом. Опель уже отъезжал, когда она выскочила из ворот. Не обращая внимания на сидевшую рядом с Ромой девушку, почти что на ходу рванула заднюю дверь машины и ввалилась на сиденье.
— У меня началось! Началось! Вези меня в больницу!
Рома растерялся, Лена нахмурилась. Девушка уже понимала, что с этой женщиной просто не будет. Бывшая жена Роминого отца ступила на тропу войны и собирается бороться за Рому. Она его любит, Лена чувствовала. Женщины всегда чувствуют такие вещи.
Борис Сорокин пошел за племянницей, увидел отъезжавший опель.
Повез, значит, щенок Ритку в роддом! Она, наверное, решит, что это хороший знак, а вот Борис так не считал. Он видел, как смотрит парень на Ритку, как на мерзкую жабу. Такое отношение не изменить и надеяться племяшке не на что. Сказал, что будет помогать только ребенку, значит, так и будет. Этого, как Лёху, не раскрутишь, помочь нуждающемуся родственнику Маргариты. Он и самой Ритке помогать не собирается.
А Борису деньги нужны, он уже поиздержался. Не привык экономить, ограничивать себя. Неважно, что на нём старые джинсы, в которых ходит, бессменно. Мужчина любил жить на широкую ногу, посещал определённого рода заведения с красивыми женщинами, и играл. Любил перекинуться в картишки на деньги. Была такая комнатка в подвальном помещении стри.птиз-клуба, где собирались любители азартных игр. Там же происходило общение, встречи с нужными людьми. Борис, чтобы «не выпасть из обоймы», часто ходил. Недавно объявился заезжий фраерок и оставил Бориса «без штанов». Боря уверен, что фраерок шулер, но за руку поймать не смог. А карточный долг — это святое, пришлось занять, но отдать.
Пока Ритка была замужем за Лёхой, о деньгах вообще не парился. Был уверен, что они с племяшкой такого жирного карася с крючка не спустят. А вот, гляди ж, как повернулось!
Теперь этот парнишка последний шанс, у него в руках все Лёхины деньги и комбинат.
Комбинат был особо лакомым кусочком для Бориса. Как же давно он хотел туда просочиться! Были мыслишки, что Лёха отойдёт от дел и доверит ему управление. Это было тайной мечтой Бориса — руководить людьми, как раньше, в группировке. Только теперь другой масштаб и всё законно. Ради этого он бы даже джинсы свои на свалку отправил и напялил костюм.
Когда Лёха выскользнул из рук, Борис был готов прибить племянницу, но тут она дает второй шанс.
Парень, Ковров — младший, кремень. Но уж слишком правильный, и эта правильность может сыграть против него. Лишь бы только Ритка разродилась и с ребёнком было всё нормально. Когда щенок признает себя отцом девочки, она автоматически станет его наследницей. И, что бы там Ритка ни говорила, Борис сделает по-своему. Сам руки марать не будет, он уже не в том возрасте и не в том статусе. Да я, если честно, сомневался, что справится. Постарел, чего уж греха таить.
Есть же люди, и сейчас есть, готовые взяться за грязную работу, за определенную сумму. Борис уже вышел на людей, уже подсуетился, и сумму ему озвучили. Деньги, конечно, огромные. Даже если Риткину машину продать, не хватит. Придется цацки ее распродавать, и что-то из дома. Но это ничего, главное, что окупится. Всё окупится сторицей. Когда Ковров — младший погибнет от несчастного случая, его дочка унаследует комбинат и деньги. А чтобы не возникло лишних подозрений, нужен именно несчастный случай, поэтому и услуга стоит так дорого.