— Доярка?!
Слово, брошенное с ядом и презрением, повисло в гостиной, обставленной с помпезной, кричащей роскошью. Оно зазвенело в хрустальных подвесках массивной люстры, отразилось в позолоте рам картин и запуталось в тяжелых бархатных портьерах.
Жанна Петровна, хозяйка дома и будущая свекровь, стояла посреди комнаты, словно разгневанная императрица, чей покой нарушили варвары. Её идеально уложенные волосы цвета платины, казалось, застыли от возмущения, а тонкие, поджатые губы превратились в нить. Она смотрела на своего сына Стаса так, будто он привел в дом не невесту, а как минимум чумного больного.
— Стас, я тебя спрашиваю! Это правда?! — её голос сорвался на визг. — Твоя… твоя невеста… десять лет коровам хвосты крутила?!
Стас, высокий, обычно уверенный в себе молодой человек, сейчас напоминал школьника, пойманного на курении за гаражами. Он беспомощно переводил взгляд с матери на свою невесту Аглаю, и на его лице отражалась вся гамма эмоций — от страха до отчаяния.
— Мама, пожалуйста, успокойся… Это было давно. Какая разница, кем Аглая работала раньше?
— Какая разница?! — Жанна Петровна всплеснула руками, на которых сверкнули бриллианты. — Ты вообще себя слышишь? Ты, выпускник МГИМО, потомок известного профессора, и она — простая деревенщина, доярка! Что скажут люди? Что скажет моя сестра Валентина? Она же нас со свету сживет! Она мне это и раскопала, кстати! Позвонила полчаса назад, задыхаясь от восторга! «Жанночка, а ты знаешь, что невестушка-то твоя из грязи в князи?»
Глава семейства, Роман Петрович, до этого момента молча наблюдавший за сценой из своего глубокого кожаного кресла, отложил газету и снял очки. Он был полной противоположностью своей экспрессивной жены — спокойный, грузный мужчина с мудрыми, чуть усталыми глазами.
— Жанна, прекрати истерику, — ровным голосом произнес он. — Дай девушке хоть слово вставить.
Но Жанна Петровна уже не могла остановиться. Она развернулась к Аглае, которая все это время сидела на краешке дивана, прямая, как струна. Вопреки ожиданиям, на лице девушки не было ни слез, ни стыда. Лишь легкое, едва уловимое любопытство, словно она наблюдала за представлением в провинциальном театре.
— А ты что молчишь? — набросилась на нее Жанна Петровна. — Стыдно стало? Поздно, милочка! Я всегда чувствовала, что с тобой что-то не так! Эта твоя скромность, эта простота… Я-то думала — хорошее воспитание, а это, оказывается, просто порода! От сохи! Небось, и образования-то нет никакого, кроме сельского ПТУ?
Аглая медленно подняла глаза. Её взгляд — ясный, спокойный, цвета чистого летнего неба — встретился с разъяренным взглядом будущей свекрови. В уголке её губ заиграла легкая, почти насмешливая улыбка.
— Жанна Петровна, — начала она тихим, но удивительно твердым голосом, который мгновенно заставил всех замолчать. — Во-первых, позвольте вас поправить. Хвосты коровам не крутят. Это совершенно неэффективно и может травмировать животное. Их моют специальным гигиеническим раствором перед каждой дойкой.
В комнате повисла оглушительная тишина. Стас замер с полуоткрытым ртом. Роман Петрович с неподдельным интересом наклонился вперед в своем кресле. Даже Жанна Петровна на мгновение потеряла дар речи от такой неожиданной лекции по зоотехнике.
Аглая же невозмутимо продолжала, обращаясь к опешившей женщине, как к нерадивой студентке на экзамене:
— Во-вторых, я не просто работала дояркой. Три года подряд, с девятнадцати до двадцати двух лет, я признавалась лучшей дояркой нашего района. Мои показатели по надоям и жирности молока были рекордными. Меня даже в областной газете печатали. Хотите, покажу вырезку? Я храню.
Она говорила это без тени хвастовства, с простой констатацией факта, что делало её слова еще более шокирующими для Жанны Петровны.
— И, в-третьих, — Аглая сделала небольшую паузу, давая своим словам набрать вес, — у меня действительно нет диплома ПТУ. У меня два высших образования. Первое — зооинженерный факультет Тимирязевской академии, заочное отделение. Я поступила туда, когда мне было двадцать, и оплачивала учебу как раз теми деньгами, что зарабатывала на ферме. А второе — Высшая школа экономики, программа MBA «Управление агропромышленным комплексом». Его я закончила два года назад.
Она замолчала. Жанна Петровна стояла, хлопая ресницами, и напоминала дорогую фарфоровую куклу, у которой внезапно сломался речевой механизм.
Роман Петрович крякнул и с явным удовольствием откинулся на спинку кресла.
— Вот это поворот, — пробормотал он себе под нос, не скрывая восхищения.
— Но… как? — наконец выдавила из себя Жанна Петровна. — Зачем… зачем тебе это было нужно? Работа на ферме… эта грязь, этот запах…
Аглая мягко улыбнулась. Её улыбка преобразила её строгое лицо, сделав его невероятно привлекательным.
— Это не грязь, Жанна Петровна. Это земля. И это не просто работа, это основа всего. Я выросла в деревне. Мои родители держали небольшое хозяйство. Я с детства знаю, что молоко не появляется в пакетах в супермаркете. И я горжусь тем, что умею работать руками. Именно эти десять лет, как вы изволили выразиться, «кручения хвостов», дали мне то, чего не купишь ни за какие деньги, — понимание сути процесса от самого начала и до конца. Я знаю, как ухаживать за животными, как правильно их кормить, чтобы получить молоко высшего качества. Я знаю, как пахнет свежескошенное сено и парное молоко. И именно эти знания позволили мне построить то, что я имею сейчас.
— И что же ты имеешь? — с последней надеждой в голосе, цепляясь за спасительную мысль о том, что перед ней все та же нищая деревенщина, спросила Жанна Петровна.
— У меня своя компания, — спокойно ответила Аглая. — Называется «Молочные Реки». Мы занимаемся производством и поставкой элитных крафтовых сыров, йогуртов и творога в лучшие рестораны и магазины Москвы. У нас собственная ферма в Подмосковье, построенная по последнему слову техники. Полностью автоматизированные доильные залы, система контроля здоровья каждого животного, собственная сыроварня с итальянским оборудованием.
Она снова сделала паузу, её ясные глаза внимательно смотрели на Жанну Петровну.
— Кстати, на прошлой неделе, на юбилее у Соколовых, вы очень хвалили сырную тарелку. Особенно вам понравился Камамбер с трюфельной стружкой и выдержанный козий сыр с медом. Помните?
Жанна Петровна медленно кивнула, не в силах оторвать взгляд от Аглаи. Она прекрасно помнила. Она еще полвечера рассказывала всем, какой изысканный вкус у хозяев вечера.
— Это были мои сыры, — просто сказала Аглая. — С моей фермы. Их привезли на юбилей в качестве особого комплимента от нашей компании.
В этот момент что-то в мире Жанны Петровны окончательно и бесповоротно сломалось. Идеальная картина мира, где были «они» — люди высшего круга, и «другие» — обслуживающий персонал, разлетелась на миллион осколков. Оказалось, что презренная «доярка» не просто вошла в её мир, а уже давно и прочно в нем обосновалась, кормила её с ложечки продуктами своего труда, пока она, Жанна Петровна, рассуждала о «породе» и «происхождении».
Она медленно, как в замедленной съемке, опустилась на диван рядом с Аглаей. Её лицо приобрело пепельный оттенок.
— Стас… — прошептала она, обращаясь к сыну. — Почему ты мне ничего не рассказывал?
Стас, который за время монолога Аглаи успел превратиться из напуганного мальчика в мужчину, безмерно гордящегося своей женщиной, подошел и сел по другую сторону от Аглаи, крепко взяв её за руку.
— А ты бы стала слушать, мама? Или ты бы сразу вынесла свой вердикт, даже не попытавшись узнать её? Я хотел, чтобы ты сначала увидела, какая Аглая, полюбила её. А потом уже…
— А потом бы я все равно узнала! — прервала его Жанна Петровна, в голосе которой зазвучали прежние истеричные нотки. — От «добрых» людей вроде тети Вали! И что бы это изменило? Позор-то какой!
Аглая мягко высвободила свою руку из ладони Стаса.
— Жанна Петровна, по-моему, вы путаете понятия. Позор — это воровать. Позор — это предавать близких. Позор — это жить за чужой счет и при этом кичиться своим положением. А честно работать, неважно, руками или головой, — это не позор. Это достоинство. И мне жаль, что вы этого не понимаете.
Она встала. Её фигура, стройная и подтянутая, излучала спокойную силу.
— Стас, я, пожалуй, пойду. Вы поговорите с мамой. Кажется, ей нужно время, чтобы переварить информацию.
— Я тебя провожу! — встрепенулся Стас.
— Не нужно. Я вызову такси.
Она повернулась к Роману Петровичу, который все это время наблюдал за ней с нескрываемым интересом.
— Всего доброго, Роман Петрович.
— И вам не хворать, Аглая… — он запнулся, подбирая слово, и закончил неожиданно: — Аглая Романовна. Удивительная вы девушка.
Когда за Аглаей закрылась дверь, Жанна Петровна разразилась рыданиями.
— Какой кошмар! Какой кошмар! Она еще и меня жизни учит! В моем же доме!
Стас тяжело вздохнул и встал.
— Мама, она во всем права. Я люблю её. Я горжусь ей. И если ты не сможешь принять её такой, какая она есть, то мне очень жаль. Но это будет твой выбор, а не мой. И он определит, как мы будем общаться в будущем.
Он вышел из комнаты, оставив мать в слезах. Роман Петрович подошел к бару, налил себе коньяку и залпом выпил.
— Зря ты так, Жанна, — сказал он, глядя на жену. — Девка-то с золотым стержнем. Таких сейчас днем с огнем не сыщешь. Она нашего оболтуса человеком сделает. Ты думаешь, почему я в её бизнес-план полгода назад вложился, когда она расширяться решила?
Жанна Петровна перестала плакать и уставилась на мужа.
— Что? Ты… ты знал?! Ты знал и молчал?!
— А что, я должен был тебе докладывать? — усмехнулся Роман Петрович. — Чтобы ты сразу все испортила своим снобизмом? Я в людях разбираюсь получше твоего. Она пришла ко мне с цифрами, с расчетами, с готовой стратегией. Никаких «папа, дайте денег». Чистый бизнес. Я вложил пятьдесят миллионов не в невесту сына, а в чертовски перспективный проект. И, судя по первым отчетам, не прогадал. Так что, хочешь ты того или нет, но эта «доярка» теперь наш с тобой деловой партнер.
Он налил себе еще коньяку и сел в кресло.
— И сыры у неё, и правда, отменные.
Прошла неделя. Неделя ледяного молчания со стороны Жанны Петровны и отчаянных попыток Стаса все уладить. Аглая же, казалось, совершенно не переживала. Она с головой ушла в работу: подписывала новые контракты, проводила дегустации для потенциальных клиентов, разрабатывала новую линейку детского питания.
Она не отвечала на звонки Стаса с мольбами «понять и простить» его мать. Она лишь коротко писала в мессенджере: «Когда твоя мама будет готова к цивилизованному диалогу, дай мне знать. А до тех пор давай возьмем паузу».
Стас метался между двух огней. Мать демонстративно страдала, пила валерьянку и жаловалась по телефону сестре Валентине на «черную неблагодарность» сына и «деревенскую хамку», разрушившую их семью. Аглая была неприступна, как крепость.
Наконец, не выдержал Роман Петрович. В один из вечеров он вошел в комнату жены без стука.
— Собирайся, — коротко бросил он.
— Куда? — капризно спросила Жанна, не отрываясь от глянцевого журнала.
— На экскурсию. К нашей будущей родственнице. Посмотрим, как там наши инвестиции работают.
Жанна Петровна хотела было отказаться, но взгляд мужа был таким, что спорить не хотелось. Через час их машина уже катила по подмосковному шоссе.
Ферма «Молочные Реки» поражала воображение. Это было нечто среднее между альпийским шале и космической станцией. Идеально чистые корпуса из стекла и дерева, зеленые лужайки, солнечные панели на крышах. Никакого неприятного запаха, только аромат свежего сена и дерева.
На входе их встретила сама Аглая. На ней был элегантный рабочий комбинезон, а волосы были собраны в тугой хвост. Она была серьезна и сосредоточена.
— Здравствуйте, Роман Петрович, Жанна Петровна. Прошу прощения за вид, у нас как раз идет отел. Особенный случай, пришлось вызывать ветеринара.
Она повела их по территории. Жанна Петровна шла, брезгливо поджав губы, но её любопытство явно брало верх. Они вошли в огромный, светлый и чистый коровник. Здесь играла тихая классическая музыка.
— Это зачем? — не удержалась Жанна.
— Доказано, что музыка Моцарта и Вивальди успокаивает животных и повышает надои на 5-7%, — невозмутимо пояснила Аглая. — Каждая корова у нас на учете. Вот видите чип на ухе? Он передает данные о её здоровье, питании, активности и количестве молока на центральный компьютер. Любое отклонение от нормы — и система тут же подает сигнал.
Она показала им доильный зал, похожий на карусель, где коровы сами, по желанию, заходили в боксы, а роботы-манипуляторы делали всю работу. Затем была сыроварня, где в идеальной чистоте, в чанах из нержавеющей стали, созревало будущее гастрономическое чудо.
— Знаете, чем отличается хороший сыровар от плохого? — спросила Аглая, протягивая Жанне Петровне кусочек сыра на пробу. — Температурой. Отклонение всего на полградуса при варке сырного зерна может полностью изменить вкус. А еще — бактериями. Мы используем уникальные закваски, которые я лично привезла из Франции и Швейцарии. Это как парфюм. Чуть-чуть не та нота — и весь букет испорчен.
Жанна Петровна машинально взяла сыр. Он оказался невероятно нежным, сливочным, с тонким ореховым послевкусием. Она невольно вспомнила, как когда-то в детстве, в деревне у бабушки, пила парное молоко. Этот вкус был оттуда — настоящий, живой, забытый.
В конце экскурсии Аглая привела их в небольшой, уютный кабинет с панорамным окном, выходящим на пастбище. На столе стояли вазы со свежими йогуртами, творог, масло и несколько видов сыра.
— Прошу. Дегустация.
Роман Петрович с удовольствием накинулся на угощение. Жанна Петровна ела молча, стараясь не показывать, насколько ей вкусно.
— Впечатляет, — наконец сказал Роман Петрович, вытирая губы салфеткой. — Я знал, что ты девушка дельная, но чтобы настолько… Это целая империя.
— Пока еще не империя, но мы к этому стремимся, — улыбнулась Аглая. — В планах — выход на европейский рынок. Уже есть предварительные договоренности с Германией и Бельгией.
Жанна Петровна слушала и не верила своим ушам. Какая Германия? Какая Бельгия? Эта девчонка, эта доярка, говорила о вещах, которые были недоступны даже в их мире больших денег и связей. Она делала это сама, с нуля, своими руками и своим умом.
Внезапно Жанна Петровна почувствовала укол зависти. Острой, жгучей зависти к этой молодой, сильной, уверенной в себе женщине. Она, Жанна, всю жизнь была лишь «женой Романа Петровича», красивым приложением к его успеху. А эта… эта была сама по себе. Цельная личность.
— Почему ты не побоялась мне все рассказать? — вдруг спросила она, глядя Аглае прямо в глаза. — Ты ведь могла скрыть свое прошлое. Стас бы тебе помог.
Аглая посмотрела на нее серьезно.
— Зачем? Чтобы всю жизнь бояться, что кто-то вроде вашей сестры Валентины раскопает правду и ткнет меня в нее носом? Чтобы жить во лжи? Жанна Петровна, я никогда не стыдилась того, кто я есть. Стыдиться должны те, кто судит о людях по обложке, не заглядывая внутрь. Я ничего не сделала, за что мне должно быть стыдно. А вот вам… вам, возможно, стоит задуматься о своих словах и поступках.
Она встала.
— Спасибо, что приехали. Надеюсь, экскурсия была для вас познавательной. Мне нужно вернуться к работе. Можете оставаться, сколько захотите.
И она вышла, оставив их одних.
Домой ехали молча. Жанна Петровна смотрела в окно на проносящиеся мимо пейзажи и думала. Впервые за много лет она думала не о том, что скажут люди, а о себе. О своей жизни, о своем браке, о сыне, которого она чуть не лишила счастья из-за своей глупой гордыни.
Вечером, когда Стас пришел домой, она встретила его в гостиной.
— Позвони Аглае, — сказала она тихо. — Пригласи её на ужин в субботу. Всю вашу… то есть, нашу семью.
Стас недоверчиво посмотрел на мать.
— Ты уверена?
— Уверена, — твердо сказала Жанна Петровна. — И еще… Передай ей от меня… извинения.
Субботний ужин прошел в натянутой, но мирной обстановке. Жанна Петровна изо всех сил старалась быть любезной, расспрашивала Аглаю о её бизнесе, восхищалась её хваткой. Аглая держалась с достоинством, отвечала вежливо, но без лишней теплоты. Лед, казалось, тронулся, но до полного потепления было еще далеко.
Свадьба состоялась через два месяца. Она была не пышной, но очень стильной. Среди гостей были и солидные бизнесмены, партнеры Романа Петровича и Аглаи, и простые, душевные родственники Аглаи из деревни, которые совершенно очаровали Романа Петровича своей искренностью.
Жанна Петровна держалась молодцом, улыбалась, принимала поздравления, но в глубине души все еще не могла до конца смириться. Она проиграла. Эта «доярка» победила её на всех фронтах.
После свадьбы молодожены переехали в большой загородный дом, который принадлежал родителям Стаса. Это был щедрый свадебный подарок, но, как оказалось, с двойным дном.
Однажды вечером, спустя неделю после возвращения из свадебного путешествия, Стас подошел к Аглае, которая сидела с ноутбуком на террасе, сверяя какие-то отчеты. Он выглядел нервным и смущенным.
— Аглая, нам нужно поговорить, — начал он.
— Я тебя слушаю, — ответила она, не отрываясь от экрана.
— Понимаешь… тут такое дело… Сегодня мама звонила. Она… ну… они с отцом считают, что раз мы теперь живем в их доме, то было бы справедливо, если бы мы взяли на себя часть их расходов.
Аглая оторвалась от ноутбука и посмотрела на мужа.
— Каких расходов? Они вроде бы не бедствуют.
— Ну, не то чтобы… Но мама говорит, что у отца сейчас не лучшие времена в бизнесе. А им нужно поддерживать определенный уровень жизни. Да и дом этот требует больших вложений, содержание, налоги… В общем, она считает, что раз ты теперь часть семьи и живешь в доме моих родителей, значит, ты и должна их содержать.
Он выпалил последнюю фразу на одном дыхании и зажмурился, ожидая бури. Он представлял себе что угодно: крики, слезы, обвинения. Но он не был готов к тому, что произошло дальше.
Аглая смотрела на него несколько секунд, её ясные глаза внимательно изучали его лицо. Затем уголки её губ дрогнули и поползли вверх. Сначала это был тихий смешок, потом он перерос в громкий, заливистый, искренний смех. Она смеялась так, что из глаз у нее потекли слезы. Смеялась над абсурдностью ситуации, над наивностью мужа, над неиссякаемой изобретательностью своей новой свекрови.
Стас стоял в полном недоумении. Реакция жены его не просто шокировала — она его обезоружила. Он ждал битвы, а получил… веселье.
Отсмеявшись, Аглая вытерла слезы и посмотрела на мужа с лукавой искоркой в глазах.
— Содержать? — переспросила она, все еще улыбаясь. — Твоих родителей? Что ж, это очень… интересное предложение. И у меня, кажется, уже есть на него ответ.