— Ну, здравствуй, сынок! Не ждал? А мать пришла!
Голос Ларисы Александровны, неестественно-ласковый, медовый, заставил Стаса вздрогнуть. Он обернулся от окна, где только что наблюдал, как во дворе стоит его сверкающая бежевая «Волга». Рядом с матерью, переминаясь с ноги на ногу в их тесной прихожей, стояли дядя Борис и тётка Вера. Все трое улыбались так широко и натянуто, что у Стаса свело скулы.
— Мама? Вы… Вы что-то хотели? — Он невольно шагнул назад, загораживая проход в комнату, где Аня раскладывала на диване плед.
— Как это «что-то»? — всплеснула руками Лариса Александровна, делая шаг вперёд. На ней было новое пальто, явно дороже её обычной одежды с рынка «Садовод». — К сыну пришла! К единственному! Успехами твоими порадоваться! Мы же теперь одна большая, богатая семья!
Дядя Борис солидно кашлянул в кулак. — Слышали, Станислав, слышали. Поздравляем от всей души. Кто бы мог подумать, а? Афанасий-то наш, Петрович, какой хитрый лис оказался! С сюрпризом дедушка был.
Тётка Вера закивала, её маленькие глазки бегали по скромной обстановке их съёмной квартиры. — Мы так рады за тебя, Стасик! Так рады! Прямо камень с души упал. А то мы всё переживали, как же ты на свою зарплату оператора-то… А тут — такое счастье!
Их слащавые речи, липкие, как патока, вызывали у Стаса приступ тошноты. Он вспомнил их смех в конторе нотариуса, их язвительные «советы» на даче, их злорадство. И вот теперь они стояли здесь, на пороге его дома, с лицами, полными фальшивого обожания.
— Проходите, раз пришли, — глухо сказал он, уступая дорогу.
Аня вышла из комнаты, её лицо было спокойным и непроницаемым, как у игрока в покер. Она вежливо поздоровалась.
— Анечка, голубушка! — тут же подлетела к ней Лариса Александровна, пытаясь обнять. Аня мягко увернулась. — Ну что же ты, как чужая! Мы же ведь родня! Надо всё по-семейному решать. У нас к вам разговор есть, важный.
Они расселись на их маленькой кухне, которая тут же стала казаться крошечной из-за их массивных фигур и тяжёлого запаха чужих духов.
— В общем, Стасик, сынок, — начала Лариса Александровна, положив свою пухлую руку на стол. — Мы тут посоветовались и решили… Дед твой, конечно, мудрый был, но несправедливо поступил. Тебе — всё, а нам, родной дочери и брату, — по триста тысяч. Это же насмешка! Мы считаем, что ты, как честный человек и любящий сын и племянник, должен эту несправедливость исправить.
Стас молчал, глядя в одну точку.
— Мы тут прикинули, — деловито подхватил дядя Борис, доставая из кармана помятый листок. — Тебе же одному такой бизнес не потянуть. Ты человек творческий, далёкий от всего этого. А я всю жизнь в торговле. Давай так: ты мне отпишешь процентов тридцать акций, я вхожу в совет директоров как твой заместитель. Буду тебе помогать, чтобы ты дел не натворил. По-родственному.
— А нам с Борей, — вступила тётка Вера, — квартирку бы в Москве. Детям. У нас же двое, ютятся по съёмным углам. А ты теперь вон какой богатый. Тебе не убудет.
Лариса Александровна посмотрела на сына тяжёлым, выжидающим взглядом. — А мне, Стас, ничего особенного не надо. Просто квартиру хорошую, чтобы я спокойно на пенсию вышла. И счёт в банке. Чтобы я знала, что мой единственный сын обо мне заботится. Ты же не оставишь родную мать в нищете после всего, что она для тебя сделала?
Они замолчали, глядя на него втроём. Воздух на кухне стал плотным, его можно было резать ножом. Стас чувствовал себя загнанным в угол зверем. Он обрёл свободу, но всего на две недели. И вот капкан снова захлопнулся. Он посмотрел на Аню. Она едва заметно покачала головой.
— Я… я должен подумать, — выдавил он.
— А что тут думать?! — взвилась Лариса Александровна, медовый тон мгновенно слетел с неё. — Ты нам обязан! Я тебя растила, ночей не спала! А ты будешь думать, дать матери кусок хлеба или нет?! Да если бы не я, ты бы до сих пор с камерой своей бегал за копейки!
— Мама, перестань, — устало сказал Стас. — Я не сказал «нет». Я сказал, что подумаю. Это огромное состояние, огромная ответственность. Я не могу принимать такие решения с бухты-барахты.
— Мы даём тебе неделю, — отрезал дядя Борис, поднимаясь. — Через неделю мы ждём от тебя нотариально заверенные дарственные. Иначе, Станислав, мы будем вынуждены обратиться в суд. И оспаривать завещание по причине твоего… ну, скажем так, не совсем адекватного влияния на деда. И прессе расскажем, как ты обобрал свою семью. Поверь, репутация твоему новому бизнесу подпортится.
Они ушли, оставив после себя шлейф угроз и тяжёлый запах жадности.
Стас сидел, уронив голову на руки. — Они меня сожрут, Ань. Просто сожрут и не подавятся.
— Не сожрут, — твёрдо сказала Аня, сев рядом и обняв его за плечи. — Мы не позволим.
Но неделя превратилась в ад. Телефон разрывался. Мать звонила по десять раз на дню. Она рыдала в трубку, кричала, обвиняла его в чёрной неблагодарности, жаловалась на подскочившее давление и больное сердце.
— Ты меня в могилу сведёшь, Стас! — надрывалась она. — Я умру, и это будет на твоей совести! Врач сказал, мне нужен покой и хорошее лечение в санатории, а на какие деньги я поеду?! На твою подачку в триста тысяч?!
Дядя Борис действовал иначе. Он присылал сообщения с «бизнес-планами», в которых красной нитью проходила одна мысль: Стас — профан, и без него, Бориса, всё рухнет. Он подсылал каких-то мутных «экономистов», которые на плохом русском пытались объяснить Стасу, как выгодно будет «поделиться» акциями.
Стас перестал спать. Он похудел, под глазами залегли тени. Огромное состояние, которое должно было стать благом, превратилось в проклятие. Он начал ненавидеть эту «Волгу», этот таксопарк, этого деда с его дурацкими проверками. Он хотел одного — чтобы всё это кончилось. Чтобы они все от него отстали.
— Ань, я больше не могу, — сказал он однажды вечером, глядя в пустоту. — Я отдам им то, что они просят. Я куплю матери квартиру, тётке с дядей тоже. Отпишу Борису эти несчастные акции. Пусть подавятся. Я хочу снова жить спокойно.
— Стас, нет, — тихо сказала Аня. — Ты не можешь. Это именно то, чего они добиваются. Они хотят сломать тебя. Твой дед этого бы не хотел.
— А чего хотел дед?! — взорвался Стас. — Чтобы я всю жизнь воевал с собственной семьёй?! Чтобы моя мать проклинала меня каждый день?! Он устроил мне эту проверку, но он не подумал, что будет после! Я не бизнесмен, Аня! Я оператор! Я хочу снимать кино, а не воевать с родственниками за акции!
— Ты справился с машиной, — напомнила она. — Хотя тоже говорил, что не сможешь.
— Машина — это железо! — крикнул он. — А это — живые люди! Моя мать!
— Человек, который шантажирует сына инфарктом, которого у неё нет, — это не мать. Это манипулятор, — спокойно ответила Аня. — Я вчера звонила в её поликлинику, представилась сотрудником соцслужбы. У неё обычная гипертония, как у половины женщин её возраста. Никаких предынфарктных состояний у неё нет и не было.
Стас ошеломлённо посмотрел на неё.
— Они лгут тебе, Стас, — продолжала Аня. — Все. Они видят в тебе не сына и племянника, а мешок с деньгами, который нужно выпотрошить. Если ты уступишь сейчас, они не отстанут. Они придут снова и снова, пока у тебя ничего не останется. Помнишь, ты сам сказал им: дед оставил наследство тому, кто готов работать, а не тому, кто громче кричит. Неужели ты позволишь крикунам победить?
Он молчал, в душе у него боролись любовь к матери, чувство вины, которое она вбивала в него годами, и горькая обида.
В один из вечеров, не выдержав, он поехал на кладбище. Было уже поздно, моросил холодный осенний дождь. Он стоял перед гранитной плитой с фотографией деда — строгого, седого мужчины с пронзительным взглядом.
— Ну что, дед? — прошептал Стас, смахивая с лица капли дождя, смешанные со слезами. — Доволен? Ты этого хотел? Я прошёл твою проверку. Я собрал твою машину. Я получил твои миллионы. И что теперь? Я должен был стать сильным, а я чувствую себя раздавленным. Я должен был обрести свободу, а я в тюрьме. Они рвут меня на части, дед. Твоя дочь, твой брат… Они ненавидят меня. Может, зря ты всё это затеял? Может, надо было просто разделить всё поровну, и мы бы жили как раньше?
Он говорил долго, выплёскивая всю боль, что накопилась в душе. Ему казалось, что дед смотрит на него с фотографии, и в его глазах — укор. «Держи крепче, внук. Машина, она как жизнь. Куда руль повернёшь, туда и поедешь. Главное — не отпускать».
Стас опустился на мокрую скамейку. Руль. Он почти отпустил руль. Он готов был пустить свою жизнь под откос, лишь бы наступила тишина.
В ту ночь ему приснился сон. Будто он снова маленький, сидит у деда на коленях в той самой «Волге». И дед говорит ему своим густым басом: «Запомни, Стас. Давать удочку — это помощь. А давать рыбу — это делать из человека иждивенца и калеку. А тот, кто рыбу не ловит сам, а требует у других, — тот просто вор. Не потакай ворам, внук, даже если они твоя кровь. Иначе они и твою душу украдут».
Он проснулся в холодном поту.
— Аня, — сказал он жене, которая тут же проснулась рядом. — Ты права. Я не сдамся.
— Что ты решил? — спросила она.
— Я пойду к нотариусу. Один. Я должен кое-что у него спросить.
Старый нотариус, Игорь Семёнович, встретил его так, словно ждал. Он молча выслушал рассказ Стаса о давлении родственников.
— Я так и думал, — сказал он, когда Стас закончил. — Афанасий Петрович предвидел это. Он знал свою семью лучше, чем кто-либо.
— Так зачем он обрёк меня на эту войну? — с горечью спросил Стас.
— Он не обрёк вас на войну. Он дал вам оружие, — ответил нотариус. Он достал из сейфа ту самую папку с завещанием. — Помните, как ваша супруга нашла приложение с мелким шрифтом?
Стас кивнул.
— Так вот, Афанасий Петрович был большой любитель мелкого шрифта. Есть ещё одно приложение. «Приложение номер два». Он просил меня отдать его вам только в том случае, если вы будете на грани того, чтобы поддаться давлению. Или по истечении одного года с момента вступления в наследство. Судя по вашему виду, этот момент настал.
Он протянул Стасу лист, сложенный вчетверо. Стас развернул его. Шрифт был ещё мельче, чем в прошлый раз.
«В случае, если мой внук, Станислав Михайлович, — читал он, и у него перехватило дыхание, — в течение первого года владения наследством совершит любую безвозмездную сделку по отчуждению (дарение, пожертвование) любых активов, полученных по настоящему завещанию (акций, недвижимости, денежных средств на сумму свыше ста тысяч рублей), в пользу своих родственников, а именно — Ларисы Александровны, Бориса Афанасьевича и Веры Павловны, — всё завещанное ему имущество, включая контрольный пакет акций ЗАО «МосАвтоТранс», в полном объёме автоматически переходит в собственность Благотворительного фонда помощи детям «Надежда».
Стас перечитал текст ещё раз. И ещё. А потом громко, истерически рассмеялся. Он смеялся до слёз, не в силах остановиться. Нотариус смотрел на него с сочувствием.
— Дед… Ах, дед! — выдохнул Стас, вытирая слёзы. — Он не просто оставил мне проверку. Он оставил мне спасательный круг. И ловушку для них.
— Он хотел, чтобы вы научились говорить «нет», — сказал нотариус. — Чтобы вы повзрослели не только телом, но и духом. Он считал, что управление его делом — это не привилегия, а тяжёлый труд и ответственность. И он хотел передать его тому, кто это поймёт. А не тому, кто разбазарит всё по первой просьбе жадных родственников.
Теперь Стас знал, что делать. Он позвонил матери, дяде и тётке и назначил им встречу. У себя дома. «Я принял решение», — сказал он в трубку.
Они приехали на следующий день, все трое, с лицами победителей. Они были уверены, что сломали его.
— Ну что, сынок, одумался? — вальяжно спросила Лариса Александровна, усаживаясь в кресло.
— Да, мама, я принял решение, — спокойно ответил Стас. Аня стояла рядом с ним, держа его за руку. — Я внимательно рассмотрел ваши просьбы. Твоё желание иметь новую квартиру и счёт в банке. И ваше, дядя Боря и тётя Вера, желание получить квартиры для детей и тридцать процентов акций.
— И что? — нетерпеливо спросил дядя Борис.
— Я готов пойти вам навстречу, — сказал Стас.
На их лицах расцвели самодовольные улыбки. Лариса Александровна победно посмотрела на брата.
— Но есть одно небольшое условие, — продолжил Стас, и в его голосе зазвенел металл. — Точнее, не условие, а просто информация для вас. От деда. Он вам тоже оставил небольшой сюрприз. С мелким шрифтом.
Он достал из кармана копию второго приложения и положил её на стол. — Прочтите. Вслух, пожалуйста, дядя Боря. У вас зрение получше.
Дядя Борис с недоумением взял лист, надел очки и начал читать. По мере того, как он читал, его лицо менялось. Оно становилось сначала удивлённым, потом растерянным, а потом белым, как этот лист.
— Что там? Что такое? — занервничала Лариса Александровна.
— Тут… тут написано… — заикаясь, проговорил Борис, — что если ты нам что-нибудь… подаришь… в течение года… то всё… всё уйдёт в детский фонд.
В комнате повисла мёртвая тишина. Было слышно, как тикают часы на стене.
Лариса Александровна выхватила у него лист. Её глаза пробежали по строчкам. Лицо побагровело. — Это… это ложь! Ты подделал это!
— Нет, мама, не подделал, — спокойно ответил Стас. — Можешь позвонить нотариусу, он подтвердит. Оригинал хранится у него. Дед всё продумал. Он знал, что вы придёте. Он знал, что вы будете требовать и шантажировать. И он поставил вам ультиматум. Или вы ждёте год, не трогая меня, и тогда, может быть, я по своей доброй воле вам чем-то помогу. Или вы теряете всё и сразу. Вы выбрали второй вариант.
— Ах ты, щенок! — зашипела Лариса Александровна, вскакивая. — Ты… ты сговорился с ним! Вы оба решили нас унизить! Вытерли об нас ноги!
— Унизили вы себя сами, — отрезал Стас, впервые в жизни глядя матери в глаза без страха и вины. — Своей жадностью. Своим лицемерием. Дед дал вам деньги, но вам показалось мало. Вы захотели всё. А в итоге, если бы я оказался слабаком и поддался на твой шантаж, мама, ты бы не просто не получила квартиру. Ты бы лишила наследства собственного сына. Ты об этом подумала?
Тётка Вера тихо заплакала. Дядя Борис рухнул на стул, обхватив голову руками. А Лариса Александровна смотрела на сына взглядом, полным чистой, незамутнённой ненависти.
— Я тебя прокляну, — прошептала она.
— Можешь проклинать, — устало сказал Стас. — Я сделал свой выбор. Я выбираю наследие деда. Я выбираю свою семью — вот она, — он крепче сжал руку Ани. — Я выбираю свой путь. А вы… вы идите своим. И больше не приходите в мой дом. Дверь для вас закрыта.
Он стоял перед ними — не мальчик, не «тюфяк», а мужчина, который нашёл свой стержень. Мужчина, который только что сжёг мосты с токсичным прошлым и повернул руль в сторону будущего.
Они ушли, не прощаясь, шаркая ногами, как побитые собаки.
Когда за ними захлопнулась дверь, Стас глубоко вздохнул. Он подошёл к Ане и крепко обнял её.
— Спасибо, — прошептал он. — Без тебя я бы не справился.
— Мы справились, — поправила она, прижимаясь к нему. — Вместе.
Через год Стас уверенно сидел в кресле генерального директора «МосАвтоТранс». Он многому научился. Он оказался не просто творческим человеком, но и талантливым руководителем, который ценил людей и уважал труд — то, чему научил его дед в пыльном гараже.
Однажды субботним утром они с Аней, которая ждала их первенца, выехали из города на своей сияющей бежевой «Волге». За рулём сидел Стас. Он вёл машину уверенно и плавно.
— Куда теперь, капитан? — улыбнулась Аня, положив руку ему на плечо.
— Вперёд, — ответил он. — Просто вперёд. Ведь теперь я точно знаю: куда повернёшь руль, туда и поедешь. Главное — никогда, никогда его не отпускать.