оглавление канала, часть 1-я
На крыльце дома Сурмы сидела хмурая Танька, а рядом, опираясь на стену, стоял Юрик и жевал травинку, глядя мечтательным взором на белесое рассветное небо. Меня всегда поражало его спокойное, можно сказать, философское отношение к любой проблеме. Если не можем её решить, то нечего и суетиться. Увидев нас, подруга вскочила. Глаза её метали молнии, причём определить, кому конкретно — мне или Сурме — они предназначались, было затруднительно ввиду ширины диапазона огненных струй, вылетавших из её глаз. Могла бы — спалила бы обоих, не разбираясь, кто прав, кто виноват. У Юрика на лице проглядывало заметное облегчение. И, не сдержавшись, он выдохнул:
— Ну, наконец-то…
Татьяна, сделав несколько решительных шагов по направлению к нам, прошипела сквозь зубы старику, с трудом сдерживая гнев:
— Надеюсь, теперь мы можем идти домой?!
Сурма, кое-как удержав ехидную ухмылку, попытался ответить серьёзно.
— Да я вас, в общем-то, и не держу…
Вы когда-нибудь видели, как из ушей у человека идёт пар? Думаю, нет. А мне довелось. Я даже чуть отступила в сторону, чтобы меня этим самым паром не ошпарило. Было видно, что подруга едва сдерживалась, чтобы не завопить от возмущения во всё горло. Пора было вмешаться. Я, плюнув на технику безопасности, шагнула вперёд, глянула подруге в глаза и примирительно проговорила почти будничным тоном:
— Чего ты? Всё хорошо… Сурма это сделал для вашей защиты…
Дракон рыкнул, опалив меня пламенем:
— Я почему-то так и подумала…
Крутанувшись на пятках, она резво припустила к лесу. Но, не добежав и до середины двора, нерешительно остановилась. Закрутилась на месте, словно собака, потерявшая след. У меня за спиной хмыкнул Сурма. Я, глянув на него сердито, тихо проговорила:
— Ничего смешного не вижу…
Подошла к подруге и, взяв её за руку, повела за собой. Юрик, выдавив из себя извинительное «до свидания», поплёлся за нами.
Я была вынуждена признать, что с мороком дед перестарался. Даже у меня деревья расплывались перед глазами, а кусты норовили перебежать дорогу. Пришлось мобилизовать остатки сил, чтобы вырваться из этого круга.
Татьяна шла за мной послушно, словно бычок на верёвочке, сдерживаясь из последних сил, чтобы не высказать, что она по всему этому поводу думает. Сурма поработал на славу. Сильный морок затопил всю округу до самой деревни. Заросли крапивы выросли, словно древовидные папоротники палеозойской эры, «журавли» провалившихся колодцев выглядели диковинными животными, очень смахивавшими на динозавров. Танька вдруг взвизгнула и попыталась вырвать свою ладошку из моего захвата, шарахнувшись от очередного «журавля». Мне и самой стоило большого труда, чтобы не кинуться, не разбирая пути, куда подальше. С горем пополам мы, наконец, добрались до нашего крыльца. Возле самого дома морок спал, но вся остальная деревня виделась нам словно в какой-то мутной дымке.
Юрик выдвинулся вперёд и, достав ключ, открыл дверь. Я заметила, что смотрел он себе строго под ноги, стараясь не поднимать глаз, чтобы не видеть искажённый до неузнаваемости окружающий мир.
Оказавшись внутри дома, мы наконец выдохнули. И тут началось. Татьяна вопила, словно отставшая от поезда. Её серые глаза от гнева изменили цвет на почти чёрный. Я такое видела впервые в жизни. Мы с Юриком сидели рядышком на лавке, как две флегматичные лошади под градом, только в самых «горячих» местах втягивая головы в плечи. Наконец, подруга выдохлась. Я устало проговорила:
— Юрик, поставь чайник… У меня уже сил нет.
Татьяна, всё ещё стоявшая посреди комнаты, растерянно глянула на нас и вдруг разрыдалась. Я кинулась её успокаивать. Обняла за плечи и усадила на лавку, приговаривая бестолково, как заведённая:
— Ну чего ты…? Всё же хорошо…
Татьяна, всхлипнув в очередной раз, произнесла невнятно сквозь слёзы:
— Конечно… «Хорошо»… Кому хорошо-то? Знаешь, чего я пережила? — Бросила быстрый взгляд на Юрика, хлопотавшего с каменной физиономией возле печи, и поправилась: — В смысле, мы пережили… А не уйти, ни выйти, блин! Дед этот… У-у-у… Вражина… Морока напустил такого, что я чуть не свихнулась, пытаясь выбраться. Знаю ведь, ты там своей шкурой рискуешь, а мы тут даже помочь тебе не можем. — Высказавшись до конца, она, наконец, начала успокаиваться. Вытерла ладошками мокрые щеки и сердито буркнула, требовательно глядя на меня: — Ну… Чего там? Рассказывай…
Я и рассказала. Собственно, со своим повествованием я уложилась минут в пять. В печи разгорелся огонь, и Юрка, поставив чайник на плиту, подсел к нам. Закончила я просто:
— Дед сказал, что «те» пока не знают, где нас искать. А поэтому велел сидеть здесь, как мышам под веником, и носа никуда не выказывать.
Татьяна недоуменно похлопала своими шикарными чёрными, как смоль, ресницами. Отбросила две выбившиеся светлые прядки волос за уши и растерянно спросила:
— И чего…? В смысле, и сколько нам этими «мышами» тут сидеть?
Я пожала плечами. Ответа на её вопрос у меня не было. Мы дружно вздохнули, и после небольшой молчаливой паузы Юрка спросил:
— Я чего-то не понял… Иршад с ними или это уже другая компания?
Я хмыкнула:
— Кто бы знал… Но думаю, он, как обычно, держится в тени и выйдет на «сцену» только в заключительном акте.
Татьяна замотала головой, как молодой жеребчик у коновязи:
— Погоди… Мы же не собираемся выполнять указания этого… вражины, который тут морока напустил? Не будем же мы сидеть, сложа руки и ждать у моря погоды?
Я опять хмыкнула:
— А ты что предлагаешь? В атаку? Шашки наголо, да?
Подруга презрительно фыркнула:
— Вовсе не обязательно «в атаку». Можно пока и просто «в разведку». Но сидеть здесь, словно жертвенные овцы, я не собираюсь. Нужно знать, что происходит. В конце концов, наши жизни поставлены на кон.
Я тяжело вздохнула:
— Боюсь, друзья мои, на кон поставлено куда больше, чем наши жизни. Если эти гады, обнаружив, что ключ у них тю-тю, захотят вскрыть пределы силой, то тут с лица земли снесёт половину Кольского полуострова, если не всё целиком.
Юрик насторожился. Подался ко мне и с некоторой озадаченностью спросил:
— Постой, постой… Я что-то пропустил или чего-то не понял? Ты сказала: «если эти гады ОБНАРУЖАТ, что ключ у них тю-тю…». Они что, этого не знают, что ли?
Я задумалась. Фразу я сказала, что называется «с лету», безо всяких размышлений. Проговорила медленно:
— Не знаю, Юрик… Мне почему-то так показалось. Думаю, наш убийца своим хозяевам про листочек ничего не сказал. А может статься, что он и сам этого не знает. Ведь за нами он гонялся, потому что я его видела. Другими словами, мы оказались свидетелями убийства. А вот что касается документов, то, как мне кажется, он и сам не особо в этих бумагах разбирается. Ему было велено забрать папку, он её и забрал. А всё остальное… — Я пожала плечами.
Ребята смотрели на меня с сомнением. Татьяна, не утерпев, спросила:
— Так ты думаешь, что заказчики документы при получении не проверили, что ли?
Я опять вздохнула.
— Честно говоря, я не знаю, что и думать. Но у меня складывается такое ощущение, что о потере ключа они ещё не знают. Иначе бы тут уже такой шухер поднялся… Без ключа они же не смогут открыть пределы. К тому же, какой из них тот, который им нужен, они тоже не знают. И, тем не менее, почему-то начали подготовку: вчера взломали общую защиту. Это значит, готовятся к открытию пределов. — Я досадливо поморщилась и махнула рукой: — А вообще, это только мои домыслы. Возможно, у них там всё по-другому думается. — И добавила с некоторой долей уверенности: — Но моя интуиция говорит, что всё так и есть.
Юрка усмехнулся:
— Твоя интуиция говорит — горы молчат…
А Татьяна добавила, вдохновившись какой-то своей мыслью:
— Слушайте…! — Зашептала она громко с видом заговорщика, чуть подавшись вперёд: — … А что, если Иршада там у них ещё нет? Ты же сама сказала, что он привык держаться в тени и появляется только в самый последний момент. А кроме него никто в тех калябушках и не разбирается толком. Это же язык Цхалов! Не думаю, что его многие знают. Даже, судя по твоим рассказам, тот козлобородый, как там его… — Она сморщила нос, пытаясь вспомнить имя, которое я назвала им.
Я услужливо подсказала:
— Акка…
Татьяна обрадованно закивала головой:
— Во-во… Этот самый Акка, как рассказал Сурма, был из местных. Набрался всяких штучек от саамских колдунов и ну трясти этой силой. А язык Цхалов он и в помине может не знать! Убийца ему папочку притаранил, тот доложил Иршаду: мол, всё в порядке, документики у нас. — Она вдруг замолчала. Видимо, её мысль наконец добралась до самого главного. Глаза её сделались круглыми, как у ночного совёнка, и она опять, переходя на шёпот, проговорила: — А когда Иршад появится, да поймёт, что самого главного у них-то и нет, тут такое начнётся…
В общем-то, мысли у подруги были здравыми. И я ей об этом сказала. Татьяна довольно улыбнулась, но улыбка тут же сползла с её лица, когда она задала самый главный, по моему скромному мнению, вопрос:
— Так… Всё это чудненько. Ну а нам-то что в этой ситуации делать?
Тут поднялся Юрик и одной рубленной фразой сразу нас с подругой поставил на место:
— Ничего не делать! Сказал дед — сидеть тихо, вот и сидим тихо! А пока давайте жрать приготовим. У меня в животе уже все кишки в междоусобную войну вступили от голода!
Юрик был прав: война войной, а кушать хочется. Правда, мне не очень-то и хотелось, но сработал извечный женский инстинкт: голодных надо накормить. Мы с Татьяной дружно подхватились и кинулись кто к коробкам с запасами, кто к кастрюлям и сковородкам. Видя такую нашу активность, Юрик довольно улыбнулся и солидно пробасил:
— Ну вот и ладненько. А я пока пойду воды в баню натаскаю да истоплю. А то с этой беготнёй по лесам уже взопрел весь.
С этими словами он вышел за дверь. Мы с подругой переглянулись, прыснув от смеха, и ещё шустрее забегали по кухне.
Время уже было далеко за полдень, когда щи были готовы, а баня истоплена. Сначала решили помыться, а потом уже и обедать. Где же это видано, чтобы с полным пузом — да в баню! А после бани я, едва сумев затолкать в себя пару ложек наваристых и духовитых щей, почувствовала, как меня потянуло в сон. И не мудрено: я вторые сутки была на ногах. Кое-как доплелась до спальни и плюхнулась на кровать. Уснула я, кажется, ещё до того, как моя голова коснулась подушки.