Чужое дитя 2 Начало
Анна встала со своего места, подошла к мальчику. Он заметил её приближение, настороженно отступил на шаг.
— Как тебя зовут? — мягко спросила она.
— Колька, — ответил он хрипловатым голосом и опустил глаза.
— А почему ты здесь один? Где родители?
Мальчик поднял на неё взгляд, и в этих серых глазах было столько боли, что Анна невольно отпрянула.
— Мама умерла, — сказал он просто. — В прошлом году. А папка погиб на фронте.
— А где же ты живёшь?
— В детдоме, — Коля поджал губы. — Только я оттуда ушёл. Не хочу больше там быть.
— Почему же?
Мальчик помолчал, явно раздумывая, стоит ли рассказывать. Потом решился:
— Там большие ребята маленьких бьют. И еду отнимают. А ещё обзываются.
Анне стало больно слушать эти слова. Она присела на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с ребёнком.
— А что ты помнишь про маму?
Лицо Коли смягчилось, в глазах появилось тепло.
— Она была красивая, — сказал он. — И добрая. Песни мне пела, сказки рассказывала. А когда заболела, всё руку мне гладила и говорила: «Будь хорошим, Коленька, будь хорошим мальчиком».
Он помолчал, вспоминая что-то еще.
— Кашляла всё, кашляла. А потом в больницу увезли, и больше я её не видел. Тётя Зина сказала, что мама на небо улетела и что меня в детдом отдать надо, потому что ей меня кормить нечем.
Анна почувствовала, как к горлу подступает ком. История мальчика была простой и страшной одновременно. Сколько таких детей осталось сиротами в эти тяжёлые годы, сколько их скитается по детдомам и приютам...
— Коля, ты есть хочешь, — сказала она.
— Хочу, — честно признался мальчик.
Анна взяла его за руку, подвела к хлебной торговке.
— Дайте булку, — сказала она, доставая из кошелька деньги.
Та подала половинку серого кирпичика. Анна отдала его Коле.
Мальчик взял буханку, прижал к груди, но есть не стал. Только смотрел на неё с благодарностью и недоверием одновременно.
— Ешь, — разрешила Анна. — Не бойся.
Коля осторожно отломил кусочек, положил в рот, зажмурился от удовольствия. Было видно, что голодал он не один день. Потом принялся кусать большими кусками и глотать. Краюха исчезла у него из рук за считанные минуты.
— Коля, — сказала Анна, когда мальчик наелся. — Нельзя тебе тут одному оставаться. Холода скоро, снег. Заболеешь ведь.
— А я не хочу в детдом, — упрямо ответил он. — Там плохо.
— А где же ты ночевать будешь? Где прятаться будешь?
Коля пожал плечами. Он явно не думал так далеко, просто бежал от того места, где ему было плохо.
Анна посмотрела на него, и сердце её ёкнуло от непонятного чувства.
— Послушай, Коля, — она присела рядом с ним на ящик. — Я отведу тебя обратно в детдом. Поговорю там с воспитательницей, попрошу, чтобы с тобой хорошо обращались.
— Не надо, — мальчик испуганно замотал головой. — Я не пойду.
— Пойдёшь, — твёрдо сказала Анна. — А я буду тебя навещать. Обещаю.
Она привезла Колю в детский дом. Здание было большое, мрачное, пахло щами и чем-то затхлым. Воспитательница, женщина средних лет с усталыми глазами, приняла беглеца без особых эмоций.
— Спасибо, что привели, — сказала она Анне. — Мы уже искать собирались.
Коля цеплялся за Аннину юбку, не хотел отпускать.
— Ты обещала приехать, — шептал он. — Обещала ведь.
— Приеду, — заверила она, хотя сердце разрывалось. — Обязательно приеду.
Дома Анна три ночи не спала. Маялась, ворочалась, перед глазами стоял тот мальчонка, худенький, с глазами не по возрасту печальными.
Умылась она холодной водой, заплела дрожащими руками косу. В зеркале отразилось бледное, осунувшееся лицо — видать, три бессонные ночи даром не прошли.
На кухне уже хлопотала мать, мешала в чугунке кашу.
— Мама, —, голос Анны дрогнул сам собой. — Поговорить надо.
Вера Петровна обернулась, плечи её напряглись —материнским сердцем чувствовала, что речь пойдёт о важном.
— Говори, дочка. Слушаю.
— Того мальчишку... из детдома... — Анна сглотнула, слова застревали в горле. — Взять хочу. К себе. Чтоб мой был.
Мать замерла, ложка в руке остановилась. Долго стояла молча, только дышала тяжело. Глаза наполнились тревогой.
— Анюта, родная моя... — голос звучал мягко. — Что ты говоришь? Опомнись, дочка. Мы сами еле-еле кормимся.
— Мам, а я не могу больше, — вырвалось у Анны, и слёзы сами потекли. — Вижу его перед глазами, слышу, как он про маму говорил. Сердце разрывается, мам. Понимаешь? Не могу я его там оставить.
Вера Петровна подошла, обняла дочь, прижала седую голову к её плечу.
— Доченька моя, горемычная. Знаю я, тяжко тебе после того... после потери нашей. Но чужого ребёночка брать — дело страшное. Его же растить надо.
— Не чужой он мне, — прошептала Анна в материнскую шаль. — Как увидела — сердце ёкнуло. Будто своего узнала.
Мать погладила её по голове, вздохнула глубоко.
— Ох, Анюта... Коли решила — не переубедить тебя. Только подумай ещё раз. Легко ли будет?
— Думала, мам. Три дня думала. А сердце всё одно твердит — бери, мол, бери мальчонку. Родной станет.
К Ивану Аркадьевичу ноги сами несли. Во дворе конторы столпились бабы. Анна решила до работы с председателем переговорить, отпроситься, чтобы в район съездить.
Лицо у председателя было усталое, осунувшееся — видать, нелегко ему колхоз в военное время тянуть.
— Анна? — поднял голову, удивился. — Садитесь. Что стряслось?
— Иван Аркадьевич, — Анна села на край стула. — Отпустите меня завтра. В город ехать надо.
— По какому делу? — насторожился тот. — Коли по женским там капризам каким, так и говорить нечего. Работы горы, каждая пара рук дорога.
— Не по капризам, — тихо сказала Анна. — Ребёночка хочу взять. Из детдома. Мальчика одного видела на ярмарке... сирота он, несчастный.
Председатель отложил бумаги, пристально посмотрел. И что-то мягкое мелькнуло в мужских глазах.
— Серьёзно говоришь?
— Серьёзно, — кивнула Анна. — Три дня не сплю, думаю о нём. Голодный был, босиком ходил. А глаза... такие печальные, взрослые. Сердце не выдерживает.
Иван Аркадьевич помолчал.
— Тяжело тебе одной будет. Без мужа-то.
— Справлюсь. Мать поможет, она добрая. А мальчонка смышлёный, работящим вырастет.
— Ну что ж, — вздохнул председатель. — Дело святое. Сирот нынче много. Езжай завтра, справку тебе сегодня напишу.
В детский дом Анна ехала - сердце колотилось, как птичка в клетке. То радость накатит — скоро мальчика увидит, то страх — а вдруг не отдадут?
Воспитательница встретила устало, из тусклых глаз будто вся жизнь вытекла.
— К мальчишке пришли? — спросила без особого интереса. — Он теперь тихо сидит, больше не бегает.
— Я не просто пришла, — Анна глубоко вдохнула. — Я его забрать хочу. Насовсем. К себе домой.
— Как забрать? — не поняла воспитательница.
— Усыновить. Чтоб мой был, родной.
Женщина удивилась, подняла брови.
— Да вы серьёзно? А справки у вас есть? А прокормите? А назад не приведете? Тогда вам к директору. Пойдемте, провожу, - работница детдома как то сразу оживилась.
Директор оказался пожилым мужчиной, добрым с виду. Выслушал Анну, протёр очки, задумался.
— Мальчик хороший, — сказал наконец. — Маловат еще. Тяжело ему здесь. А вы откуда будете? Где работаете?
Анна рассказала. Поведала и про потерю своего ребенка, и как Колю забыть не может, и про свое решение.
— Правильно говорите, — кивнул директор. — Коли серьёзно решили — оформим. Детей много, а желающих взять почти нет.
Из детдома вышли вдвоем. Женщина крепко держала Колю за руку. Мальчик молчал, только крепко-крепко её сжимал пальчиками взрослую руку, будто боялся — вдруг всё сон, вдруг опять назад поведут.
— Не бойся, сынок, — шепнула Анна. — Теперь ты мой. Домой едем, к бабушке.
И сердце пело, от радости замирало. Наконец-то пустота в душе заполнилась.
Домой вернулись к вечеру, когда солнышко уже клонилось к закату. Коля всю дорогу молчал, только крепко держался за руку Ани и оглядывался по сторонам широко раскрытыми глазами. Всё для него было ново, незнакомо — и деревенские избы с резными наличниками, и огороды с капустой, и куры, что разгуливали по двору.
Вера Петровна встретила их на пороге, смотрела строго.
— Ну, привела, — сказала она, оглядывая мальчика с головы до ног. — Худой какой, одни косточки.
— Мам, не пугай его, — попросила Анна, чувствуя, как Коля ещё крепче прижался к её юбке.
— А кто его пугает? — смягчилась Вера Петровна. — Проходи, мальчик, в дом проходи. Коля ведь тебя зовут?
Мальчик кивнул, но с места не двинулся.
— Коленька, — мягко позвала Анна, присев рядом с ним на корточки. — Не бойся. Это бабушка Вера. Она добрая, только строгая с виду. А дом теперь твой. Заходи, осматривайся.
Мальчик робко переступил порог, оглядывался по сторонам. В избе было чисто, уютно.
— Садись к столу, — сказала Вера Петровна, хлопоча у печи. — Щи ещё горячие, картошечки наварила.