Звонок раздался в семь утра. Михаил ещё спал — вчера допоздна чертежи доделывал.
— Миш, мама умерла.
Голос сестры сухой, деловой. Как будто отчитывается о выполненной работе.
— Когда?
— Час назад. Скорая констатировала. Инсульт. Быстро всё.
— Я сейчас приеду.
— Не надо. Я всё сделаю. Морг, документы. Приезжай сразу на кладбище. Завтра в два.
Положила трубку. Михаил сидел на кровати, смотрел в стену. Мама умерла. Восемьдесят четыре года. Последние пять — после инсульта. Левая сторона парализована, речь нарушена.
Светлана жила с ней. В той же квартире, в родительской трёшке. Переехала пять лет назад, когда случился первый удар. "Кто-то же должен," — сказала тогда.
Михаил жил в другом городе. Четыреста километров. Работа, семья, ипотека. Приезжал раз в месяц, иногда реже. Переводил деньги — по тридцать тысяч ежемесячно. На лекарства, памперсы, сиделку два раза в неделю.
Светлана не работала эти пять лет. "Какая работа? Мама — лежачая." Жила на мамину пенсию и его переводы. Её муж ушёл два года назад. Сначала стал задерживаться на работе, потом начал ночевать у друзей. Потом честно сказал: "Не могу больше. Ты вечно пахнешь лекарствами. Вечно усталая. Мы даже в отпуск съездить не можем." Светлана не стала удерживать.
На похоронах народу мало. Старые мамины подруги — те, кто ещё жив. Соседи. Михаил с женой и дочкой. Светлана одна.
После кладбища поминки в кафе. Светлана организовала — скромно, но достойно. Под конец, когда остались только родственники, сказала:
— Миш, надо о квартире поговорить.
— Давай через неделю. Не сейчас же.
— Нет, сейчас. Пока ты здесь. Я считаю, квартира должна мне остаться.
— В смысле?
— В прямом. Я пять лет маму выхаживала. Каждый день. Памперсы меняла, кормила, мыла. Пролежни обрабатывала. Ночами не спала, когда плохо было. А ты где был?
— Света, я деньги присылал. Каждый месяц.
— Деньги? Ты серьёзно? Тридцать тысяч? Это копейки за такой уход. Сиделка круглосуточная стоит минимум три тысячи в день. Это девяносто в месяц. А я бесплатно работала.
— Не бесплатно. Ты жила в этой квартире. Не платила за жильё, коммуналку. На мамину пенсию жила.
— На пенсию? Двадцать тысяч? На них прожить можно?
— Плюс мои тридцать. Пятьдесят выходит.
— Миша, ты издеваешься? Я работу потеряла! Карьеру загубила — кто возьмёт бухгалтера после пяти лет перерыва? Мужа потеряла! Он новую семью завёл, пока я тут с памперсами... Знаешь, как он ушёл? Сказал, что я превратилась в сиделку. Что от меня пахнет хлоркой и болезнью. Что он хочет жить, а не существовать рядом с умирающей. Пять лет жизни потеряла! А ты про пятьдесят тысяч?
Жена Михаила дёрнула его за рукав — мол, пойдём. Но он остался:
— Света, по закону квартира пополам делится. Мы оба наследники.
— По закону? Серьёзно? А по совести? По справедливости?
— Ты же сама решила с мамой остаться.
— А кто бы остался? Ты? Со своей драгоценной работой? Со своей Анькой, которая маму терпеть не могла?
— Не трогай Аню.
— Что, правда глаза колет? Она за пять лет три раза приехала. Три! И то носом крутила — запах, мол. Даже чаю в той комнате не пила. А я там жила. Спала на раскладушке рядом с маминой кроватью. Слышала каждый вздох, каждый стон.
Жена покраснела, отвернулась. Это правда — она боялась. Боялась немощи, запаха лекарств, вида парализованной свекрови.
— Света, хватит.
— Нет, не хватит. Квартира стоит восемь миллионов. Половина — четыре. Ты хочешь четыре миллиона за то, что тридцать тысяч в месяц присылал? Тридцать на шестьдесят месяцев — миллион восемьсот. Вот забери свой миллион восемьсот и успокойся.
— Ты что предлагаешь?
— Отказываешься от своей доли. Я выплачиваю тебе два миллиона. В рассрочку, за три года. Когда работу найду.
— Это меньше половины.
— Это больше, чем ты потратил. И это справедливо.
Михаил встал:
— Давай не будем сейчас. Эмоции зашкаливают. Через неделю встретимся, спокойно обсудим.
— Обсуждать нечего. Я сказала своё предложение.
Уехали молча. В машине жена спросила:
— Будешь судиться?
— Не знаю.
— Миш, она же права отчасти. Действительно пять лет с больной матерью... Я бы не смогла. Честно. Я даже заходить боялась. Помнишь, в прошлый раз? Я в коридоре стояла, пока ты с мамой разговаривал. Не могла заставить себя войти. Этот запах... эти звуки...
— Аня, она сама выбрала. Никто не заставлял.
— Но кто-то должен был. И она взяла это на себя. А мы... мы откупились.
Дома дочка спросила:
— Пап, вы с тётей Светой поругались?
— Нет, просто... сложный разговор был.
— Из-за бабушкиной квартиры?
— Откуда ты знаешь?
— Тётя Света мне сказала. Сегодня, на поминках. Что ты хочешь половину забрать, хотя не помогал бабушке.
— Я помогал. Деньгами.
— А она говорит, деньги — это не помощь. Помощь — это когда руками, когда рядом. Когда ночью встаёшь, если плохо. Когда кормишь с ложечки. Пап, а сколько раз ты бабушку кормил?
Михаил не стал спорить с пятнадцатилетней дочерью.
Через неделю позвонил Светлане:
— Давай встретимся.
— Зачем? Ты решение принял?
— Хочу поговорить.
— Говори по телефону.
— Света, мы же родные люди.
— Родные? Миша, родные люди не бросают больную мать на сестру.
— Я не бросал. Я помогал как мог.
— Как удобно было. Деньги перевёл — и совесть чиста. А я судно выносила. Знаешь, сколько раз в день? Шесть-семь. И ночью два-три раза. Пять лет, Миш. Каждую ночь вставала. А знаешь, какие были ночи? Когда она плакала от боли, а я не могла помочь — только обезболивающее, которое уже не действовало. Когда она пыталась что-то сказать, а я не понимала — и видела в её глазах отчаяние.
— А что я должен был? Работу бросить? Семью? Переехать к маме?
— А я что, не бросила? У меня работы не было? Семьи? Я главбухом была, Миш. Сто двадцать тысяч получала. Больше тебя. И квартиру снимала в центре. И отпуск два раза в год.
— Не знал.
— Конечно не знал. Ты много чего не знал. Как мама плакала по ночам. Как просила прощения, что такая обуза. Как пыталась таблетки накопить, чтобы разом... Я прятала все лекарства. Следила.
Михаил молчал.
— А знаешь, что она спрашивала каждый раз, когда ты приезжал? "Надолго?" И когда я говорила "на два дня", она кивала. Просто кивала. Даже не расстраивалась уже. Привыкла.
— Света...
— Всё, Миш. Два миллиона — моё предложение. Берёшь или нет?
— А если нет?
— Тогда живу в квартире и жду, пока ты созреешь. Могу хоть десять лет ждать. Мне жить негде больше. Снимать не на что — попробуй после пяти лет перерыва работу найти. В сорок пять лет. Без опыта работы с новыми программами.
Повесила трубку.
Две недели Михаил мучился. Консультировался с юристом — тот подтвердил: формально прав, но суд может учесть уход за матерью. Обсуждал с женой ночами напролёт. Аня то соглашалась со Светланой, то защищала его право. Звонил друзьям — мнения разделились.
Вечером, уже через месяц после похорон, дочка показала расчёты на листочке:
— Пап, я тут посчитала. Тётя Света была с бабушкой каждый день пять лет. Это примерно тысяча восемьсот дней. А ты приезжал раз в месяц на два дня. Даже если каждый месяц — это сто двадцать дней максимум. Но ты же не каждый месяц приезжал, правда? Летом мы на море ездили, зимой болел...
— К чему ты клонишь?
— Если честно считать, она провела с бабушкой в пятнадцать-двадцать раз больше времени. А деньги... пап, ты же сам учил — время дороже денег.
На работе коллега-юрист добавил:
— Некрасиво это — с сестрой судиться. Особенно если она реально ухаживала. Репутационные потери могут быть больше финансовой выгоды.
Прошло ещё две недели внутренней борьбы. Михаил пытался найти компромисс — предложил Светлане разделить 70/30, потом 60/40. Она отвечала одно: "Или два миллиона тебе, или ничего. Я заслужила эту квартиру потом и кровью."
Наконец, через полтора месяца после похорон, Михаил приехал к сестре:
— Света, давай встретимся. Нормально, по-человечески.
— Приезжай.
Приехал. Квартира та же, но без мамы — пустая какая-то. В её комнате всё убрано, только кровать стоит. Медицинская, с подъёмным механизмом. И запах — лекарства, дезинфекция, болезнь. Пять лет этот запах въедался в стены.
— Чай будешь?
— Давай.
Сели на кухне. Как в детстве. Только родителей нет.
— Света, прости, если что не так было.
— За что прости? За то, что не приезжал? Или за то, что сейчас половину хочешь?
— За всё. Я правда не мог чаще. Работа, семья.
— Миш, я тоже не могла. Но делала. Потому что мама. Потому что больше некому. Знаешь, я после ухода Андрея — мужа моего бывшего — чуть с ума не сошла. Сидела ночью у маминой кровати, она спит, а я вою тихонько, чтобы не разбудить. Думала — всё, конец. Ни семьи, ни работы, ни будущего. Только мама, которая может протянуть ещё год, а может — десять.
— Почему не сказала? Я бы помог больше.
— Чем? Деньгами? Миш, мне не денег не хватало. Мне жизни не хватало. Понимаешь? Я в сорок лет превратилась в сиделку. Подруги перестали звонить — о чём с ними говорить? О памперсах? О пролежнях? О том, как мама обкакалась, а я час отмывала?
— Можно было сиделку постоянную.
— Пробовали. Трёх меняли. Воровали. Одна мамины серьги украла — те, что папа на сорокалетие свадьбы подарил. Другая продукты домой таскала. Третья просто не приходила — запои у неё. А четвёртая... четвёртая била маму. Я камеру поставила скрытую и увидела. Щипала её, когда та плакала.
— Не знал.
— Ты много не знал. Знаешь, что мама перед смертью сказала? Ну, не сказала — написала. Она же писать научилась левой рукой. Криво, но понятно. Вот, смотри.
Достала листок. Кривые буквы: "Спасибо Светочка. Прости что так вышло."
— Она меня благодарила и просила прощения. У меня! За то, что я за ней ухаживала! Понимаешь, как ей тяжело было — зависеть от меня, быть обузой?
Светлана заплакала. Впервые при нём за все эти дни.
— А про меня что-нибудь?
— Было. Вот. "Мишу целую."
Два слова. Всего два.
Михаил смотрел на кривые буквы. Мама старалась. Левой рукой, парализованная, выводила: "Мишу целую." И вдруг понял — это всё. Всё, что осталось от их отношений. Два слова. Не упрёка, не обиды — поцелуй на расстоянии. Прощение его отсутствия. А Светлане — целое предложение, благодарность и просьба о прощении. Потому что со Светланой было что вспомнить за эти пять лет. Каждый день борьбы, каждая маленькая победа. А с ним — только короткие визиты и неловкое молчание у постели.
— Я отказываюсь от доли.
— Что?
— Отказываюсь. Квартира твоя. Полностью.
— Миш, ты чего? Я же не прошу всё. Два миллиона готова выплатить. Найду работу, накоплю.
— Не надо. Ты права. Ты заслужила. Ты была рядом, а я приезжал в гости. Ты жизнь отдала, а я деньги переводил. Это несопоставимо.
— Но это же несправедливо по отношению к тебе.
— Нет, Света. Несправедливо было бы забрать половину. Или даже четверть. Я... я только сейчас понял. Эти два слова — "Мишу целую" — это всё, что у нас с мамой осталось в конце. А у тебя — пять лет общей жизни. Трудной, тяжёлой, но общей.
Светлана молчала. Слёзы текли по щекам.
— Миш, я не хочу, чтобы мы из-за квартиры стали врагами.
— И я не хочу. Поэтому отказываюсь. Чтобы не было обид, недосказанности, злости.
— Но Анька? Она же...
— Аня согласна. Мы долго говорили. Полтора месяца говорили. Она сама сказала — мы откупались. И что ты заслужила больше.
— Правда?
— Правда. Света, ты пять лет жизни потеряла. Карьеру, семью. Я не имею права на половину. Даже на четверть не имею.
Ещё через две недели оформили отказ от наследства. В нотариальной конторе Светлана расплакалась:
— Миш, я не могу так. Это мамина квартира. Она бы хотела, чтобы пополам.
— Она бы хотела справедливо. А справедливо — это тебе.
— Но ты же её сын!
— А ты — дочь. Которая была рядом. Мама это ценила. "Спасибо Светочка" — помнишь?
Подписали документы. Вышли на улицу. Весна, солнце, птицы поют. Мама любила весну.
— Знаешь, — сказала Светлана, — я продам квартиру.
— Зачем?
— Не могу там жить. Везде мама. Каждый угол помню — где падала, где плакала, где смеялась, когда получалось ложку сама держать. Куплю однушку поменьше. А разницу... хочу поделить. Но не сейчас. Сначала мне нужно встать на ноги.
— Света, не надо.
— Надо, Миш. Но не сразу. Дай мне год-два. Найду работу, восстановлюсь. Мне сорок пять, Миш. Я проплакала месяц после маминой смерти. Не от горя — от страха. Что дальше? Как жить? Кому нужен бухгалтер без опыта работы пять лет? А потом решила — справлюсь. Маму выходила — это посложнее будет. Но сейчас мне нужны все деньги, понимаешь? Чтобы начать заново. А когда встану на ноги — тогда поделимся.
— Света, правда не надо.
— Миш, дай мне время. Хорошо?
Через месяц квартиру продали. Быстро — район хороший, дом кирпичный, ремонт свежий. Восемь миллионов пятьсот тысяч.
Светлана купила однокомнатную за три с половиной миллиона. Остальное на счёт положила.
— Буду искать работу. Пойду на курсы — всё изменилось за пять лет. Новые программы, новые требования.
Через полгода Светлана позвонила:
— Миш, я работу нашла!
— Правда? Где?
— В небольшой фирме. Бухгалтером. Зарплата пока небольшая — пятьдесят тысяч. Но обещают повысить.
— Поздравляю!
— Знаешь, директор оказался понимающий. Я честно сказала про пятилетний перерыв, про маму. Он сказал: "Человек, который пять лет ухаживал за больным родителем — это надёжный человек. Таких мало."
— Умный директор.
— Да. И ещё... Миш, я отношения завела. С коллегой. Ему сорок пять, разведён. Хороший мужик. Спокойный, надёжный. Сказал, что восхищается мной — не каждый бы смог то, что я.
— Рад за тебя.
Через год Светлана снова позвонила:
— Миш, мы расписались.
— Поздравляю!
— Спасибо. И ещё... помнишь наш разговор про деньги?
— Света, забудь.
— Нет, послушай. Я сейчас нормально зарабатываю — семьдесят получаю. Андрей — мой муж — тоже хорошо зарабатывает. Нам хватает. И те деньги лежат. Пять миллионов.
— Твои деньги.
— Наши, Миш. Мамины. Давай так — я тебе два миллиона переведу. Не половину, но хоть что-то. Для моего спокойствия.
— Света...
— Миш, пожалуйста. Мне важно это. Понимаешь? Ты поступил благородно — отказался. Теперь дай мне возможность тоже поступить по-человечески. Не из-за денег. Из-за того, чтобы между нами всё чисто было. Я год жила с чувством вины, что забрала всё. Да, я заслужила. Но ты — брат. Единственный близкий человек, который у меня остался из прошлой жизни.
Михаил задумался:
— Знаешь что? Давай эти деньги на дочку мою оформим. На образование. Ей через два года поступать.
— Отличная идея! На Катю! Мама бы одобрила.
Оформили договор дарения на дочь. Два миллиона на специальный счёт до совершеннолетия.
Катя, узнав, расплакалась:
— Тётя Света, спасибо!
— Это не мне спасибо, а бабушке. И папе твоему — он поступил правильно.
— Пап, а почему ты отказался тогда?
— Потому что тётя Света заслужила больше. Она делала то, что я не смог.
— Но ты бы смог, если бы жил рядом?
— Не знаю, Кать. Хочется думать, что смог бы. Но это легко говорить, когда не пришлось проверять. Я видел, как тётя Света менялась за эти пять лет. Как седела, как морщины появлялись. Как из цветущей женщины превращалась в тень. И всё равно продолжала. Каждый день. Это требует особой силы, которая есть не у всех.
На годовщину смерти мамы встретились на кладбище. Светлана с мужем, Михаил с семьёй.
Постояли молча. Потом Светлана сказала:
— Знаешь, Миш, я думаю — мама бы гордилась.
— Чем?
— Тем, что мы не поссорились. Тем, что поняли друг друга. В конце концов.
— Не сразу поняли. Тебе понадобилось пять лет ада. Мне — полтора месяца мучений совести.
— Но поняли же. Это главное.
Дома вечером жена спросила:
— Не жалеешь?
— Аня, я приобрёл больше. Сестру приобрёл. И понимание того, что такое настоящая забота. Те два слова — "Мишу целую" — они теперь не ранят, а греют. Мама простила меня за отсутствие. А Светлана простила за попытку забрать половину того, что она заработала потом и кровью.
Засыпая, Михаил вспомнил мамины записки. "Спасибо Светочка." "Мишу целую."
Всего несколько слов, написанных левой рукой.
Но в них — вся мамина любовь. К обоим детям.
К той, что была рядом каждый день.
И к тому, кто мог быть только на расстоянии.
Разным, но одинаково любимым.
И они это наконец поняли.
Через боль, через время, через споры о деньгах.
Но поняли.
_____________________________________________________________________________
Друзья! Стараюсь писать истории для вас максимально качественно. Ваша подписка, лайк и комментарий будут для меня лучшей наградой и мотивацией!
Спасибо за то, что прочитали :) Также рекомендую другие мои рассказы: