Наконец все разошлись. Дед Матвей, уходя, сказал:
- Саман тебе сделали хороший. Теперь главное – чтоб дождя не было, пока он высохнет.
- А если дождь пойдет? – испуганно спросила Пелагея. – Что тогда делать?
- Накрыть брезентом, дождь – он ведь не с ясного неба пойдет. Увидишь тучи – начинай беспокоиться! Ну, ладно, девка! Пойду я, а то бабка уже небось у калитки стоит!
Пелагея сидела на лавке в темноте двора, уставшая и от работы, и от чувств, переполнявших ее. Она начала строить свой дом! Вернее, начали всем селом. Если все получится, к осени дом будет готов.
- Мама! – услышала она голос Лиды.- Я хочу спать!
Пелагея вошла в дом. Шура и Толик уже спали, а Лида стояла у двери.
- Ты почему не спишь? – спросила Пелагея, подхватывая дочку на руки.
- Я тебя жду, - тихо ответила девочка, - а ты все не идешь и не идешь...
- Я пришла, - ответила Пелагея, целуя дочку, - пойдем спать.
Она уложила дочку, прилегла рядом. Лида скоро засопела, а Пелагея вышла в коридор, обмылась прохладной водой и присела на пороге. Над горизонтом уже взошел месяц. Тоненький и яркий, он не давал много света, но с ним на небе стало как-то уютнее и совсем не пусто. Темными силуэтами вырисовывались на небосводе кроны деревьев в соседнем дворе и за забором.
Пелагея полюбовалась ночной картиной, потянулась и пошла в дом. Завтра – первое мая, праздник, на который все село соберется утром на митинг около конторы. С красными флагами придут строем школьники, будут петь песню «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля», и все на площади подхватят: «Кипучая, могучая, никем непобедимая, страна моя, Москва моя, ты самая любимая!» С этими мыслями Пелагея уснула, улыбаясь во сне.
Праздничный день прошел шумно, весело, с митингом, речами, поздравлениями. Правда, выходной был не у всех: коровам не объяснишь, что сегодня праздник, поэтому доярок, как положено, повезли на дойку. А остальные отправились к речке, где на молодой траве берега расстелили скатерти, разложили все, что положено в таких случаях, и поплыли над спокойными водами разговоры, песни, смех.
После обеда к конторе подъехала машина-автолавка, и ребятишки испытали настоящий праздничный восторг: мороженое в бумажных стаканчиках и с деревянными палочками - пломбир и розовое фруктовое, плитки ирисок, пряники в белой глазури, лимонад – все рубли, которые были даны родителями на праздник, быстро исчезали в обмен на лакомства.
Пелагея сидела в компании женщин, с которыми работала на ферме. Все были веселыми и от весеннего дня, и праздника, и от выпитого. Пелагея старалась пить совсем немного. Самогон она вообще не пила, а вино слегка пригубливала из стопки.
- Ты чего это не пьешь? – спросила ее Нина Чайко. – Компания тебе не подходит, что ли?
- Да нет, Нина! – ответила Пелагея. - Я вообще не люблю этого дела, да и дети меня. Куда они денутся, если мать напьется? Да и на ферму сегодня еще ехать. А вдруг коровы молоко не отдадут, если унюхают что?
- Ой, ты еще скажи, что они тебя заставят дыхнуть!
Сидящие вокруг «стола» засмеялись, Нина запела «Ой, цветет калина», ей подтянули все: и кто сидел рядом, и за соседними «столами». Сильный хор женских голосов, в которых звучала тоска по сильному мужскому плечу, по горячей любви, зазвучал, подхваченный весенним ветерком.
Пелагея чувствовала, что ее жизнь изменилась совсем. Она превратилась из вечно озабоченной, вечно виноватой в чем-нибудь в совершенно свободную женщину. И дело не в том, что проблемы остались, что не хватало денег, что было тесно, да и с едой пока было не совсем вдоволь, и детишек одеть пока не могла она так, как хотелось бы, но изменилось ее отношение к жизни, к людям, от которых она не ждала подлости, обиды, а наоборот, видела участие и желание помочь.
Иногда ей очень хотелось, чтобы всё это увидели свекровь и золовки, даже хотелось, чтобы они позавидовали ей, иногда наоборот, не хотела даже думать о них. Она не понимала бывшую свекровь: ведь ее дети – это дети ее сына, все, что осталось от него на этом свете. Неужели ей безразлично, как они живут, как растут? А ведь Толик – вылитый Михаил! Пелагее было обидно за детей: получалось, что кроме нее, у них нет родственников. А ведь у сестер Михаила будут дети, которые станут двоюродными для ее детей. Но ехать туда она, конечно, не собиралась, да ее туда никто и не звал.
После майских праздников началась прополка, и теперь после дойки Пелагея вместе с другими женщинами ехала в поле на прополку кукурузы, подсолнуха, подходила свекла. Да еще и свой огород требовал ухода. Картошка поднялась дружно, нужно было окучивать, полоть. Пелагея показала Шуре и Толику, как это делать, и наказывала им после школы хоть немного прополоть.
- Любите жареную картошечку? – говорила она. – Вот и старайтесь, чтобы она получше выросла.
Толик, конечно, хмурился, ему хотелось с ребятами на рыбалку, за раками, но мать была неумолима:
- Прополешь два рядка – пойдешь на речку.
К июню саман уже подсох, Пелагея с детьми перевернула все кирпичи, чтобы высыхал со всех сторон.
Однажды, когда Пелагея возвращалась с вечерней дойки, она увидела трактор Николая, стоявший у моста. Поравнявшись с ним, она услышала:
- Привет, куда спешишь?
Пелагея остановилась.
- Домой, куда же еще?
Николай подошел, вытирая руки замасленной ветошью.
- Выходи сегодня вечером за огород, - сказал он негромко. – Там стоят две старые копны сена, я буду тебя ждать.
Пелагея смутилась: на свидание зовет, что ли? Так не девка она!
- А чего я не видела там? – спросила она, продолжая идти.
- Постой, - остановил ее Николай. – Выходи. Как детей уложишь, так и выходи. Ладно?
В голосе его Пелагея уловила мягкие, даже просящие нотки.
- Не знаю, - тихо ответила она, не глядя на него. – Не знаю.
И пошла быстрой походкой, увидев, как из ближнего к речке двора кто-то вышел. Николай долго смотрел ей вслед, потом завел трактор и уехал.
Пелагея подошла к своему двору. От соседнего забора, где рос шиповник, веяло ароматом распустившихся цветов, Пелагея даже остановилась. Как пахнет начало лета! Скошенной травой на сенокосных лугах, молодой пшеницей, едва выпускающей колос, ночной фиалкой под окнами, шиповником и еще чем-то таким, от чего появляются совершенно молодые мысли, от которых захватывает дух...