Первый урок был тяжелым. Дети, озлобленные и замкнутые, не доверяли незнакомой “тетеньке” из другого мира. Но Нина была настойчива и терпелива. Она не требовала, не заставляла. Она предлагала. И постепенно лед тронулся. Женщина находила одинокие сиротские души и пыталась зажечь в них искру. Самых талантливых и увлеченных она действительно начала собирать в небольшой ансамбль. Это стало её лекарством, её терапией. Видя, как в глазах этих детей загорается огонек от первой же одобренной ноты, Нина понемногу начинала чувствовать себя живой.
Однажды, возвращаясь поздно вечером с репетиции, она решила срезать путь через подземный переход у вокзала. Впереди, у выхода, собралась небольшая кучка людей. Оттуда доносился удивительно чистый, звонкий детский голос, певший грустную народную песню. Нина замедлила шаг. Голос был не просто хорош – в нем была та самая, пронзительная до боли нота, которая когда-то покорила Громова.
Подойдя ближе, она увидела маленькую, чумазую девочку лет девяти. Она стояла в стареньком, не по размеру большом пальтишке и старательно выводила сложные рулады. Перед “певицей” лежала шапка, куда прохожие бросали мелочь. Но самое жуткое было не это. Рядом, прислонившись к стене, стояла девица лет двадцати с вызывающим видом и с телефоном в руках. Как только в шапке набиралась хоть какая-то сумма, она ловко подходила, забирала купюры, оставляя лишь мелочь, и снова отходила на свое место, будто надсмотрщик.
Вся кровь бросилась Нине в голову. Бездумно, повинуясь какому-то внутреннему порыву, она подошла к девице:
– Это ваша младшая сестра? — резко спросила она.
Девица оценивающе взглянула на дорогое пальто и сумку.
– А тебе какое дело?Зарабатываем тут чуть-чуть. Мешаешь.
– Сколько? – неожиданно для себя спросила Нина, её сердце бешено колотилось.
– Чего сколько? – не поняла девица.
– Сколько вы хотите за нее?Чтобы вы оставили ее в покое и ушли?
Девица опешила, затем хищно ухмыльнулась, назвав сумму, в несколько раз превышающую то, что могла бы заработать девочка за месяц таких “выступлений”. Нина, не говоря ни слова, достала из сумки кошелек и отсчитала деньги. Она протянула их наглой надсмотрщице.
– Вот. И чтобы я больше никогда не видела вас рядом с этой девочкой. Ясно?
Та, бормоча что-то невнятное, схватила купюры и быстренько ретировалась, скрывшись в толпе. Нина подошла к девочке, которая смотрела на нее огромными, испуганными глазами.
– Не бойся,я не причиню тебе зла, – мягко сказала Нина, опускаясь перед ребенком на корточки.
– Как тебя зовут?
– Лера… – прошептала девочка.
– Пойдем со мной,Лера. Я накормлю тебя, и ты сможешь спеть столько, сколько захочешь. Хорошо?
Девочка, после секундного колебания, кивнула. Нина взяла её за ледяную руку, надела на нее свой теплый шарф и повела к машине, даже не думая о том, что скажет мужу. Она спасла одну душу. И в этот миг это было единственно важным.
Теплый, уютный свет в огромной гостиной их загородного дома, казалось, был не в силах разогнать испуганную тьму, затаившуюся в глазах девочки. Лера сидела на краю огромного дивана, как брошенный бездомный котенок, и с опаской водила взглядом по роскошным интерьерам, как будто боялась испачкать их своим присутствием.
Спустя пару часов была вымыта, переодета в чистую, мягкую пижаму Анны Степановны, подаренную на какой-то праздник и так и оставшуюся неиспользованной, и накормлена до отвала горячим бульоном. Но внутри она все еще была той самой затравленной, голодной девочкой из подземного перехода.
Нина, сидя напротив, не решалась напугать малышку лишними вопросами. Она просто молча наблюдала, как Лера с жадностью, но очень аккуратно, будто боясь проронить хоть крошку, съела предложенную ей сдобную булку. Только когда в детских глазах появилось первое подобие спокойствия, Нина мягко спросила:
– Лерочка, ты не хочешь рассказать, как оказалась там... у вокзала? Где твои родители?
Девочка опустила глаза в кружку с какао, которую сжимала в своих тонких пальчиках. Молчание затянулось, и Нина уже решила, что не стоит торопить события, как Лера тихо, почти шепотом, начала говорить. Ее рассказ был обрывистым, путанным, но от этого не становился менее жутким.
– Я сбежала, – прошептала она. — Из детдома. Он далеко отсюда, я на электричках и попутках ехала... несколько дней.
– Но почему?Почему ты сбежала? – сердце Нины сжалось от дурного предчувствия.
– Там...плохо, – голос Леры дрогнул. — Старшие девочки отбирают еду, воспитатели не смотрят, а если жалуешься, потом еще хуже бывает. И холодно бывает, и голодно... А на улице... на улице хоть петь можно. И люди иногда деньги дают. На еду.
Лера говорила о голоде и холоде с такой будничной, привычной обреченностью, что у Нины перехватило дыхание. Это была не детская жалость к себе, это была констатация ужасающих фактов ее жизни.
– А та девушка... та, что была с тобой? – осторожно поинтересовалась Нина.
– Это Светка, – сморщилась Лера. – Она из нашего же детдома сбежала, только давно. Она говорила, что будет мне как старшая сестра, будет защищать, а сама... сама все деньги забирала. Говорила, на еду откладывает, а сама на них вино покупала и сигареты. А если я плохо пела или мало давали, она могла и ругать...а так… она хорошая. Не дерётся.
Нина с трудом сдерживала подступающие слёзы гнева и жалости. Она вспомнила, как отчаянно искала свою дочь, представляя её в роскоши и заботе, а она, оказывается, могла быть вот здесь, совсем рядом, в таком же аду сиротства.
Нина не могла больше это слушать. Она подошла и крепко, но очень нежно обняла эту маленькую, хрупкую спину, чувствуя, как та вся напряглась, а потом постепенно расслабилась в ее объятиях.
– Все, детка, все закончилось. Теперь ты в безопасности. Никто тебя больше не тронет, я обещаю, – тихо прошептала она ей в волосы.
Позже, уложив Леру спать и дождавшись, пока та уснет, Нина набрала номер Виктора. Он был в командировке в Санкт-Петербурге, решал вопросы с очередным альбомом ее бывшего коллектива.
– Витя, привет, как ты? – ее голос прозвучал неестественно бодро.
– Нина?Что-то случилось? Ты какая-то странная, – его продюсерский слух сразу уловил фальшивую нотку.
Супруга глубоко вздохнула и выпалила все разом, стараясь говорить быстро, пока не передумала: о переходе, о девочке, о деньгах, отданных Светке, и о том, что Лера теперь спит в их гостевой комнате.
На том конце провода повисло долгое молчание:
– Нина...дорогая... – наконец, с огромным трудом выдавил Виктор. – Ты понимаешь, что ты сделала? Ты могла нарваться на серьезных преступников! Это же вокзал! Они могли тебя и... Ты просто привезла в дом незнакомого ребенка с улицы!
– Но она же одна! И ей негде было спать! И ее обижали! – в голосе Нины уже слышались слезы.
Виктор тяжело вздохнул. Он слышал её отчаяние, её потребность спасать, которая граничила с одержимостью после их общей потери.
– Ладно...ладно, успокойся, – сказал супруг уже гораздо мягче. — Ситуация, конечно, неординарная. Оставь её, пусть спит. Утром свяжемся с социальными службами, разберемся. Хорошо?
Он говорил правильные, разумные слова, но Нина почувствовала в них холодок официальщины. Она тихо согласилась и положила трубку. А Виктор Иванович, находясь за тысячу километров, сразу же набрал номер своего секретаря.
– Лена, срочное дело. Нужно найти все, что можно, о детском доме в подмосковном регионе, откуда недавно сбежала воспитанница лет девяти по имени Лера. И подключите Кротова. Мне нужно знать все: откуда она, кто ее родители, почему оказалась на улице. И чтобы пока никто, и особенно Нина, об этом не узнал.
*****
Утро началось с тихого перешептывания на кухне между Ниной и Анной Степановной. Старушка, выслушав историю, лишь покачала головой, но не стала упрекать невестку. Вместо этого она напекла целую гору блинов, и аромат ванили, и теплого молока, казалось, наконец-то растопил последние льдинки страха в душе Леры.
Нина, видя, как девочка постепенно оживает, решилась на отчаянный шаг. Она взяла Леру с собой на занятие в детский дом. Её подопечные, уже привыкшие к преподавателю и урокам вокала, с любопытством окружили новенькую. Вначале Лера сторонилась, отвечала односложно, но когда Нина села за пианино и предложила всем простую распевку, произошло чудо.
Лера запела. И это был не просто чистый, звонкий голосок, который затрагивал самые глубокие струны души.
В тот день Нина поняла – она не может отдать эту девочку. Та мысль, что сначала зрела где-то глубоко внутри, теперь оформилась в твердое, непоколебимое решение. Лера была её шансом. Шансом искупить вину, спасти одну потерянную душу и, может быть, самой окончательно исцелиться.
Вечером, за ужином, она снова завела разговор с Лерой, на этот раз пытаясь выяснить самое важное:
– Лерочка,а расскажи мне про своих родителей? Они... они знают, где ты?
Лицо девочки сразу потемнело:
– Какие родители? – она с силой ткнула вилкой в картошку. — Они меня отдали. Сказали, что я им не нужна. Вот и все.
Слова были полны детской, горькой обиды.:
– А...а до этого? Может, ты помнишь как ты жила с мамой и папой? — сердце Нины заколотилось как сумасшедшее.
Лера на мгновение задумалась, и в её глазах мелькнула какая-то тень, словно сработал защитный механизм:
– Не помню, – девочка упрямо потупилась в тарелку. — Почти ничего не помню. Там всё было как в тумане. И вообще, я не хочу о них говорить.
Нина почувствовала резкую боль в груди. Эта фраза – “не помню” – была слишком удобной, слишком часто употребляемой детьми из системы, которые боялись своего прошлого. Она понимала – девочка лукавит. Она боится, что если расскажет правду, назовет свои настоящие имя и фамилию, её сразу же вернут в тот ненавистный детский дом, откуда она с таким трудом сбежала.
– Ладно, потом поговорим. И я, и мой муж Виктор, который скоро вернется, и Анна Степановна. Мы все теперь твоя семья. Хочешь остаться с нами? Навсегда?
Глаза Леры вспыхнули таким счастливым, таким жадным и невероятным светом, что Нине стало ясно – ради этого взгляда она готова на все. Даже на то, чтобы пойти против здравого смысла и удочерить девочку с улицы, чье прошлое было покрыто мраком.
– Правда? Навсегда? – прошептала Лера, и в ее голосе была такая надежда, что Нина кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Она уже строила планы, как уговорить Виктора, как оформить документы. Нина представляла, как Лера будет ходить в школу, как они будут вместе петь, как она оденет ее в красивые платья. Она позволила себе мечтать. И в этой мечте не было места для страшных догадок. Пока не было.
Возвращение Виктора из командировки было похоже на долгожданное затишье после бури. Он переступил порог их светлого, теперь уже наполненного детским смехом дома, и первое, что услышал, – чистый, звонкий, до боли знакомый голос. Голос, в котором угадывался мощный, ещё не раскрытый полностью талант и… что-то неуловимо родное.
Супруг Нины замер в прихожей, слушая, как Лера разучивает с Ниной сложный вокальный пассаж. Сердце его сжалось. Он видел, как преобразилась жена за эти несколько дней: глаза снова сияли, в движениях появилась давно утраченная легкость, а на щеках играл румянец. Она снова жила. Дышала. Творила.
«Секретики» канала.
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка ;)