Нина не сразу заметила незнакомца. Увидела мужчину только тогда, когда он подошел совсем близко. Женщина вздрогнула и резко повернулась, словно ее поймали на каком-то страшном преступлении.
– Извините, – пробормотала она, смущенно вытирая мокрые руки о застиранный фартук. — Я мешаю?
Мужчина не отвечал. Он смотрел на работницу кухни с таким откровенным, неподдельным изумлением, что Нине стало не по себе. Незнакомец был одет в идеально сидящий костюм, и его внешность резко контрастировала с убогой обстановкой подсобки.
– Это Вы?.. Только что пели? – наконец выдавил он, и его голос звучал глуповато, что лишний раз подчеркивало его замешательство.
Нина смущенно кивнула, ожидая выговора от начальства за то, что отвлекается от работы.
– Да я так... просто... бездумно, – попыталась она оправдаться, но мужчина резко отрицательно покачал головой.
– Нет, Вы не понимаете, – незнакомец подошел еще ближе, и его глаза горели каким-то странным восторгом. — Меня зовут Андрей, я администратор Виктора Ивановича Громова. Вы знаете такого?
Нина недоуменно пожала плечами. Имена музыкальных продюсеров не входили в круг ее интересов.
– Так вот, – Андрей сделал паузу, стараясь подобрать нужные слова. — Виктор Иванович как раз и есть тот именинник, для которого мы тут весь этот праздник закатили. И он уже полгода бьется над созданием нового проекта – ансамбля русской песни, но современного, такого, чтобы зацепило и молодежь, и старшее поколение. Ищет уникальный голос. Женский голос. И знаете, я объездил с ним полстраны, слушал сотни профессиональных вокалисток, но то, что я только что услышал от Вас...
Молодой человек снова замолчал, смотря на молодую женщину с тем же изумлением.
– У меня? – Нина фыркнула, снова принимаясь за противень. — Да какой у меня голос? Я в деревне в хоре пела, и то давно. Вам послышалось.
– Нет, – настаивал Андрей, и в его голосе зазвучала стальная уверенность. — Мне не послышалось. Я знаю своё дело! Не зря свой хлеб ем. В вашем голосе есть... душа. Та самая, подлинная боль, которую не сыграть и не сымитировать. Вам обязательно нужно прийти на прослушивание. Завтра. Я дам адрес.
Мысль о том, чтобы петь на публику, показалась Нине настолько абсурдной и пугающей, что она засмеялась – сухо и безрадостно.
– Спасибо за предложение, конечно, но нет, – она решительно покачала головой. – У меня работа, я не могу её бросать. Да и кому я такая сгожусь? — Она показала на свои обветренные, в трещинах руки и поношенную одежду.
Андрей внимательно посмотрел на девушку, на ее уставшее, но все еще прекрасное лицо, на упрямо сжатые губы, на тень прожитых слез в глазах. Он видел таких женщин – загнанных в угол жизнью, но не сломленных окончательно. И помощник продюсера понял, какой аргумент будет решающим….
Андрей обвел взглядом грязную подсобку, заставленную коробками и ведрами, и тихо, почти интимно, так, чтобы не слышали повара, произнес:
– Неужели Вас совсем не нужны деньги?
Фраза, будто заряженная электричеством, прозвучала эхом в голове женщину. Нина замерла, и противень с грохотом снова упал в раковину. Эти слова были тем самым ключом, который отпирал все ее замки. Все ее существование уже два года вращалось вокруг денег, вокруг этой проклятой, недостижимой суммы, которая могла бы вернуть ей дочь. Она медленно вытерла руки об фартук и посмотрела на Андрея уже совсем другими глазами — не испуганными и смиренными, а серьезными и выжидающими.
– Сколько?
Андрей улыбнулся, поняв, что попал в цель:
– Если понравитесь Громову – очень и очень много. Гораздо больше, чем Вы здесь когда-либо сможете заработать. И это только начало.
Молодой человек вытащил из внутреннего кармана пиджака визитку и протянул ей. Нина взяла ее мокрыми пальцами, оставив на белоснежном картоне мутные отпечатки.
– Завтра в три. Не опоздайте, – сказал Андрей и вышел, оставив её одну с бьющимся от непонятного предчувствия сердцем и с этой маленькой картонкой, которая вдруг показалась ей билетом в другую, пугающую и манящую жизнь.
На следующий день Нина пришла по указанному адресу – в солидную звукозаписывающую студию, отполированную до блеска и пахнущую дорогим кофе и свежим ремонтом. Девушку встретил все тот же Андрей и проводил в просторный кабинет, где за огромным микшерным пультом сидел мужчина лет сорока с усталым, умным лицом и пронзительными серыми глазами. Это был Виктор Иванович Громов.
– Ну что, Андрей всё мне рассказал, – без лишних церемоний начал Громов, оценивающе глядя на претендентку. — Говорит, нашел самородок в ночном клубе. Давайте послушаем, что Вы можете.
Нина, вся сжавшись от волнения и неловкости, попросила аккомпаниатора сыграть песню, которую она напевала вчера. Первые ноты дались ей с трудом, голос дрожал и срывался. Она видела, как Андрей нервно переминается с ноги на ногу, а Громов с бесстрастным видом смотрит в стол.
И тогда она закрыла глаза. Она представила не стены студии, а лицо своей дочери. Представила её смех, её теплые ручки, её испуг в тот день, когда её уводили. Нина перестала петь для продюсера, она начала говорить с Верой. И её голос, тихий и надтреснутый вначале, набрал силу, мощь и ту самую пронзительную, щемящую ноту абсолютной, неподдельной боли и любви.
Когда последний звук затих в наушниках, в студии воцарилась тишина. Громов медленно поднял на нее глаза, и в них Нина увидела нечто большее, чем просто профессиональный интерес. В них было потрясение.
– Боже правый, – тихо выдохнул он. – Да где же Вы так долго прятались?
С этого дня жизнь Нины перевернулась с ног на голову. Её ждали бесконечные репетиции, работа с педагогами по вокалу, с хореографом. Виктор Иванович оказался не только талантливым продюсером, но и требовательным, даже жестким наставником. Он буквально вылепил из забитой посудомойки с невероятными данными яркую, харизматичную артистку.
Её первый клип на современную обработку русской народной песни взорвал все хит-парады. Голос, тот самый, с болью и душой, покорил миллионы. Нина давала концерты, записывала интервью о творчестве, но на любые личные вопросы отвечала уклончиво или просто молчала. Кто она? Откуда? Есть ли семья? Эта завеса тайны лишь подогревала интерес репортеров, которые буквально охотились за сенсацией, пытаясь раскопать хоть что-то о прошлом новой звезды. Но о Нине, как ни старались папарацци, не было известно ровным счетом ничего.
Слава – это странная субстанция, которая одновременно и обжигающая, и леденяще холодна. Она ослепляет софитами, но оставляет за собой длинный, пустой длинный след тени. Для Нины успех стал не столько триумфом, сколько надежным укрытием, панцирем.
Она научилась носить маску уверенной в себе, загадочной артистки с той же легкостью, с какой носила расшитые блестками сценические наряды. Но за этой маской по-прежнему жила одинокая, измученная виной женщина, одержимая одной-единственной мыслью.
А самым неожиданным в этой новой жизни стал Виктор Иванович Громов. Сначала их отношения были строго профессиональными: продюсер и подопечная. Он был для нее требовательным, порой суровым наставником, тем, кто вытащил ее со дна и выковал из нее звезду.
Но иногда, Нина улавливала в его серых, обычно таких пронзительных и внимательных глазах, моменты какой-то глубокой, спрятанной далеко-далеко печали, когда он думал, что на него никто не смотрит.
И однажды, после изматывающей репетиции, когда они остались в студии одни, Виктор Иванович пригласил свою подопечную поужинать. Не в рамках рабочего ужина, а просто так. По-человечески. Нина, уставшая и измотанная, почти машинально согласилась.
Так начались их вечера откровений. Сначала редкие, потом все более частые. Они могли часами говорить о музыке, о жизни, о книгах, и Нина с удивлением обнаруживала, что ему интересно её мнение, её простой, не замутненный светскостью взгляд на вещи. Виктор Иванович начал проявлять к Ниночке знаки внимания: дарил неброские, но изящные букеты, заказывал её любимое вино в ресторане, однажды даже лично принес домашний пирог, который испекла его мама.
И вот в один из таких вечеров, в уютном полумраке дорогого ресторана, он положил свою руку на её и посмотрел с такой теплотой, от которой у Нины перехватило дыхание.
– Нина, ты ведь чувствуешь, что происходит? – тихо спросил мужчина. — Я уже не могу и не хочу это скрывать. Ты невероятная. И для меня ты давно перестала быть просто проектом.
Нина отдернула руку, будто обожглась. Ее сердце бешено заколотилось, но не от радости, а от паники.
– Виктор Иванович, пожалуйста, не надо, – попросила она, опуская глаза в белую скатерть. — Вы для меня... Вы как брат. Как самый близкий друг. Я бесконечно благодарна за все, что Вы для меня сделали. Но только дружба. Иначе я не могу. Не могу и все.
Он не стал настаивать, не стал упрекать или давить. Лишь кивнул с печальной улыбкой и больше не возвращался к этой теме. Но его забота стала ещё более тактичной, ещё более ненавязчивой и теплой. Он был всегда рядом, надежный, как скала, и Нина начала по-настоящему дорожить его обществом. Продюсер стал тем единственным человеком, с которым ей не нужно было надевать маску звезды.
Переломный момент наступил поздно вечером в его кабинете. Они работали над новой аранжировкой, пили кофе, и разговор как-то сам собой зашел о прошлом. Нина, как всегда, уходила от ответов на личные вопросы, но на этот раз Виктор Иванович внезапно сказал:
– Ты знаешь, а я тебе завидую.
Нина с недоумением посмотрела на него:
– Чему?Моим звенящим нотам? – попыталась пошутить она.
– Нет, – Виктор покачал головой, и его лицо стало серьезным и каким-то пронзительно беззащитным. – Твоей боли. Той, что звучит в твоем голосе. Я слышу её. И я знаю, что твоя боль – о ком-то живом. О том, кого ты любишь и кого, возможно, потеряла. А моя боль... моя боль лежит на дне холодной, черной могилы.
Он замолчал, смотря куда-то мимо женщины, в темное окно, за которым отражались огни города. И тогда он начал рассказывать. Голос его был ровным, монотонным, словно он читал доклад о чужой трагедии.
Виктор Иванович рассказал о том, что когда-то у него была семья. Любимая жена и маленькая дочка, Катюша, которой только-только исполнилось три года. Семья ехала к морю. За рулем был глава семьи – Виктор Иванович Громов. Он был очень уставшим после напряженной рабочей недели, но так хотел поскорее порадовать семью. Сам не заметил, как начал засыпать за рулем. Всего на секунду. Но этой секунды хватило.
– Я не справился с управлением... –- его голос дрогнул, и он сжал пальцы в кулак. — Они погибли мгновенно, а я отделался парой царапин. Словно сама судьба решила оставить меня здесь, на этой земле, для вечных мук. Иногда мне кажется, что лучше бы я умер там вместе с ними. Это я их убил. Своей усталостью, своей беспечностью. Я вечно буду носить это в себе. И никакой успех, никакие деньги не затмят этого. Никогда.
Он закончил говорить и опустил голову на руки. В тишине кабинета Нина вдруг увидела не могущественного продюсера Громова, а такого же израненного, виноватого и одинокого человека, как она сама. Стена, которую она выстроила между ними, дала трещину, а затем рухнула окончательно.
*****
Нина больше не видела в Викторе лишь своего благодетеля и строгого наставника. Она увидела родственную душу, человека, который, как и она, был приговорен к пожизненному ношению тяжелейшего груза вины. Их боль, такая разная и в то же время такая похожая, стала мостом, который соединил их.
Она позволила себе расслабиться и принять его заботу. Нина стала чаще отвечать согласием на приглашения, сама звонила Виктору просто так, чтобы спросить, как дела. Они могли молча сидеть рядом, и в этой тишине нет нужды в словах – понимали друг друга без них. Виктор был терпелив, нежен и внимателен, и Нина с удивлением ловила себя на мысли, что в его обществе та ледяная пустота внутри нее понемногу начинала оттаивать….
«Секретики» канала.
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка ;)