«Советское барокко, не будь ко мне жестоко…» — эти строки, звучащие как поэтический реквием, прекрасно передают суть уникального культурного феномена. Речь идет не о художественном стиле XVII века, а о том особом состоянии предзакатного величия, когда великая держава, еще сохраняя внешние атрибуты могущества, уже начинает ощущать внутреннюю исчерпанность.
Советский кинематограф 1970–1980-х годов стал зеркалом этой эпохи, отразив её тревоги, метания и фатальную обреченность через призму «барокко» — затейливой фатальности, как пел Вадим Степанцов.
Барокко как метафора угасания
Барокко в данном контексте — это не архитектурный стиль, а состояние души целой эпохи. Оно проявляется в избыточности форм, в тяге к аллегориям и в ощущении приближающегося конца. Советский кинематограф позднего периода, словно предчувствуя грядущий крах, наполнился образами «лишних людей», бесцельных существований и символических смертей.
Фильм «Отпуск в сентябре» (1979) — один из самых ярких примеров. Его герой, ещё живой, получает венок на свои похороны. Этот абсурдный жест становится метафорой духовной смерти, когда человек продолжает существовать формально, но уже выпал из жизни. Аналогичные мотивы звучат в «Полетах во сне и наяву» (1982), где персонаж страдает от внутренней пустоты, которую не может заполнить даже внешний комфорт.
Путешествия в никуда: барочные сюжеты
Советское барокко любит сюжеты о путешествиях — но не к цели, а в никуда. В «Параде планет» (1984) герои, подобно Гулливеру, блуждают по странным локациям, словно пытаясь найти смысл в уже обесценившемся мире. Их перемещения — это не приключение, а ритуал прощания с эпохой.
Ещё более явно эта тема раскрывается в «Городе Зеро» (1988), где инженер Варакин оказывается в абсурдном пространстве, из которого невозможно вырваться. Этот город — аллегория позднего СССР: здесь нарушена всякая логика, но альтернативы нет. Фильм перекликается с традициями французского поэтического реализма, особенно с «Набережной туманов», где герои тоже оказываются в ловушке безнадежности.
Фантастика как побег от реальности
Фантастические мотивы в советском барокко — это не попытка заглянуть в будущее, а способ уйти от настоящего. «Лунная радуга» (1983) рассказывает о космо-десантниках, которые, пережив катастрофу, становятся «несвоевременными» людьми. Они не вписываются ни в прошлое, ни в настоящее, и их единственное желание — чтобы их оставили в покое. Это метафора целого поколения, которое чувствовало себя лишним в стремительно меняющемся мире.
Даже криминальная драма «Асса» (1987), действие которой разворачивается в заснеженной Ялте, проникнута ощущением конца. Город, погруженный в зимнюю спячку, становится символом застывшего времени, а её герои — людьми, которые уже не верят в «светлое будущее».
Предчувствие краха: 1914 год как аллегория
Самым пронзительным образом советского барокко становится фильм «Первая встреча, последняя встреча» (1987). Его герои — петербургская интеллигенция, радостно встречающая 1914 год. Зритель знает, что впереди — война и крах империи, но персонажи об этом ещё не догадываются. Эта аллегория работает и в отношении СССР: фильм снят за несколько лет до распада страны, и его меланхоличная атмосфера словно предвещает неизбежное.
Заключение: барокко как прощание
Советское барокко — это кинематограф прощания. Он не предлагает надежды, но зато честно отражает дух эпохи, которая чувствовала свою обреченность. Его герои — «лишние люди» позднего СССР, его сюжеты — путешествия в никуда, его эстетика — избыточность, за которой скрывается пустота.
Почему секретарша без одежды? Возможно, это ещё одна аллегория — обнаженной правды, которую уже невозможно скрыть. Советское барокко не боится быть жестоким, потому что его задача — не утешать, а прощаться. И в этом его величие.
