35-летняя предпринимательница Анна Рублева (фамилия изменена по просьбе героини) называет себя «выходной мамой». Несколько лет назад она поняла, что строить карьеру у нее получается лучше, чем растить ребенка, — и решила, что каждый должен заниматься тем, чем умеет. Поэтому теперь ее 12-летний сын Илья живет со своим отцом. Анна поддерживает с ребенком отношения на расстоянии: созванивается и изредка видится.
записал монолог Анны о том, в чем она видит свою родительскую роль и почему считает, что им с сыном подходит тот формат общения, который она выбрала.
«Я не справляюсь. У меня забирают ребенка»
Я родила сына в 22 года. В тот момент в наших отношениях с его отцом было много романтики. Мой настрой был таким: «Господи, я тебя так люблю, ты лучший мужчина в моей жизни, я хочу от тебя ребенка». Это решение, как и многие в те годы, мы принимали на эмоциях и под воздействием гормонов. Головой особо не думали.
В нашей семье поначалу все было как у всех. Я забеременела, родила, надо было как-то за сыном ухаживать. Но проводить с ним все время для меня было утомительно. Час — и все, сил нет. Однако я замечала, что совсем другая ситуация, если днем ребенок в садике, а я в это время работаю. Когда вечером мы встречались на короткое время, то нам было о чем поговорить и чем позаниматься.
В наших отношениях с мужем было много непонимания, недоговоренностей. Терки, обиды, вызванные неумением разговаривать и доносить свои мысли. Когда сыну было около двух лет, мы расстались. После развода сын остался жить со мной. Я была уверена, что так правильно, потому что так у всех.
Вообще мне очень повезло с бывшим мужем: он классный, адекватный и очень дисциплинированный. Я менее дисциплинированная. Мы с сыном постоянно опаздывали в садик. И в какой-то момент бывший муж сказал мне: «Слушай, это неправильно. Есть распорядок дня: время пробуждения, время отхода ко сну. Если соблюдать режим, организм ребенка будет здоровее. Давай Илья будет жить со мной, и я сам буду водить его в садик и забирать».
Я восприняла это как вызов: «Я не справляюсь. У меня забирают ребенка». В тот период я видела себя в первую очередь как мать, воспитывающую сына. Было сложно придумать себе еще какую-то роль, какой-то смысл. Если я не мама, которая сидит с ребенком, то кто? Свободная женщина? А что она делает, эта свободная женщина? В голове тогда не было других направлений жизни, других ролей.
Я очень долго не могла принять то, что ребенок будет жить с отцом. Внутри будто разговаривали два человека. Одна личность говорила: «Слушай, ну да, ты любишь спать, ты поздно ложишься, поздно встаешь. При этом ты работаешь, тебе постоянно нужно быть то за рулем, то на телефоне, тебе некогда сидеть с ребенком. Так нахрена ты вставляешь палки в колеса бывшему мужу?» А вторая личность кричала: «Так не может быть! Ребенок должен жить с женщиной!»
Я думала: «Что ты за мать?»
До 25–26 лет я не особо понимала, что мне нравится, а что нет, как вижу свою жизнь. Не знала, какова я настоящая. Я была как тот стереотипный мужчина, который считает, что у него должна быть жена, двое детей, квартира, машина и отпуск два раза в год — а на самом деле не может себе признаться, что ему даже и не нравится быть за рулем этой роскошной машины.
Мой отец — военнослужащий. Опыт общения с ним убедил меня в том, что у военных нет слова «чувствовать», у них есть слово «делать». Я и росла с такой установкой: «Если надо, то пошла и сделала». Такое воспитание, с одной стороны, дало мне мощный потенциал: я всегда знаю, что если мне что-то нужно, то я найду способ этого достичь. Но с другой стороны — я не научилась понимать, что я чувствую и люблю.
Так же было и в моих отношениях с сыном. Когда я жила с ним, многое было мне в тягость. Мне надо было делать то, что я не умею, что мне не нравится и что меня не вдохновляет, и от этого пропадало желание делать вообще что-либо.
Но однажды ко мне пришло осознание, которое все изменило. Сын тогда уже жил с бывшим мужем. Я забрала его на два дня и в какой-то момент поймала себя на мысли, что не могу провести с сыном даже этот срок. Мне нужно пространство: побыть одной, посидеть, попить кофе.
Одновременно мне стало очень страшно. Я думала: «Что ты за мать? Ты чего? Как ты собираешься дальше детей заводить? Ты вообще что-то из себя представляешь, если не можешь справляться с ребенком в течение такого короткого времени?»
В тот период я занималась с коучем. Я рассказала ему на сессии о своих чувствах. И он спросил: «Слушай, а сколько ты на самом деле хочешь проводить времени с ребенком?»
Я говорю: «Ну, часа четыре». А он мне отвечает: «Врешь». Я говорю: «Ну… Полтора»
Мне всегда казалось, что социально приемлемый вариант — это когда женщина хочет детей, рожает их и сидит с ними. А в тот момент я поняла, что не вписываюсь в этот образ. Мне стало так страшно от мыслей о том, что я плохая мать, и от непонимания, как дальше жить, что я разревелась.
И мы сформулировали это как задачу — а я люблю решать задачи, — спланировать свою жизнь так, чтобы хватало общения с ребенком, а в остальное время я не корила себя за то, что я плохая мать. Мы придумали, что при необходимости эту задачу решить можно так. Нужно нанять человека, который будет ответственен за ребенка — например, спортивного тренера, который будет выполнять еще и функцию няни. Чтобы этот человек был с ним, возил его на кружки и тренировки, а вечером привозил мне сына, уже позанимавшегося всем, чем нужно.
Постепенно я научилась замечать, что в совместном времяпрепровождении с сыном мне нравится, а что нет. Я поняла, что мне подходит водить его в кино: мы смотрим фильм, едим, обсуждаем сюжет — мне прикольно. Мне нравится с ним гулять и разговаривать. Нравится сидеть с ним в песочнице и что-то лепить.
А вот играть с ним в мяч, плавать в бассейне — не нравится. Не нравится ходить с ним по врачам, делать домашние задания. Мне не нравится его забирать из школы — а вот отводить в школу нравится, потому что утром прикольно после пробуждения прогуляться.
Мне нравится ездить с сыном в отпуск. Я кайфую от того, что он видит новую культуру, необычную природу. Я обязательно что-нибудь читаю и рассказываю ему: «Смотри, вот это там гора такая, а вот это вот такое, а вот здесь вот царь хотел сделать вот так, а получилось вот так. А посмотри, вот здесь красивая легенда, а посмотри, какая необычная природа, а сравни: вот во Вьетнаме было одно, а на Мальдивах было другое». Это меня вдохновляет, и от этого я получаю реальное удовольствие. А от того, чтобы сидеть рядом с ребенком и делать уроки, — нет. Это вообще, я считаю, задача педагога, а не родителя. Поэтому сын пошел в частную школу, где учителя сразу проверяют домашку и объясняют ребенку материал до тех пор, пока ему не станет понятно.
В результате я перестала держать в голове установки о том, что я должна делать как мать. И стала обращать внимание на то, от каких действий мне самой хорошо.
«Каждый должен заниматься тем, что у него классно получается»
Последний год я живу на Бали со своим мужчиной. Сын живет с отцом в России. Я прилетала в Россию весной на два месяца. Мы с Ильей виделись в мае, а в июне вместе улетели на Бали, и он провел здесь со мной две с половиной недели.
Пока он жил там со мной, мы как раз реализовали ту модель, которую я придумала когда-то со своим наставником. Ассистент моего мужчины — молодой, непьющий, некурящий, в прошлом профессиональный футболист — выполнял роль няни. Мы четко настроили распорядок дня: просыпались, завтракали, вместе занимались спортом, отдавали ребенка няне. Он его забирал, тренировал, кормил. И вечером сын приезжал, во-первых, счастливым, во-вторых, вымотанным, в-третьих, социализированным. И нам оставалось только поужинать, посмотреть фильм и лечь спать. То есть мы организовали процесс так, чтобы каждый мог заняться своими делами.
Сейчас сын вернулся в Россию, и мы общаемся с ним по видеосвязи через день. Когда я там жила, проводила с ним время в среднем раз в две недели: последние два с половиной года перед моим переездом на Бали мы жили с ним в разных городах, я в Екатеринбурге, а он — в Перми. Иногда мы ездили вместе в отпуск.
Между мной и бывшим мужем есть договоренности: если сын живет с ним, то это не ограничивает моего общения с ребенком. Я могу видеться с ним столько, сколько мне нужно и сколько для меня возможно. Если же у бывшего мужа есть необходимость уехать в командировку или на охоту, то у нас есть бабушки и дедушки, которые с удовольствием проведут время с внуком. В этом вопросе все тоже полюбовно.
Свою родительскую роль я вижу в том, чтобы показывать сыну особый социум. Те люди, которые меня окружают, — счастливые, яркие, веселые, легкие. И я могу дать Илье возможность увидеть, как по-разному можно относиться к жизни. Например, можно ездить на дорогой машине, но быть недовольным. А можно быть счастливым, просто потому что ты живешь: проснулся, позавтракал, рядом океан и классные люди. Я выбираю, как общаться с сыном: не делать уроки, а путешествовать, не ходить на родительские собрания, а проводить время в окружении счастливых людей, показывать ценность не денег, а отношений.
Еще я взяла на себя задачу образования сына. И помимо этого, на мне занятия сына с нейропсихологом: это специалист, который тренирует пластичность мозга. Я оплачиваю и частную школу, и сессии нейропсихолога. Я сама предложила эту историю, и, мне кажется, это справедливо, что на отце питание, тренировки, покупка бытовых вещей, а-ля компьютер, учебная зона, зимняя одежда, а на мне учебные процессы и отпуска.
Каждый, я считаю, должен заниматься тем, что у него действительно классно получается. Я работаю финансовым консультантом. У меня получается считать, придумывать какие-то схемы, решать задачи. Но я, например, не умею танцевать. Так что я не танцую. У меня хватает энергии, например, чтобы выступить на аудиторию из 150 человек. Но на то, чтобы долго общаться с ребенком, у меня энергии не хватает. И делать домашние задания вместе с сыном, например, не моя сильная сторона. Так и нахрена мне делать то, что моей сильной стороной не является? Уроки с ребенком может учить репетитор.
Я согласна, что в сложные моменты — когда он делает домашние задания, во время похода к врачу — ребенку хочется, чтобы рядом был родитель, который его поддержит. Поэтому с ним по врачам ходит мой бывший муж. А я лучше поддержу его другим способом — тем, в котором я хороша и в котором могу быть максимально эффективна.
«Пусть ребенок видит 40 минут счастливую женщину»
Я уверена: тот факт, что мы с ребенком не находимся все время рядом, не мешает нашей эмоциональной связи. Сама я выросла в полной семье. Мама и папа жили вместе. Но папа был военнослужащим, и времени со мной он проводил мало. Мама была рядом, но была холодной, она не обнимала меня перед сном, не утешила, когда меня бросил парень… Нашим родителям не объясняли, как сделать так, чтобы их ребенок понял, что его действительно любят. Мы — дети того поколения, которое не умело говорить о своих чувствах.
Я считаю, что моя модель поведения позволяет ребенку чувствовать, что я его люблю, даже если физически я не рядом. У нас доверительные отношения. Он звонит и рассказывает, что у него появилась девушка. Просит прислать денег, чтобы купить ей цветов. Делится тем, что она его поцеловала первой. А я ему рассказываю, что так бывает, что девочки первыми проявляют инициативу.
Когда он был на Бали, мы говорили с ним на тему отношений. О том, как в современном мире, где и мужчины, и женщины могут зарабатывать и сами удовлетворять все свои потребности, отношения держатся исключительно на желании двух людей быть рядом друг с другом. Это был очень глубокий разговор.
Нам не нужно 100% времени проводить вместе, чтобы понимать, что мы друг друга любим. Иногда, когда я ему звоню, ему неудобно говорить: «Мамуль, я тебя сильно люблю, но я тут с пацанами гуляю». Классно, что есть такие границы. Я в 11–12 лет не думала про границы и не вела с родителями глубоких разговоров. Поэтому я считаю, можно построить отношения с ребенком так, чтобы обращать внимание не на количество общения, а на качество.
Читайте еще:
Четыре страны борются за скалу посреди океана. Здесь с трудом может разместиться один человек. Что в ней такого и почему она так важна?
Я люблю своего сына, но стала «мамой выходного дня». Мне не нравится проводить с ним много времени. Его растит отец
Самая страшная речная кaтастрофа России. Круизный теплоход врезался в мост на Волге из-за ошибки экипажа. Погибли сотни человек
Куклы на полках оказались мepтвыми детьми. Известный краевед годами выкапывал детские тела из мoгил и собирал «коллекцию»
Как в России построили сеть по продаже ceкса с несовершеннолетними и кто из ее влиятельных клиентов избежал ответственности