— Надоела! Проваливай отсюда!
Кастрюля с гречкой всё ещё дымилась на плите, когда Марина выпалила:
Лена замерла с деревянной ложкой в руке.
Сорок лет она готовила на этой кухне — сначала для мужа и сына, потом для внуков, теперь вот для невестки, которая работает допоздна в маркетинговом агентстве.
— Я же просто спросила, не много ли соли, — тихо сказала Лена.
Марина сидела за столом с телефоном, листала что-то в соцсетях, периодически фыркая от смеха.
— А я просила не спрашивать! Сколько раз говорить — не лезь!
Деревянная ложка выскользнула из пальцев, упала на пол.
Лена посмотрела на тонкое золотое кольцо на безымянном пальце — подарок от мужа. Сорок лет она его не снимала. Даже когда руки отекали от жары, даже в больнице умоляла оставить.
— Хорошо, — сказала она и выключила газ.
Лена села на диван в зале, где всё ещё стояли её фотографии с внуками — Машенькой и Димкой.
Вот они лепят вареники на Новый год, вот читают книжку перед сном. А вот более свежая — День знаний, первое сентября. Димка идёт в первый класс, держит её за руку и улыбается широкой улыбкой без передних зубов.
— Бабуля, а расскажешь сказку? — спросила Машенька, заглядывая в комнату.
— Не мешай бабушке, — резко сказала Марина, появляясь в дверях. — Иди делай уроки. И вообще, не привыкай к сказкам — я сама буду читать, когда найду время.
— Но мама...
— Не слушай бабушку. Я сказала — иди.
Машенька виновато посмотрела на Лену и убежала.
Когда это случилось? Когда она стала чужой в собственном доме?
Может, полгода назад, когда Марина с детьми переехала к ней после ссоры с Серёжей. Они с сыном решили "взять паузу" в отношениях, а невестка осталась у свекрови — временно, пока не найдёт жильё.
Но временное как-то незаметно стало постоянным, а дом Лены — территорией Марины.
Сначала невестка попросила не приходить на кухню во время её завтрака — "мне нужна тишина с утра".
Потом — не включать телевизор вечером — "я работаю удалённо, мешает".
Потом — не разговаривать с детьми о школе — "я сама контролирую их учёбу".
— Что я сделала не так? — спросила она у фотографии с мужем на полке.
Александр Петрович смотрел на неё знакомым взглядом, каким провожал на работу и встречал вечером. Но его голоса она не слышала уже пять лет.
Лена достала телефон, нашла номер сына.
— Алло, Серёжа? Ты можешь приехать?
— Мам, я на совещании. Что случилось?
— Марина попросила меня... уйти.
Пауза. Лена слышала, как в трубке шуршат бумаги, кто-то говорит на фоне.
— Мам, вы опять поссорились? Слушай, ну не вмешивайся в её дела, хорошо? Она устаёт на работе, нервная.
— Серёжа, это мой дом.
— Ну и что? Времена изменились. Молодые люди по-другому видят семейные отношения. Надо быть терпимее.
— А как же мне быть терпимее, если меня просят проваливать из собственного дома?
— Мам, не устраивай драму. Марина хорошая девочка, просто у неё сложный характер. Потерпи немного, она привыкнет.
— Полгода терплю.
— Ну мам, а что ты хотела? Ты пожила своё — теперь дай место молодым. Времена другие, не как при Союзе.
— Серёжа...
— Ну ещё немного. Я тороплюсь, перезвоню позже.
Гудки.
Лена положила телефон на колени и посмотрела на свои руки. Шестьдесят три года, тонкие вены, пигментные пятна. Руки, которые меняли памперсы, качали под песенки, учили завязывать шнурки.
Руки, которые теперь мешают.
Она прошла в спальню, достала из шкафа дорожную сумку.
Аккуратно сложила бельё, свитер, запасные туфли. Косметичку с витаминами. Фотографию с мужем. Книгу, которую не успела дочитать.
На кухне что-то зашипело — Марина разогревала ужин в микроволновке.
— Куда это ты собралась? — спросила невестка, заметив сумку.
— К Тамаре. Поживу у неё пока.
— Да брось, не устраивай театр. Я же не всерьёз.
Лена медленно сняла кольцо с пальца.
Золото было тёплым, словно живым. Это кольцо — символ семьи, которую они с Сашей строили сорок лет. Семьи, ради которой он работал, мечтал о внуках. А теперь в этой семье ей говорят "проваливай".
Она положила колечко на кухонный стол, рядом с солонкой.
— Что ты делаешь? — Марина отложила телефон.
— То, что должна была сделать давно.
— Елена Михайловна, ну что за глупости? Из-за пустяка...
— Пустяк?
Лена повернулась к невестке.
— Полгода я слышу, что мешаю. Что не так делаю, не так говорю, не так смотрю на внуков. Полгода жду, когда ты "привыкнешь". А сегодня ты сказала "проваливай". И знаешь что?
Я проваливаю.
— Но кольцо зачем снимать? Это же... это символ семьи.
— Какой семьи? — Лена взяла сумку. — Той, где меня терпят? Или той, где меня любят?
Марина молчала, теребила край полотенца.
— Скажи внукам, что бабушка их очень любит. И что они всегда могут приехать ко мне в гости. Если захотят.
— Елена Михайловна, не надо так...
— Не надо было говорить "проваливай". — Лена подошла к двери. — А теперь поздно.
На улице моросил октябрьский дождь.
Лена шла по знакомым улицам и чувствовала странную лёгкость — словно сняла тяжёлую сумку после долгой дороги.
Рука без кольца казалась непривычно голой, но не пустой.
Свободной.
В кармане зазвонил телефон. Серёжа.
— Мам, Марина рассказала. Что за чушь? Вернись домой, поговорим спокойно.
— Нет, сынок. Спокойно мы говорили полгода. Не получилось.
— Ну не может же быть всё так серьёзно...
— Может. Я устала просить места в собственном доме.
— Мам, ну что ты как маленькая! Где ты будешь жить?
— Найду где. У меня есть подруги, есть знакомые. Есть пенсия и здравый смысл.
— А внуки?
Лена остановилась.
Это было сложнее всего — мысль о Машеньке и Димке. О том, как Машенька каждый вечер просила сказку. Как Димка показывал пятёрки и спрашивал: "Бабуль, я молодец?" О том, что завтра они проснутся, а её уже не будет рядом.
— Внуки — это ваши дети. Моё дело — любить их, а не мешать им расти.
— Мам...
— Серёжа, я тебя очень люблю. И всегда буду любить. Но я не буду унижаться ради того, чтобы остаться в семье. Даже в своей.
Тамара встретила её без удивления — словно ждала.
— Проходи, чай поставлю, — сказала подруга, забирая сумку. — Комната свободная, располагайся.
— Томочка, а что если я неправа? Что если нужно было терпеть?
— Лена, ты помнишь, как мы в школе учили стихи? "Я памятник себе воздвиг нерукотворный"?
— Помню.
— Так вот, памятник — это не из мрамора. Это из того, как к тебе относятся. И если позволяешь топтать себя, то и памятник получается соответствующий.
Лена достала фотографию с мужем, поставила на тумбочку рядом с кроватью.
— Саша бы понял?
— Саша бы гордился, — твёрдо сказала Тамара. — Он женился на сильной женщине, а не на коврике.
За окном стемнело.
Лена легла в чужую постель с чужим запахом стирального порошка и подумала: завтра начнётся новая жизнь. В шестьдесят три года.
Странно и непривычно.
Телефон тихо пикнул — пришло сообщение. От Машеньки: "Бабулечка, а когда я к тебе в гости приеду? Скучаю ❤️"
Лена улыбнулась сквозь подступающие слёзы. Не одиноко.
Потому что рядом лежал мобильный телефон, а в нём — номера людей, которые её уважают.
И на тумбочке стояла фотография мужчины, который сорок лет назад надел ей на палец кольцо. Но не для того, чтобы она терпела унижения, а для того, чтобы была счастлива.
А счастье, как оказалось, иногда начинается с того момента, когда перестаёшь цепляться за того, кто тебя не ценит.
Скажите честно — вы бы сняли кольцо или терпели ради внуков?
Подписывайтесь, если тоже устали объяснять взрослым детям, что уважение не зависит от возраста.