Анна всегда считала, что семейное счастье похоже на фарфоровую чашку — красивое, хрупкое и требующее бережного обращения.
В тридцать лет она уже научилась держать свою жизнь так осторожно, как будто любое неловкое движение могло разбить её на тысячи осколков. Но сегодня, в этот промозглый октябрьский вечер, когда первый снег робко касался окон их квартиры на третьем этаже старого дома, она и не подозревала, что её фарфоровая чашечка уже дала первую, почти незаметную трещину.
Квартира встретила их с Максимом привычным теплом — книги на полках смотрели, как старые друзья, а диплом Вадима в тяжёлой рамке на стене напоминал о том, как они гордились его успехами в университете. Семилетний Максим, сбросив рюкзак прямо у порога, помчался к своим игрушкам, а Анна, поглаживая округлившийся живот, где уже пять месяцев росло их второе счастье, принялась готовить ужин.
— Мама, а почему папа сегодня поздно придёт? — спросил Максим, устраиваясь за кухонным столом с альбомом для рисования.
— У папы важное собрание в университете, солнышко. Преподавателям нужно обсуждать учебные планы, — объяснила Анна, нарезая овощи для салата.
В её голосе звучала привычная гордость за мужа. Вадим Сергеевич — доцент кафедры истории, уважаемый человек, которого студенты называли не иначе, как «наш любимый преподаватель».
Тридцать восемь лет, седина на висках придавала ему солидности, а умение увлекательно рассказывать о прошлом делало его лекции популярными даже среди тех, кто изучал историю не по своей воле. Анна познакомилась с ним на филологическом факультете, когда он читал спецкурс о культуре девятнадцатого века. Тогда она мечтала стать литературным критиком — писать статьи о современной прозе, может быть, даже защитить диссертацию.
Но после рождения Максима всё как-то само собой изменилось — Вадим зарабатывал достаточно, чтобы она могла посвятить себя семье, а материнство оказалось таким всепоглощающим, что другие мечты отступили на второй план, как фотографии в старом альбоме.
— А что такое учебные планы? — не унимался Максим, макая кисточку в стакан с водой.
— Это когда взрослые решают, чему будут учить студентов, — улыбнулась Анна и осторожно провела ладонью по его светлым волосам.
— Как мы с тобой решаем, какие книжки почитать перед сном? — Анна улыбнулась, наблюдая, как сын сосредоточенно выводит на бумаге что-то похожее на дерево.
Около шести Вадим позвонил на домашний, голос привычно тёплый и заботливый:
— Дорогая, я задержусь до девяти. Заседание кафедры затягивается. Как дела у нашей принцессы?
Так он ласково называл малышку в её животе, хотя УЗИ ещё не показало, кто у них будет.
— Всё хорошо, только немного подташнивает. Наверное, переутомилась сегодня, — призналась Анна, прислонившись к холодному боку холодильника.
— Тогда ложись отдохни после ужина. Я приду и сам уложу Максима спать. И не переживай из-за беспорядка в доме — важнее твоё здоровье.
Как всегда заботливый, как всегда понимающий... Анна положила трубку с тёплым чувством благодарности судьбе. Не каждой женщине достаётся такой муж — надёжный, как старый дуб, и нежный, как весенний дождь.
После ужина токсикоз действительно дал о себе знать. Голова закружилась так сильно, что Анна едва успела дойти до спальни и рухнуть на кровать, не раздеваясь.
Максим, понимающий не по годам, принес ей стакан воды, осторожно уселся рядом и погладил по лбу своей маленькой тёплой ладошкой.
— Мама, тебе плохо из-за сестрички в животике? — спросил он с серьёзным видом.
— Немножко, малыш. Но это пройдёт. Когда в семье ждут ребёнка, мама иногда чувствует себя уставшей. Зато потом появляется самое большое счастье на свете.
Максим кивнул, как будто понял всё до конца, и тихонько ушёл играть в свою комнату. А Анна закрыла глаза, слушая, как за окном шумит ветер и как тикают часы на стене — размеренно, успокаивающе, как биение сердца их дома.
Она не помнила, сколько проспала, но разбудил её тонкий, настойчивый писк телефона. Сквозь полудрёму Анна сообразила: звук доносится не от её мобильного, который лежит на тумбочке, а откуда-то из глубины квартиры. Открыв глаза, увидела — за окном уже совсем стемнело, а на часах показывалось семь вечера.
Звук повторился. Анна поняла: это телефон Вадима, который он по своей рассеянности оставил дома на кухне. Обычно он никогда не расставался с мобильным, даже в душ брал с собой — говорил, что студенты могут написать по учёбе в любое время. Но сегодня, видимо, в спешке забыл.
Анна встала с кровати, ощущая лёгкое головокружение, и поплелась на кухню. Телефон лежал рядом с его очками для чтения, экран мигал, сообщая о пропущенном звонке.
И тут она увидела то, что заставило её сердце забиться так быстро, словно она бежала марафон.
На экране горело имя: Светлана Солнышко. Под ним — текст сообщения: «Скучаю по твоим рукам».
— Когда снова будем вместе?
Анна стояла, держа чужой телефон, и чувствовала, как мир вокруг неё начинает медленно, но верно рушиться. Светлана Солнышко... У неё в голове не укладывалось: кто такая Светлана? Почему она пишет её мужу о том, что скучает по его рукам?
Пальцы двигались сами по себе, открывая переписку. То, что она увидела, превратило её мир в осколки разбитого зеркала. Месяцы сообщений — нежных, интимных, полных той страсти, которую она думала, принадлежит только ей...
— Ты моё утро и мой вечер.
— Жду встречи как праздника, ты делаешь меня счастливым.
Анна опустилась на кухонный стул, всё ещё держа телефон дрожащими руками. Каждое сообщение — как удар молотом по её сердцу.
Они встречались в кафе, которое находилось недалеко от университета. Они говорили друг другу слова любви. Они планировали поездки, которые Анна принимала за командировки мужа.
— Мой дорогой профессор, — писала эта Светлана, — после вчерашней ночи я не могу думать ни о чём, кроме тебя. Ты такой страстный, совсем не похожий на скучного преподавателя.
А он отвечал:
— Моя юная богиня, ты возвращаешь мне молодость. Рядом с тобой я чувствую себя не уставшим семьянином, а мужчиной в расцвете сил.
Уставший семьянин...
Анна перечитывала эти слова несколько раз — и каждый раз остро чувствовала, как что-то умирает у неё внутри. Значит, она — со своей беременностью, заботами о доме, бесконечными разговорами о детских болезнях и школьных успехах Максима — она была для него источником усталости. А эта девчонка, которая, судя по стилю сообщений, была лет на десять моложе, дарила ему ощущение молодости и силы.
Анна прокручивала переписку всё дальше в прошлое и с ужасом понимала: это продолжалось не первый месяц.
Ещё когда она только узнала о беременности и делилась с Вадимом радостью будущего отцовства — он уже переписывался с этой Светланой. Когда они вместе выбирали имя для малыша, он назначал свидание другой женщине. Когда она мучилась токсикозом, а он приносил ей чай с лимоном, проявляя показную заботу — он тут же писал своей любовнице о том, как мечтает оказаться в её объятиях.
Самым болезненным было осознание того, насколько искусно он лгал. Все эти задержки на работе, срочные командировки, дополнительные занятия со студентами — всё это было ширмой для встреч со Светланой. А она, наивная, даже гордилась его загруженностью, рассказывала подругам, какой у неё трудолюбивый и ответственный муж...
В переписке были не только нежные слова, но и конкретные планы. Они обсуждали, где и когда встретиться, смеялись над тем, как легко обманывать домашних.
– А твоя жена не подозревает? – писала Светлана.
– Анна слишком занята беременностью и ребенком. Она живет в своем мирке материнства и даже не замечает, что происходит рядом, – отвечал Вадим.
Эти слова резанули больнее всего. Получается, ее материнство, ее забота о семье, её любовь к детям – все это было для него не ценностью, а удобным прикрытием.
Пока она строила их семейный очаг, он использовал её слепую доверчивость для собственных развлечений. Анна посмотрела на часы: было уже половина восьмого. Максим играл в своей комнате, изредка что-то напевая. Её сын. Их сын. Тот самый мальчик, который так гордился папой-профессором, который рассказывал в школе друзьям, какой у него умный отец.
А этот "умный отец" в это самое время, возможно, находился вовсе не на заседании кафедры, а в объятиях 25-летней аспирантки, называвшей его «дорогим профессором». Руки тряслись так сильно, что Анна едва удерживала телефон. В груди нарастала боль, которая была даже не болью, а каким-то космическим ужасом, — пустотой, в которую проваливалось всё, чем она жила последние годы.
Её беременность, которая казалась ей венцом их любви, вдруг превратилась в какое-то нелепое недоразумение. А она сама — в обузу, от которой муж прячется в чужих объятиях.
Последние сообщения были от вчерашнего дня.
– Жду тебя в обычном месте в девять, – писала Светлана. – Соскучилась за целых два дня.
– Буду обязательно, – отвечал Вадим. – Скажу жене, что заседание кафедры.